– Я тебя очень полюбил. Ты джигит и умный человек. Но каждый раз, когда ты приходишь с новой идеей, у меня начинает болеть сердце — ведь нужно давать деньги, так ты уж, пожалуйста, поаккуратней, с подходом. Ну, здоров будь!

Прошло два года и полный новых грандиозных планов Иосиф позвонил Арсену.

– Здравствуй, дорогой! Я с подходом, прими валидол. Есть идея. Жду тебя.

Прошло ещё несколько лет и на только что отремонтированном красивом трёхэтажном здании в одном из Арбатских переулков появилась вывеска: Правление холдинга “Народная обувь”.

Холдинг включал в себя: банк, несколько фабрик и домов обуви.

Народ валом повалил в просторные залы, где их встречал яркий свет и музыка, создавая праздничное настроение. Люди богатые, не очень богатые и совсем не богатые находили здесь всё, что им было по душе и по карману.

Успешную работу холдинга надёжно защищала служба безопасности, которую возглавлял один из его основных акционеров – Арсен.

Каждое утро из своего шикарного особняка, обнесённого высоким кирпичным забором, выезжает на работу главный акционер, генеральный директор холдинга. Ровно в 10.00 его серебристый шестисотый “Мерседес” останавливается у подъезда правления холдинга. Одновременно тормозит следующий за ним джип. Из него быстро выскакивают высокие широкоплечие молодые люди, которые на минуту перекрывают движение пешеходов. Телохранитель услужливо открывает дверцу автомобиля.

Выходя из него, Иосиф каждый раз почему-то вспоминает бабушку: “Вот сейчас поглядела бы она на меня! Жаль, не дожила старушка”.

2004 г.

ПРОСТАЯ ФАМИЛИЯ

Уже несколько месяцев город лихорадили слухи о предстоящем судебном процессе над крупным местным предпринимателем Собакиным, являющимся фактически хозяином всей области. Речь шла о незаконном присвоении собственности, о миллионах мошенническим путём полученных долларов, спрятанных в иностранных банках, о подкупах, заказных убийствах и других тяжких преступлениях. Следователи настаивали на том, что пребывание Собакина на свободе препятствует их работе. Тем не менее прокуратура пошла со скрипом на его арест. Но даже после изоляции Собакина обвинение постепенно продолжало разваливаться: отказывались от своих слов или пропадали свидетели, терялись документы, опровергались очевидные факты. А за несколько недель до начала процесса от адвокатов обвиняемого поступило заявление с просьбой об изменении меры пресечения: освобождении обвиняемого из-под стражи под подписку о невыезде.

Вскоре состоялось судебное заседание по рассмотрению этого заявления. На нём вместе с местными защитниками Собакина появился прибывший из Москвы сам Друян. Имя этого знаменитого адвоката было хорошо известно по всей стране, часто мелькало в прессе и на телевидении и, естественно, не могло не вызвать соответствующего резонанса в провинциальном городе.

Друян выступил последним. Это был впечатляющий старик с огромной пышной седой шевелюрой, с крупными чертами лица, украшенного бородой и усами. Строгий чёрный костюм с жилетом, в кармане которого на массивной золотой цепи покоились старинные карманные часы, а также словно взятое на прокат из музея, пенсне, придавали ему вид шагнувшего из прошлого века маститого адвоката, для которого в мире юриспруденции нет трудностей и нет поражений.

– Я подробно ознакомился с делом господина Собачкина, – начал Друян. “Собакина,” – поправил его кто-то из сидящих рядом.

– Да, Собакина, – поправился Друян, – и должен сказать, что меня поражает вся эта шумиха, поднятая в обществе и прессе. Ведь собственно доказательств вины моего подзащитного просто нет.

Друян говорил долго, красноречиво и убедительно. Зал слушал затаив дыхание. В конце он сказал:

– Итак, подвожу итоги, – Друян выдержал привычную театральную паузу, во время которой снял и протёр белоснежным носовым платком пенсне. – Доказательств вины господина Собакова...

– Собакина, – поправили из зала.

– Разумеется, Собакина у следствия практически нет. Значит, нет и дела. Это, в свою очередь, означает, что не только нет необходимости, но и просто недопустимо содержание его в тюрьме в соответствии с существующими юридическими нормами. Прошу суд удовлетворить просьбу защиты об изменении меры пресечения и освобождении нашего подзащитного из-под стражи под подписку о невыезде.

Друян снял пенсне. Бросил победный взгляд в зал и величественно сел.

— Ну, теперь-то его наверняка выпустят, – перешептывались в зале. – Этот адвокат не чета нашим. Сразу видно класс!

— Объявляется перерыв. Суд удаляется на совещание, – объявил председательствующий. В комнате для совещаний судья и заседатели уселись на свои привычные места. Судья снял мантию и пиджак. День был летним и жарким. Заседатель — молодой мужчина лет 35-ти слесарь-инструментальщик и одновременно студент-заочник юридического института -- жадно выпил стакан минеральной воды, вытер потный лоб и сказал:

– Друян, конечно, голова! Адвокат люкс! Как логичен, как последователен! Лично меня он убедил. Держать Собакина под стражей при столь слабом обвинении?.. Может быть даже не стоило делать перерыв, а сразу объявить о согласии на изменение меры пресечения? Как ваше мнение, Маргарита Павловна?

Второй заседатель, грузная дама, больше других страдающая от жары, согласно кивнула головой. Видя, что судья никак не реагирует на его слова, заседатель вкрадчиво спросил:

– А, как ваше мнение, Леонид Леонидович?

– У Собакина столько денег, что он мог бы пригласить самого Плевако, будь тот сейчас жив, чтобы доказать, что чёрное — это белое. Что касается Генриха Станиславовича, то он безусловно один из лучших наших адвокатов. Я наслышан о процессах с его участием, очень его уважаю. Однако считаю нужным в просьбе защиты отказать.

– Как! Почему?

На судью устремились с удивлением две пары глаз.

– Сегодняшнее выступление Друяна оказало плохую службу Собакину. Если до него я колебался, и даже скорее склонялся к удовлетворению просьбы защиты, то после него понял, что делать этого нельзя.

– Леонид Леонидович! Мы вас не понимаем. Выступление Друяна было просто замечательным. Что вы в нём нашли такого?

– Вы слушали его внимательно?

– Конечно! И всё, что в нём было – в пользу Собакина, – почти хором ответили заседатели.

– А сколько раз он исказил фамилию Собакина?

– Кажется, раза два. Это так существенно?

– Он искажал фамилию много раз.

– Ну и что?

– Это не старческий склероз у Друяна. Разве можно не запомнить достаточно простую фамилию, которая упоминается в деле многие десятки раз. Конечно, нет. Вывод может быть только один: Друян подробно дела не изучал. Либо ознакомился с ним со слов других, либо, в лучшем случае, его перелистал. Его сегодняшнее выступление — это своеобразная форма давления на суд, давления именем, авторитетом. Раз защите потребовалось оказать такое давление, значит не всё так гладко, как им хотелось бы, значит, у них есть опасения, сомнения и для подстраховки им нужен был свадебный генерал, роль которого сыграл Друян. Изучи он дело достаточно скрупулезно, возможно, он был бы настроен по-другому. Меня в этом деле волнует отказ многих свидетелей от данных ранее показаний, несомненно, под нажимом со стороны подследственного, и другие факты, ослабляющие результаты следствия. Если мы его сейчас выпустим, нажим ещё больше усилится. Поэтому моё решение будет таково: “Обвиняемому Собакину в изменении меры пресечения отказать. Начало судебного разбирательства отложить. Дело вернуть на доследование”.

2000 г.

ПРОКЛЯТИЕ

– Мама! Перестань пить! Мы же не на именинах, а на поминках! – молодая женщина попыталась отобрать у матери рюмку. Та резко отвела руку дочери.