Коробка накренилась, и по ее дну прокатилось что-то металлическое. Чейз взял это в руку. Крошечный ободок на его широкой мозолистой ладони. Плетеное серебро, держащее черный камешек, темный, как глаза Чейза.

Обручальное кольцо его матери.

— Может, тебе стоило бы поменять твое на это, — предложил он. Его голос прозвучал слегка натянуто. Он слишком сильно старался говорить небрежно.

Я хватала ртом воздух, но в горле образовался комок, который я не могла сглотнуть. Я нервно крутила кольцо, которое он украл для меня на ферме Лофтонов. Я носила его как прикрытие: существовали Статьи о незамужних девушках, которых заставали наедине с мужчинами. МН называла это неприличным поведением. Скандальным. Как использование лака для ногтей, краски для волос и других контрабандных вещей, которые Вторая статья именовала аморальными. Но если я надену обручальное кольцо матери Чейза, это будет не просто для моей безопасности. Это будет и по другим причинам.

В одно мгновение на меня обрушились два воспоминания. Одно: образ, как целовались мама и папа Чейза. Я была достаточно мала, чтобы с криками убежать, и достаточно взрослой, чтобы задаваться вопросом, что это такое.

Другое: как я стояла в очереди в ломбарде, чтобы заложить обручальное кольцо мамы.

Мы оба потеряли семьи. И точно так же сами можем погибнуть в любой момент. Наше время уже было заимствованным. Что, если его поймают? Казнят? Что, если он просто исчезнет?

Я встала, глядя куда угодно, но не на него. Ладонью я с силой растерла давление в груди.

— Не то чтобы это что-то значило по-настоящему. — Он почесал голову и сухо посмеялся, но его глаза были темными и задумчивыми.

Моя рука повисла.

— Не по-настоящему?

Он пожал плечами с наигранной беззаботностью.

— Мы даже не полноправные граждане. У моих родителей было не так. Я просто говорю, что это будет не по-настоящему, и все. — Он снова посмеялся. — Забудь, что я что-то сказал.

Но я не хотела забывать. Меня охватила глубокая ноющая боль, желание чего-то большего. Будущего с ним, будущего, которое мерцало вдалеке, как мираж.

Я остановила его, когда он собирался сунуть кольцо в карман. Меня не заботило, считала ли меня МН полноправным гражданином и признавала ли наши отношения. Сейчас мы принадлежали друг другу, и значение имело только то, что мы знали это.

Я потянулась у его кулаку, сжатому поверх кольца его матери, и поднесла его пальцы к губам. Затем я нежно поцеловала внутреннюю сторону его запястья. Темп его дыхания изменился — ускорился.

— А это — по-настоящему?

Он кивнул.

— Тогда какая разница, кто что говорит?

На его лице появилась теплая улыбка облегчения.

— Однажды, — пообещал он.

Однако вместо того чтобы продолжить, выражение его лица посерьезнело и он положил кольцо в карман. На мгновение я почувствовала себя униженной, но затем увидела, что его взгляд сосредоточен на чем-то за моей спиной.

— У нас гости, — тихо сказал он.

Я обернулась к окну и пригнулась, заметив темную фигуру. Кто-то только что вошел? Или они были внутри все это время?

— Шон? — прошептала я.

— Слишком маленькая.

— Слишком маленькая для мужчины? — уточнила я. Чейз не ответил.

Мое сердце было готово выпрыгнуть из груди. В тот миг я поверила, что она там. Я чувствовала ее, всего в нескольких футах от себя. Через несколько секунд я снова обрету ее.

— Мы идем.

Он не смог сказать "нет", потому что сейчас ему тоже надо было узнать.

— Я могу вскрыть замок на задней двери, — сказал он.

— Меня не волнует, даже если ты бросишь камень в чертово окно, — сказала я, несмотря на то что Чейз шикнул на меня. — Я иду в дом прямо сейчас.

Он положил ладонь на мою руку, желая успокоить, и я заставила себя сделать глубокий вдох.

Мы выскользнули на задний дворик. Чейз запирал дверь, в то время как я подпрыгивала на месте. Он не стал тратить время на прощание. Это всего лишь дом. "Всего лишь место" — так он сказал.

Мы вышли через боковую калитку и как можно тише прокрались по лужайке, разделяющей два наших дома. Стараясь не попадать в лунный свет и ступать с пятки на носок, чтобы издавать как можно меньше шума, мы проскользнули вдоль дома, пересекли мой задний дворик и остановились на ступеньке, которая вела в кухню.

Мой дом. Мы дома. Всё, всё будет хорошо. В моих глазах стояли слезы. Тело дрожало и было готово обнять ее и сжимать, пока не затрещат ребра. Мы заберем ее в машину. Ей нельзя здесь оставаться и заниматься этим. Мы заберем ее в Чикаго. А потом, выяснив, как освободить Ребекку, мы все отправимся в убежище.

Чейз начал ковырять ножом замок на задней двери, который через несколько мучительно долгих секунд, щелкнув, открылся. Чейз поднял оружие. Мне захотелось сказать ему опустить пистолет: он же не хотел случайно выстрелить в нее после всего, через что она прошла.

Чейз двинулся внутрь.

Несмотря на бурлящее внутри возбуждение, торопливые шаги по ковру заставили меня насторожиться, и мое тело, за последние недели привыкшее реагировать с осмотрительностью, напряглось.

Я услышала, как мужской голос испуганно прошептал:

— Солдаты!

Из-за кухни послышался шорох ног по ковру.

Я побежала в ту сторону, похолодев при мысли о том, что обитатели дома попытаются уйти через парадный вход и наткнутся прямо на проезжающий патрульный автомобиль. Я резко дернулась в сторону, огибая место, где должен был стоять кухонный стол, и поскользнулась, слишком быстро заворачивая за угол.

Чейз шел следом. Он схватился за мое плечо и толкнул меня к стене, прижав к ней. В следующий миг мое сердце вновь застучало, его ритм отдавался у меня в ушах.

— Здесь нет солдат, — крикнул Чейз достаточно громко, чтобы его услышали в соседней комнате. Мы ждали за стеной, отделявшей кухню от гостиной и передней части дома.

Торопливые шаги — и тишина.

— Мы не причиним вам вреда! — сказала я, сопротивляясь усилившейся хватке Чейза. — Не выходите через переднюю дверь! Улицу патрулируют.

Тишина.

— Я не солдат, — повторил Чейз. — Это просто прикрытие.

— Ага, точно! — ответил мужской голос. — С чего я должен тебе верить?

— Я кладу пистолет, — сказал Чейз. Он предупреждающе посмотрел на меня, перед тем как отпустить, и потом, к моему удивлению, опустился на колени и прислонил оружие к моей ноге. Я подняла его, но держала стволом вниз.

— Я свой не положу! — заявил мужчина.

— Мы оба знаем, что у тебя его нет, — хладнокровно заметил Чейз.

— Мы ищем женщину, Лори Уиттмен, — сказала я. — Это все. Мы не хотим неприятностей, мы просто хотим с ней поговорить.

— Она здесь, — произнес женский голос. — Я Лори Уиттмен.

У меня скрутило живот. Нет, нет, нет, нет, нет. Это не был голос моей мамы.

— Я выхожу, — объявила я.

Чейз встал у меня на пути. Он включил фонарик и шагнул в коридор, я — сразу за ним. Я заткнула пистолет за пояс юбки за спиной и толкнула Чейза, пытаясь отодвинуть его с дороги, но он был словно кирпичная стена.

— Кто сказал вам мое имя? — поинтересовалась девушка.

— Друг... — Чейз замолчал и напрягся.

— Ты... — ответила девушка. — Ты! — взвизгнула она. Она знала его. А он знал ее.

Мне наконец-то удалось отпихнуть Чейза в сторону.

В комнате передо мной, освещенная лучом фонарика, стояла девушка с непокорной копной рыжих волос, бледными щеками и темными веснушками. Ее тонкие губы растянулись в ухмылке, а зеленые глаза, которые я знала с самого детства, стали жесткими от ярости, а потом моргнули в замешательстве.

— Бет?

— Эмбер?

У меня затряслись коленки. Это неправильно: Бет здесь, в этом заброшенном доме, называется именем моей мамы. Не может быть, чтобы она устроила промежуточный пункт, она всего лишь... Бет. Всего лишь Бет, моя лучшая подруга. Она не знает этого мира. Она знает школу и кто с кем встречается, и какое задание будет на уроке английского. Она знает, какого размера трусы я ношу и что я ненавижу помидоры. Все это неправильно.