— Племянник Юра приехал в отпуск из армии, надо сестре помочь, так если нет срочных дел, я после обеда…

1 Майра — городская женщина.

— Конечно, о чем толковать! — живо и весело перебил председатель, словно бы испытывая вину перед ней и торопясь исправить ее, загладить. — Иди, сейчас и иди, да привет Юрию передавай, скажи, что ждем его поскорей из армии.

— Да вы бы сами зашли, — пригласила она, но голос у нее был какой-то чужой. Она пошла прочь, охваченная одним желанием: только бы не встретить никого в правлении.

В правлении Юля Сергеевна не встретила ни души. Она сбежала с крыльца и быстрой, легкой походкой пошла в редкой тени молодых деревьев, посаженных недавно возле правления. Шла и с запоздалой твердостью думала: ну и Сетнер! зачем он все эти новости мне выложил?.. Не первый год они вместе работают, знают повадки друг друга, но у председателя всегда есть в запасе какая-нибудь неожиданность, какая-нибудь тайна!.. И теперь неспроста весь этот разговор, опять что-нибудь вроде той притчи о попе, а ты и гадай, что там у него на уме… И будто бы сама собой просилась в сердце робкая, трепетная надежда на то, что Алексей Петрович приедет и они встретятся!..

Она улыбнулась и сказала сама себе с укором:

— Ишь, размечталась, глупая!..

2

По календарю — дело к осени идет, а скорых дождей ни старики, ни синоптики не обещают. Солнце от зари до зари палит беспощадно, и невозможно спастись от его суховейного жара. И ночью Сетнер Осипович не знает покоя и отдыха — солнце как будто и по ночам преследует его. Говорят ученые люди, что человек и природа — это неразрывное живое единство. А если так, если в засуху земля работает на износ, отдавая для спасения жизни самую сокровенную свою энергию, то такому же закону подвержен и человек. Особенно если человек этот — председатель колхоза. Это уточнение вызывает у самого Сетнера Осиповича улыбку. Но тут дело не только в биологии да физиологии, но в деревне кто больше председателя озабочен состоянием дел?! А ведь дела эти — и на полях, и на лугах, и на ферме — еще очень и очень зависят от стихии. Как человек ни вооружается техникой, а в этом единоборстве он все еще слабая сторона. Казалось в мае, в июне, что все нынче будет прекрасно, озимые взошли — лучше не бывает, все вспахали и посеяли в сроки, остается только к обору рекордных урожаев готовиться… А теперь вот председатель ворочается в своей постели и не может уснуть от заботы о том, чем будет кормить скотину колхозную в предстоящую зиму.

Но как это и бывает в жизни нашей: пришла беда — отворяй ворота, или по-другому еще: невзгоды в одиночку не ходят. Так и у Сетнера Осиповича нынче — полоса невезения. И засуха, и корма, и этот комплекс, и с районными властями нет общего языка по части специализации… А такие вещи так просто не кончаются, грянет гром над его головой. Ему так и сказали: «Лучшие умы района думали насчет специализации, а ты, Ветлов, что-то много возомнил о себе, скромность потерял…» И прозвучало это обидно: мол, все тут обдумано и решено, с тебя требуется только всего-навсего исполнить. И при этом еще говорят об инициативе, о перспективе. Но ведь инициатива любого человека, даже того же пастуха, не может быть обозначена границами какого-то частного дела. Если агроном инициативен в поле, на лугу, то он неизбежно инициативен и в конторе на совещании, и в клубе на общем собрании, и в любом разговоре, пусть он прямо не касается поля или луга. Не получится инициатива у агронома, если поощрять его деятельность в поле, а на собрании или совещании пропускать его претензии мимо ушей…

Как обо всем этом подумаешь, так тут и без засухи сон отлетит. Всякие разные сельскохозяйственные беды то и дело валятся на голову. Не помнит Сетнер Осипович ни одного спокойного года. Все, что Сетнер Осипович сделал за последнее время в колхозе и благодаря чему и окреп-то колхоз в Шигалях, да и сами-то Шигали преобразились, все это отчасти пришлось строить в обход строгих предписаний, а иной раз и в нарушение финансовых правил. Однако все это до поры до времени. И то, за что вчера тебя хвалили, сегодня за это же самое могут и по шапке… Вот тут и подумаешь, спорить ли с районными властями в критических ситуациях…

На днях ездили на республиканскую опытную станцию: со всего района собрались председатели колхозов и главные агрономы и поехали смотреть силосование соломы. Такие поездки часто практиковались в районе. Принимал в своем колхозе делегации и Сетнер Осипович: один раз — закладку сенажа показывал, другой — закладку сложной силосной массы из кукурузы, подсолнуха и бобов, третий — пастбища. А вот на сей раз нашлась новинка на стороне: силосование соломы. Ну и название же корму придумали: соломонаж. Ну как тут не поехать и не посмотреть! Хотя у Ветлова на этот счет есть свое мнение: как ты ни силосуй солому, как ни сдабривай разными приправами, а солома соломой останется, сена не заменит, тем более концентратов. Правда, зимовка предстоит тяжелая, судя по всему, дело как раз до соломы и дойдет. Конечно, в Шигалях не спали: косили на сенаж где только можно было, а пенсионеров организовали на заготовку веников, — нужда всему научит, а Ветлов хватил этого лиха достаточно. Засуха, да и вообще всякий тяжелый год, обнаруживают очень ясно слабости каждого хозяйства и способности руководителей.

Хотя Сетнер Осипович относился к силосованию соломы скептически и в практической пользе этой поездки очень сомневался — была не была! — собрался. Утром съехались к райкому и, чтобы не пылить на своих машинах по дорогам, разместились в двух автобусах. Садились хмурые да сосредоточенные, словно все были сердиты на то, что их оторвали от важного дела на такой пустяк — силосование соломы. Один секретарь райкома Егор Петрович Калашников казался весел и беззаботен, хотя это еще ни о чем не говорило, и каждый из них знал, что Калашников беспокоится о делах в районе не меньше каждого из них. Просто такой характер был у человека: без шутки, без веселой присказки да анекдота он, кажется, и жить не мог. А тут, наверное, видит, что все мрачные, и давай тормошить пожилого председателя «Гиганта» Луку Дмитриевича. А у того в молодости слабость была — женский пол, и правда или нет, а про его похождения ходили целые легенды. Только это было очень давно, Сетнер Осипович тогда еще и на свет не родился, когда молодой Лука увивался за юбками. И вот сейчас он вспоминал иной раз что-нибудь забавное или забавно и смешно рассказывал что-нибудь и из нынешнего. И все знали, что если Лука Дмитриевич приезжает в район на бюро или на какое-нибудь совещание, то обязательно в ресторане пообедает, а какой же обед в ресторане без стопочки винца! Вот Калашников и тормошит его: хороши, говоришь, у нас официантки в ресторане. А Лука Дмитриевич понимает, к чему клонит Калашников, и рад стараться, потешает своих товарищей-председателей:

— Новенькая особенно хороша. И где только откопал ее директор? Сел я обедать, а она и гак повернется, и этак, и улыбнется-то тебе, и глазки сощурит, ну, братцы, какой уж тут обед. Ну, я, старый мерин, и растаял, каюсь. А потом на часы-то глядь, у меня мороз по спине: опоздал на бюро! Поскорей рассчитался с этой красоткой да бегом, как спортсмен, весь взопрел, запыхался, еле живой добежал, на порог ступил, а Егор Петрович тут и спрашивает: «Сколько заложил?» А райком не обманешь, сами знаете, ну, я и признаюсь честно: «Сто пятьдесят водки и пива бутылочку». — И голосом Калашникова заключает Лука Дмитриевич свой рассказ: «Я о закладке сенажа спрашиваю, а не о водке».

Многие из тех, кто едет в автобусе, уже знают этот анекдот — сами свидетелями были, но многие не знают, и вот все весело смеются.

Тут уж следом пошли всякие старые и новые байки и анекдоты, и последние хмурые лица повеселели. Да и свой район уже был позади, и кажется, что чем дальше уезжали от своих колхозов, от повседневных и ежечасных забот и хлопот, тем легче делалось на сердце.

Так и доехали до места. Автобус остановился.

— Ну что ж, посмотрим, как солому надо силосовать! — сказал Егор Петрович, когда дверка распахнулась, вышел из автобуса. Из автобуса вышел, сделал два-три шага и упал. Подумали: споткнулся. Бросились помогать подняться. Но оказалось, что дело хуже. Сетнер Осипович побежал в контору опытной станции вызывать «скорую помощь», надеясь, что у Калашникова обморок от жары в автобусе. Но Егору Петровичу не потребовалась уже медицинская помощь, он умер, не дождавшись «скорой помощи». Сердце…