Шпеер вложил лист в папку и передвинул её Функу.

— Эта часть приказа непосредственного отношения к вам не имеет… — Борман встал и, обойдя стол, остановился за спиной Функа. Он смотрел прямо в лицо Шпееру.

— Но… — Шпеер хотел что-то сказать, но Борман остановил его.

— Я ещё не закончил… В той части, что касается вас, предусмотрено следующее: во-первых — вы должны изъять все военные разработки в области вооружений, химической промышленности и если не будет возможности вывести, то уничтожить. Это особо касается оружия возмездия и уранового вопроса; во-вторых — все патенты должны быть изъяты и при особых обстоятельствах, уничтожены… Это будет контролировать лично рейхсфюрер Гиммлер.

Функ молча прочитал приказ и положил его в папку. Шпеер почувствовал, как его лоб покрывает испарина. Он достал платок и стал прикладывать ко лбу и щекам. Ему вдруг пришёл на память разговор почти десятилетней давности. Тогда они были вчетвером: Геринг, Шахт, Крупп и он сам. Их компания стояла особняком в кабинете у Гитлера после очередного совещания. Они обменивались впечатлениями и были в хорошем настроении. Геринг сказал тогда, а его только что назначили уполномоченным по четырёхлетнему плану перевооружения Германии — «Я за четыре года подготовлю всю экономику страны к войне». Крупп, зная, что Геринг в экономике является величиной весьма незначительной, брезгливо поморщился, но промолчал. «Вы даже не имеете представления, — продолжал Геринг, — как велики те заказы, которые вас ожидают». «И вот всё, что создано за эти десять лет, а отчасти создано и моим трудом, должно вылететь в трубу… или рассыпаться в пух и прах, — его мысли лихорадочно перескакивали с одного объекта на другой, зрительные образы которых моментально возникали у него перед глазами. Некоторым из них была не одна сотня лет. — Чертовщина какая-то!.. Нероновщина!». Шпеер вновь попытался что-то сказать, но Борман жестом остановил его.

— Если у вас будут какие-то предложения, естественно не меняющие суть данного приказа, можете сказать сейчас… Я скоро буду у фюрера.

Читая приказ, Шпеер заметил, что на нём не стоит дата, и не было подписи фюрера. «Значит, приказ ещё не разошёлся исполнителям и можно успеть что-то предпринять. Вряд ли этот индюк доложит фюреру о каких-то предложениях. Надо с кем-то посоветоваться» — подумал он и направился к выходу. Выйдя из приёмной, Шпеер тронул Функа за рукав.

— Скажи, Вальтер! Ты что нибудь понял?… Это что — конец?

Функ, не останавливаясь, пожал плечами.

— Я еду к себе, — и молча направился к выходу.

Шпеер стоял на ступенях рейхсканцелярии и не знал что делать. Впервые за многие годы служения Германии он почувствовал себя бессильным. В его сознании всё ещё не укладывались слова только что услышанные от его же соратника по партии, по тому делу, которому отдано столько лет и сил. В конце концов, вся эта мощь Германии была создана именно на этих заводах и шахтах. Он знал большинство из них, даже маленькие мастерские, которые работали на его ведомство. На многих бывал и не раз. Знал, какое и где делают оружие, боеприпасы, да просто работают на великую Германию. Он вспомнил свой давний разговор с Диеном — президентом берлинского калийного синдиката, — вскоре после начала войны с Россией. «Вы могли бы стать самыми великими людьми Германии, — сказал тогда Диен, — а будете её могильщиками. Никто не в силах покорить Россию из-за её чудовищного пространства. Мне жаль наш народ». «Кажется, ты был прав, старина Август!» — почти вслух произнёс Шпеер и стал медленно спускаться по лестнице, чувствуя под подошвами ботинок осколки кирпича и мрамора.

Перед тем как сесть в машину, он посмотрел на часы. Они показывали без четверти двенадцать по полуночи. Совещание у фюрера было назначено на три часа ночи. «Я должен быть там» — подумал он и тронул водителя за плечо. Работающая машина рванула с места и скрылась в тёмных улицах ночного города.

После того как в середине февраля Гитлер переселился в бомбоубежище, Шпеер лишь однажды был у него на совещании. Сейчас он смутно пытался вспомнить весь путь в убежище, по которому его вёл дежурный офицер СС, но не мог. Мысли его путались, перескакивая от только что услышанного, на обрывки каких-то совещаний у фюрера, собственных приказов и распоряжений. Он пытался выстроить хоть какую-то логическую цепочку из всего того, что может ожидать Германию после этого приказа. «Зачем? Что это даст?… И кому? — никакой логики он в этом не видел. — Да, можно понять русских. Они успели вывести часть оборудования на Урал и далее, в Сибирь. Корпуса взорвали… А нам и вести некуда… Да и не могут же они уничтожить весь народ! Он где-то должен работать. Кормить себя… в конце-концов! Надо обязательно и непременно встретиться сегодня с фюрером, иначе завтра будет поздно». Шпеер прекрасно знал возможности Бормана влиять на фюрера, тем более сейчас, в такой сложной обстановке.

Время до совещания ещё было, и он решил по пути домой завернуть к Феглеру. Альберт Феглер был председателем правления металлургического концерна «Ферайнигте штальверке» и одним из первых, кто в своё время поддержал Гитлера деньгами. Шпееру нравился этот, в общем-то, молодой, но весьма удачливый промышленник. Они часто встречались у Альберта на заводах, спорили, обсуждая те или иные проблемы перевооружения Германии. Но всё это было до войны с Россией. Альберт как-то заметил ему: — «Когда вы воевали на западе, то я подумывал о расширении своих заводов, но когда вы повернули на восток…, понял всю никчёмность своих замыслов. Вы абсолютно лишены чувства риска, а для нас — промышленников, как впрочем, и для военных — это смертельный номер, как в цирке. Вы застраховали себя и весь немецкий народ только чувством страха перед вами, а это ненадёжная страховка. Вы это скоро увидите». Он тогда ответил ему: — «Тот, кто смотрит под ноги, чтобы не упасть, тот и не упадёт, но не увидит, что происходит вдали. Кажется, так говорят на Востоке.»

Они ехали по Унтер-ден-Линден. После нескольких тёплых дней, ветер с Балтики пригнал холодный воздух, и низкие тучи зависли над Берлином. Вероятно, поэтому вот уже вторые сутки не воют сирены воздушной тревоги, а кое-где даже мерцали огоньки, пробиваясь сквозь защитные шторы. Больших разрушений здесь ещё не было, и они довольно быстро добрались до гоночного стадиона. Сделав несколько поворотов, машина въехала в Грюнвальд. Зелень ещё не распустилась и выхватываемые светом фар голые, блестящие от дождя деревья какими-то сказочными существами вставали на пути машины, раскинув могучие ветви, словно руки, пытались преградить им путь. Они ехали на Ваннзее. Именно там селилась вся промышленная и военная элита Германии.

Проехав несколько постов, машина медленно покатилась вдоль вилл, стоявших за высокими кирпичными заборами. Но вот лучи фар скользнули по позеленевшему от времени кирпичу забора и упёрлись в ворота. Это была вилла Шахта. Сам хозяин, Ялмар Шахт, президент Имперского Немецкого банка, вот уже как полгода был арестован по делу 20 июля 1944 года. Они были друзьями ещё с прихода фюрера к власти и сейчас Шпееру стало явно не по себе от сознания того, что в одной камере с Шахтом мог быть и он. Нервная дрожь прокатилась по всему телу. Он нагнулся к водителю.