— Что ты сказал? — прошипела я.

— Я только заметил, что и без таких, как ты, разберусь, как мне управлять лошадью.

Как будто стремясь разозлить меня еще сильнее, он сильно хлестнул бедное животное по спине, хотя оно могло пройти лишь несколько шагов.

— Придержи язык! — закричала я. — Королева узнает о твоей наглости!

Окружающие дружно обернулись, чтобы понаблюдать за разворачивающейся сценой, а Хорик уставился на меня с напускным испугом на лице. Моя несдержанность сделала его хозяином положения, и я поспешила уйти, пока ситуация не успела обостриться. Мое мрачное настроение только усугубилось, пока я шла по улицам Сент-Элсипа. Город, который всего несколько лет назад произвел на меня такое впечатление, теперь казался моим усталым глазам обшарпанным и захолустным. Это было место, жителей которого устраивала жизнь в полном невежестве, и они радостно праздновали смерть невинных людей.

Я толкнула дверь в мастерскую Ханнольта и увидела Маркуса. Он сидел в углу комнаты за простым деревянным письменным столом, на котором лежала раскрытая бухгалтерская книга. На мгновение я воочию увидела его в среднем возрасте. Он с довольным видом сидел в этой же комнате и что-то писал в книге за этим же столом. Он удивленно вскинул голову, но его лицо тут же озарила радость.

— Элиза! Что привело тебя в город? Казнь?

— Нет, — резко ответила я. — Я пришла поговорить с тобой.

Мой тон его, похоже, озадачил. Он встал из-за стола, вопросительно глядя на меня, и кивнул на дверь. Из-за портьеры, за которой находилась жилая часть мастерской, доносились приглушенные голоса его родителей. Вслед за Маркусом я вышла на улицу. За все то время, которое мы встречались, мы почти никогда не оставались наедине. И разговор, которому предстояло изменить наши жизни, тоже состоялся в присутствии десятков спешащих домой горожан.

Он хотел взять меня за руки, но я отстранилась, зная, что его прикосновение ослабит мою решимость.

— Маркус, я не могу покинуть королеву.

—  Я думал, что ясно дал тебе понять, — скорее озадаченно, чем сердито отозвался он. — Я не создан для жизни среди знати.

— Откуда ты это знаешь, если ты даже не попытался?

Лицо Маркуса окаменело.

—  Ты думаешь, что я не замечал, как насмешливо поглядывали на мою одежду твои подружки-служанки? Да они даже окликали меня не по имени, а «эй, башмачник». Я не обращал внимания на все эти оскорбления, потому что их мнение не имеет значения. Но оно не могло бы меня не задевать, если бы я переселился в замок. Мне пришлось бы подобострастничать перед жеманными придворными, которых интересуют только сплетни да кто за каким столом сидит.

—  Они не все такие... — попыталась объяснить я, но Маркус меня как будто не слышал.

—  Я слишком хорошо вижу, чем все это закончится, Элиза. У меня нет способностей к низкопоклонству и лизоблюдству. Я никогда не стану там своим, и ты это знаешь.

Я вспомнила зимние вечера, которые мы проводили в Нижнем Зале. Эти унылые часы, когда я впервые посмотрела на Маркуса глазами других слуг, когда восприятие других заставило меня сомневаться в своих чувствах. Могла ли я поклясться, что снова не стану жертвой собственных предательских мыслей?

— Ты как-то сказала мне, что тебе нет дела до ремесла твоего будущего супруга, главное, чтобы он был добрым. Ты это помнишь? — спросил он.

Я кивнула. Я помнила все, что происходило в тот вечер, когда одного поцелуя Маркуса было достаточно, чтобы вызвать у меня дрожь наслаждения.

—  Это была ложь? Удовольствуешься ли ты положением жены башмачника?

После всего, что дал мне Маркус, я была обязана ответить ему правдой.

— Нет, если это означает необходимость отречься от своего долга перед королевской семьей.

Маркус опустил глаза и отвернулся, но я увидела, что он едва сдерживает слезы. Он ссутулился и скрестил руки на животе, как будто защищаясь от повторных ударов.

—  Прошу тебя, подумай еще над предложением королевы, — взмолилась я. — Может, со временем ты привыкнешь к придворной жизни.

—  Нет, Элиза, не смогу, — с горечью в голосе ответил он. — Так, как привыкла ты, мне никогда не привыкнуть.

—  Я бы никогда не стала тебя об этом просить, если бы у меня был выбор, — произнесла я. — Роза, королева, леди Флора — они все от меня зависят.

За все время знакомства с Маркусом я избегала говорить о Мил- лисент и опасности, не позволяющей мне покинуть замок. Он был чрезвычайно практичен и терпеть не мог всяких суеверий или сказок о магии. Я еще могла ему все рассказать, но когда он презрительно фыркнул, я поняла, что он мне не поверит.

—  Да, мне совершенно очевидно, что все эти утонченные придворные дамы держат тебя мертвой хваткой, — пробормотал он. — Но я должен спросить тебя в последний раз. Скажи, Элиза, ты выйдешь за меня замуж? За такого, какой я есть?

— Я тебя люблю, — тихо ответила я.

Мне было очень важно, чтобы он знал хотя бы это.

—  Но недостаточно. — Он судорожно вздохнул. — Ради тебя я готов пожертвовать чем угодно, ты это знаешь? Я готов отказаться от всего, ради чего работал мой отец. Но я не женюсь на женщине, которая считает, что я ее недостоин.

— Я ничего подобного не говорила... — начала я, надеясь своими уговорами оттянуть неизбежный финал, но он оборвал меня, горестно покачав головой.

— Не лги мне хотя бы сейчас.

Его неброское благородство придало мне сил, и я в упор взглянула на Маркуса. Вот темные глаза, которые смотрели на меня с такой нежностью, рот, который жадно и страстно впивался в мои губы, взъерошенные волосы, в которые я запускала пальцы, когда он скользил ладонями по изгибам моего тела. Этот мужчина, которого я так хорошо знала, от меня ускользал, скрываясь в суровую защитную оболочку. До этого момента я не понимала, какой драгоценный дар он мне предлагал. Такие мужчины, как Маркус, любят глубоко и по-настоящему, и если они отдают кому-то свое сердце, то раз и навсегда. Моя грудь разрывалась от боли за него и за себя.

—  Может, еще не все потеряно, — взмолилась я. — Если бы ты мог подождать год или два, пока принцесса немного подрастет...

— Нет, Элиза. Я не буду твоим запасным вариантом.

А потом не было ни последнего прикосновения, ни прощального объятия. Маркус отвернулся от меня и скрылся в мастерской, плотно закрыв за собой дверь. Опустошенная горем, я спотыкаясь брела прочь от человека, которого любила всей душой. Я до сих пор не понимаю, как мне удалось вернуться в замок, потому что дороги я не видела из-за слепивших меня слез.

Когда я вернулась в королевские покои, леди Уинтермейл сообщила мне, что королева Ленор в часовне, молится за души казненных солдат, но меня хотела видеть миссис Тьюкс. Я надеялась, что мне удастся побыть наедине со своим горем, хотя, наверное, было даже лучше, что меня тут же закрутил водоворот замковой жизни. Меня воспитали в убеждении, что способность к беспрерывному тяжелому труду — это добродетель. В моем понимании только у ленивых и глупых было время горевать над утраченной любовью.

Когда я постучала в дверь миссис Тьюкс и, услышав приглашение войти, переступила порог ее комнаты, она встретила меня с более подавленным видом, чем обычно. На мгновение я успела решить, что ей известно, какая беда меня постигла. Это, разумеется, было невозможно, но миссис Тьюкс обладала непостижимой способностью следить за поворотами и подробностями личной жизни слуг. Я бы ничуть не удивилась, если бы она призналась в том, что умеет читать мысли.

—  Мы уже давно с тобой не беседовали, — заметила она с озабоченной улыбкой. — У тебя все хорошо?

Такой простой вопрос, но как сложно было на него ответить. Я кивнула.

—  Мне рассказали о неприятном происшествии. В общем-то, мелочь, но это касается тебя, и чтобы успокоиться, мне необходимо установить истинное положение дел. Мистер Ганген поговорил со мной несколько часов назад от имени одного из конюхов.

— Хорик? — догадалась я.