— Как могла ты принять такие условия от моего имени? — возмущенно произнес он.

— Но это большая честь! Это предложение продиктовано любовью королевы ко мне. Ты должен быть благодарен.

— Благодарен за возможность снова поступить к кому-то в ученики? Меня только что приняли в Торговую Гильдию!

— Я уверена, что тебя не сделают учеником, — начала было я, но испуганно умолкла, потому что он яростно затряс головой.

— Ты, кажется, не понимаешь. Тебе не понять, как много значит для нас с отцом то, что у нас есть собственная лавка, что нам удалось чего-то добиться. Мой отец трудился всю жизнь, чтобы у меня уже никогда не было хозяина.

Я была так ослеплена величием придворной жизни, что мне казалось непостижимым то, что кто-то способен от нее отказаться. Как же я была слепа, если не видела, что самодостаточность Маркуса, качество, которое изначально меня к нему привлекло, также станет гарантией того, что он ни за что не последует за мной на королевскую службу. Я не понимала, что небогатый человек способен быть гордым. Маркус всегда был таким добрым и уступчивым, и я не ожидала, что он проявит такое упрямство в самый важный для меня момент. Но он не желал подчиняться чужой воле, даже если это была воля людей, действовавших, как им казалось, из наилучших побуждений.

Мне все еще казалось, что я смогу его уговорить, и поэтому я предприняла еще одну попытку.

—  Жизнь здесь будет легкой. Ты же сам говорил мне, что каждый месяц не знаешь, сколько тебе удастся заработать денег. В замке такой неопределенности не будет. Я уверена, что королева позаботится о том, чтобы тебе платили хорошо.

—  О да, моя жизнь будет комфортной, — отозвался Маркус. — Но долго ли?

—  Королева постоянна в своих привязанностях. Как только ты себя зарекомендуешь...

—  Я не об этом, — перебил меня Маркус, быстро оглядевшись, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает. — Может, королева и защищает своих любимцев, но кто знает, как долго ей будут повиноваться?

Его заявление меня шокировало. Я слышала, что людей бросают в тюрьму за то, что они публично подрывают авторитет короля.

— Нельзя такое говорить, — зашипела я.

—  Я такой не один, — пожал плечами Маркус. — Пока брат короля претендует на корону, престол будет в опасности.

Принц Бауэн. Мне было нетрудно представить себе, как фермеры наподобие моего отца гордо пересказывают друг другу легенды о достижениях Бауэна, с кислым видом отмахиваясь от перспективы увидеть на троне женщину.

—  Скорее всего, все эти жалобы так ничем и не закончатся, — поспешил заверить меня Маркус. — И теперь, когда королева доказала, что не бесплодна, она может еще родить и сына. Но ты должна понимать, что жизнь при дворе не является гарантией процветания и безопасности. Я предпочитаю самостоятельно нести ответственность за свою судьбу.

Этот девиз вполне мог быть и моим собственным. Я не могла обижаться на Маркуса за то, что он стремится к тому же, что и я.

—  Значит, договорились, — произнес Маркус, принимая мое молчание за согласие.

Он улыбнулся и с облегчением вздохнул, а мое сердце болезненно сжалось. Он верил в меня безоговорочно. И незаслуженно.

—  Ты должна поскорее прийти к нам на ужин, — оживленным голосом продолжал он, — чтобы мы могли вместе сообщить моим родителям. Как ты думаешь, когда тебя отпустят в город на вечерок?

—  Ты не сообщил родителям о нашей помолвке? — удивленно спросила я.

— Нет... еще нет.

Эта запинка его выдала. Было что-то еще, о чем он боялся мне рассказать. Я вперила в него свой самый строгий взгляд, и он принялся тереть ладонями щеки, а потом затылок. Он часто прибегал к этому жесту, когда пытался собраться с мыслями.

— Ты помнишь тот день в лесу?

Я покраснела от одной мысли о нем. Как я могла это забыть? Но Маркус и не думал присоединяться ко мне в этих заговорщических воспоминаниях. Он продолжал торопливо говорить:

— Я сказал тебе, что та дорога ведет на сыромятню. У кожевенника есть дочь, его единственный ребенок. Несколько лет назад они с моим отцом договорились заключить союз...

Но и тут я еще ничего не поняла.

— Деловой договор? — спросила я.

—  Вроде того, — ответил он, опуская глаза. — Условием договора было то, что их дети вступят в брак.

—  Ты обручен с другой девушкой? — потрясенно пробормотала я.

—  Никакого контракта мы не заключали, — возразил Маркус. — Поэтому я никогда об этом не говорил. Я боялся, что ты меня неправильно поймешь. Формально Эстер и ее отец не имеют на меня никаких прав.

— Эстер? Значит, ты с ней знаком?

—  Я видел ее несколько раз. Но у меня нет к ней никаких чувств, клянусь тебе.

Он обнял меня одной рукой за талию и попытался привлечь к себе. Из-за угла появилась группа служанок, грохочущих горшками и метлами, и мы застыли на месте. Маркус ищущим взглядом смотрел мне в глаза. Я находилась в состоянии какой-то странной рассеянности и смотрела куда-то вдаль. Но как только женщины прошли мимо, я наклонилась вперед и уткнулась лицом в изгиб его плеча. Как легко было прильнуть к его крепкому телу, почувствовать прикосновение его пальцев к своему затылку и позволить им изгнать прочь все мысли, погрузившись в ощущения.

Маркус говорил очень тихо, и оборка моего чепца подрагивала в такт его дыханию.

—  Как только отец увидит нас вместе, почувствует, как мы счастливы, он все поймет.

Это могло бы стать моим навсегда, — говорила я себе. — Я могла бы всегда находиться в этих объятиях и наслаждаться добротой этого мужчины, который никогда меня не обидит и не допустит, чтобы это сделал кто-то другой.

— Я люблю тебя, Элиза, — говорил он, лаская мой рот своими губами. — Никогда не сомневайся в моей любви к тебе.

Я в нем не сомневалась. Я сомневалась в себе, но эти сомнения так и остались невысказанными.

Все еще ощущая на губах поцелуи Маркуса, я нашла себе убежище в замковой часовне. Она была на удивление простой, особенно учитывая царственную обстановку всех остальных помещений замка. Но в моих глазах скромность этой комнаты лишь повышала степень ее святости. С одной стороны алтаря стояла статуя Девы Марии, а на стене за ним висел золотой крест. Но в остальном здесь не было и следа всевозможных ювелирных украшений, присущих королевским церквям. Когда солнечный свет струился в узкие высокие окна, крест как будто вспыхивал огнем и оживал. Казалось, сам Бог протянул к нему руки, чтобы благословить нас всех. Я опустилась на колени перед алтарем, моля Всевышнего наставить меня на правильный путь. Я могла остаться в замке и продолжать служить королеве Ленор. Я также могла стать женой Маркуса. Я не могла совместить эти роли. Какой бы путь я ни избрала, это бы причинило боль кому-то, кого я любила. В глубине души я понимала, что ответ должен прийти изнутри. Я слабо верила в знаки свыше. Но я ошибалась.

На следующий день замок сотрясла ужасающая весть, положившая начало череде событий, которые помогли мне сделать свой выбор. С потемневшими от горя глазами король сообщил нам о том, что его кузен, лорд Стеффон, мертв. Примчавшийся в замок посыльный сообщил о несчастном случае, который произошел во время охоты, за горами, где лорд гостил в семье своей сестры. Случайная стрела и мгновенная смерть. Лорд Стеффон и король вместе росли, и их связывала дружба, скорее напоминавшая братские отношения. Утрата самого близкого друга была мучительна и сама по себе, но короля Ранолфа привело в неистовство то, что эта смерть не была случайной. На самом деле это был предательский удар ему самому и его власти. Он поклялся не только оплакать лорда Стеффона, но и отомстить за него.

Глубоко под фундаментом замка находилось подземелье, в которое вел ход, оканчивавшийся тяжелой железной дверью возле конюшен. Об этом месте рассказывали как о безотрадном и смрадном узилище, и стражники, менявшиеся у входа в подземелье, недовольно ворчали, когда подходила их очередь. Никто не хотел по доброй воле входить в такое место. Однажды я случайно проходила мимо, когда дверь была отворена, и все^ что я увидела, — это несколько грубых каменных ступеней, ведущих вниз, в полный мрак. Именно в эту темницу и уволокли троих воинов, сопровождавших лорда Стеффона на охоте. Их руки были крепко связаны за спиной, лица искажены ужасом, а ноги подкашивались.