—  Элиза, мне было очень трудно скрывать ото всех истинный характер наших отношений. Он ценит мое мнение и разговаривает со мной, как с женщиной своего собственного сословия, то есть с большим уважением. Он обращает внимание на все, что я говорю, как будто любое, даже самое незначительное мое высказывание, является драгоценным. — Она перешла на шепот. — Он говорит, что обожает меня.

Это потрясло меня до глубины души. Одно дело позволить себе легкий флирт и совсем другое — возбудить страсть высокопоставленного джентльмена. В этом крылась настоящая опасность. Если Петра и в самом деле вскружила голову Дориану, отвергнув его ухаживания, она могла потерять работу в замке. Если бы она уступила его домогательствам, это означало бы конец ее с таким трудом заработанной репутации чистой и добродетельной девушки, а только такая репутация гарантировала ей успешное замужество.

— Что ты будешь делать? — спросила я.

Петра медленно покачала головой.

—  Я не знаю. Я завидую тебе, Элиза. Ничто не мешает тебе выйти замуж за Маркуса. Что касается нас с Дорианом, то счастливого исхода для нас я не вижу.

Я тоже его не видела.

— Что бы ни случилось, ты должна хранить верность самой себе, — с напором произнесла я.

Когда она кивнула, я решила, что она понимает, как важно для нее сохранить добродетель.

И только через несколько дней я узнала, что она истолковала мои слова совершенно превратно.

Я направлялась в Северную башню, где меня ожидала Флора. Приближалась весна, и она начала готовить семена к весенним посевам. Это была утомительная и монотонная работа, которой, по моему мнению, надлежало заниматься садовникам, а не целителям. Несмотря на все мое первоначальное смятение, пока что Флора научила меня готовить только те снадобья, которые были известны любой толковой сельской повитухе. Я привыкла к тому, что в это крыло не заходит никто, кроме меня, и с удивлением услышала голоса, доносившиеся с верхней площадки лестницы, проходившей строго через центр башни. Неужели Флора поднялась на третий этаж? С кем она может там разговаривать? — спрашивала себя я.

Я бесшумно поднималась по лестнице. Ощущение грозящей мне опасности не позволило мне подать голос и тем самым обнаружить свое присутствие. К тому времени, как я оказалась наверху, голоса стихли. Передо мной виднелась просторная арка входа в обшитый деревянными панелями зал. До меня донесся какой-то шорох. Любопытство взяло верх над осторожностью, и я на цыпочках двинулась вперед. Прижав ладонь к дверному косяку, я заглянула в комнату.

Хотя лицо Петры было прижато к плечу Дориана, я мгновенно узнала ее серебристо-белокурые волосы, выбившиеся из-под белого чепца. Ее спина была прижата к колонне в центре зала, а руки крепко обвили талию мужчины. Одной рукой Дориан обнимал ее затылок, а второй скользил вверх по ее ноге, успев поднять юбку до середины бедра. Чулок уже сполз и сморщился вокруг лодыжки Петры, которая тихонько постанывала, но оставалась неподвижна, как статуи, украшавшие коридоры Северной башни.

Несмотря на весь охвативший меня ужас, я обнаружила, что не в силах отвести глаза от этой сцены. Это не было похоже на неуклюжую и шумную возню, которой любили предаваться пажи и служанки, уединяясь в конюшне или в одной из кладовых. Пальцы Дориана ласкали внутреннюю часть бедра Петры, дразня ее своей близостью к ее самым интимным уголкам. Она прижималась к нему всем телом, позволяя ему двигаться дальше, но его рука никуда не спешила. Он наклонил и слегка повернул голову, чтобы прикусить мочку ее уха. Неожиданно его лицо оказалось обращено в сторону двери.

У меня оборвалось все внутри. На мгновение Дориан застыл. Я напряглась, готовая сорваться с места и убежать, а его губы изогнулись в насмешливой улыбке. Он медленно и нежно начал целовать щеку и шею Петры, которая что-то зашептала от наслаждения. Продолжая наблюдать за мной, он приподнял ее юбку еще выше. Петра не сопротивлялась. Более того, она прижалась к нему еще теснее. Я не могла от них отвернуться. Меня охватило желание, и я представляла себе, что мужские пальцы скользят по моему телу, полностью отдавшемуся ласкам моего любовника. Дориан все это видел: мою зависть, мой стыд, мое желание. Этого я так никогда и не смогла простить ни ему, ни себе.

Звук голоса Петры вывел меня из состояния зачарованного замешательства. Я бросилась бежать в то самое мгновение, когда она прошептала Дориану, что любит его. Он повторил ее признание достаточно громко и уверенно для того, чтобы я его услышала.

Некоторое время спустя, в один из хмурых и унылых февральских дней, к королеве Ленор явился гость. Правда, он не оправдал надежд фрейлин королевы на то, что им удастся хоть немного развлечься, потому что оказался странствующим жестянщиком, переходящим из селения в селение и ремонтирующим кастрюли и сковородки. Низко поклонившись собравшимся дамам, он сообщил, что ему заплатили за то, что он доставит письмо и лично передаст его королеве. Осмотрев чистый лист бумаги, которым было обернуто послание, королева поинтересовалась:

— Кто тебя послал?

Жестянщик покачал головой.

— Письмо мне дала одна женщина из Грейсгейта. Это было позавчера, и она сказала, что ей оно досталось от другого жестянщика.

Торговцы часто доставляли письма за небольшую оплату. Мало кто располагал средствами, чтобы нанимать посыльных.

Королева Ленор нахмурилась и вскрыла верхний лист. Но ее настороженность сменилась восторгом, как только она увидела почерк внутри.

— Это от Ислы.

Она поручила леди Уинтермейл заплатить жестянщику две золотые монеты за его труды и с улыбкой на лице углубилась в чтение.

Чтобы скрыть раздражение, я занялась тем, что освободила одну из ваз от увядших цветов. Мне так и не удалось заменить королеве Ислу. Они вместе росли, делясь секретами, которые мне не суждено было узнать. Но даже понимая всю неуместность своих чувств, я никак не могла от них освободиться. Мне хотелось знать, не сожалеет ли Исла о том, что предпочла любовь мужчины любви своей госпожи. С тех пор как принц Бауэн впал в немилость у короля, прислуживание ему и его свите трудно было назвать честью. Мы слышали, что он и его люди отправились в чужеземные страны наемными солдатами.

— Элиза! — воскликнула королева Ленор.

Я попыталась изобразить на лице заинтересованность. Оказалось, что фрейлины тем временем сгрудились в другом конце комнаты, где леди Уинтермейл отчитывала одну из них за неподобающе глубокий вырез платья.

—  Принц Бауэн женился, — сообщила мне королева, пробегая глазами страницу.

Я подошла ближе и бросила взгляд на письмо. Этого оказалось достаточно, чтобы увидеть, что оно написано на родном языке королевы Ленор, а следовательно, недоступно моему пониманию.

—  Угадай, кого он взял в жены! — продолжала королева. — Яну де-Роли.

Выходило так, что Бауэн породнился с печально известной семьей, которая мутила воду с момента рождения Розы. Насколько мне было известно, их претензии на трон были задушены на корню, как только король Ранолф объявил дочь своей наследницей. Почему же сообщение об этом союзе вызвало у меня такую глубокую тревогу?

—  Странный выбор супруги для человека его положения, — заметила королева Ленор. — Может, де-Роли и правят своими землями, как короли, но это совсем небольшая территория, да и состояние у них намного меньше, чем у принца.

—  Вряд ли кто-то вышел бы за принца Бауэна по любви, — проронила я и тут же пожалела о своем язвительном тоне.

Я никогда не рассказывала королеве о том, как он на меня напал. Но моя явная антипатия ее, похоже, не удивила.

— Скорее всего, — сухо отозвалась королева, — эта женщина от него забеременела, и ее отец заставил его жениться, приставив меч к горлу.

Я вспомнила, как принц Бауэн задирал мне юбки, заявляя, что я буду делать все, что он мне прикажет. Я не забыла и ненависть на его лице в день Королевской Ассамблеи. Мне трудно было убедить себя в том, что этот союз не является частью какого-то крупного плана. Судя по обеспокоенному лицу королевы Ленор, она считала так же.