Фигура в коричневом плаще и рясе опустилась на колени рядом с очагом, спеша поднять опрокинутый котелок и поставить его на место. Медь поблескивала в свете фонаря, который стоял на столе рядом с пергаментным свитком. Надо же, еще один, подумал я.

Женщина отвернулась к очагу, и я не мог разглядеть, как она выглядела. Даже, когда она встала и повернулась, ее лицо все еще оставалось в тени. Она направилась к двери, задержавшись только для того, чтобы взять фонарь. Свиток она оставила на столе, и он погрузился в темноту.

Я снова услышал шаги, обернулся и увидел тень на вершине лестницы.

-Танкред, - произнесла тень, и я узнал голос Уэйса.

Я дал ему знак замолчать, и он вслед за мной спустился в зал, быстро и бесшумно двигаясь в темноте.

-Что это за шум? - Спросил Уэйс на этот раз шепотом. - Что ты здесь делаешь?

Я снова посмотрел в сторону лестницы. Если шум разбудил кого-нибудь еще, они не скоро заснут снова. Но сверху больше не доносилось никаких признаков движения.

-Здесь кто-то был только что, - пробормотал я. - Думаю, одна из монахинь.

Стол стоял передо мной, свиток лежал на столешнице. Я поднял его. Он был меньше, чем письмо, привезенное Гилфордом, и запечатан каплей темного воска, я почувствовал под пальцем рельеф какого-то символа, но было слишком темно, чтобы его разобрать.

-Она оставил здесь вот это, - сказал я.

Значит, еще одно письмо. Но зачем было приходить сюда среди ночи, вместо того, чтобы отдать его нам днем? Я сунул его за пояс и пошел к двери.

-Куда ты?

-За ней, - ответил я и поспешил наружу.

Облако закрыло луну, и монастырские постройки лежали в тени. Я не видел никаких признаков ни одной живой души. Я вздрогнул, холод обжег босые ноги; трава была покрыта инеем. Поверх рубашки у меня была одна туника.

-Кто бы это ни был, она уже ушла, - сказал Уэйс, зевая. - И стоять здесь слишком холодно.

Он вернулся в дом, оставив меня одного. А потом среди деревьев сада я заметил маленькое пятнышко света, которое могло падать только от фонаря, и разглядел темную фигуру, быстро двигавшуюся в сторону обители. Когда она доберется до монастыря, сможет легко спрятаться от меня. Там было слишком много строений, слишком много дверей, куда можно ускользнуть и исчезнуть бесследно.

Я бросился вслед за ней, шлепая босыми ногами по мерзлой земле. Она была почти в конце сада, когда услышав меня, оглянулась через плечо, подхватила юбку и побежала. Острые и жесткие камни впивались в мои ступни, но мне было все равно, потому что я видел ее, когда она свернула в арку между церковью и дормиторием. Арка вела в монастырь. Она исчезла из поля зрения, и я прибавил ходу, как раз вовремя, чтобы увидеть ее на углу церкви справа от меня. В то же время в противоположном конце двора появилась еще одна монахиня с фонарем. Циркатрисса на ночном обходе, понял я.

Я спрятался за колонной, наблюдая за ней и одновременно поглядывая на двери церкви. Камень холодил мои пальцы. Я тяжело дышал, воздух у моих губ превращался в туман, и я надеялся, что его не будет видно.

Циркатрисса остановилась около одной из дверей на южной стороне и вставила в замок большой ключ из связки на поясе. Потом она толкнула дверь, та открылась с громким скрипом, монахиня вошла внутрь.

Не колеблясь ни одного мгновения, я бросился ко входу в церковь. Дверь была приоткрыта - не на много, но циркатрисса, заметив щель, сразу поняла бы, что здесь что-то не так. Я вошел в придел, осторожно прикрыв дверь.

Внутреннее пространство церкви было почти полностью погружено в темноту. Только луна давала немного света, его молочное сияние, проходя сквозь большие стеклянные окна, которыми я любовался в вечер нашего прибытия, придавало всему вокруг призрачный и смутный вид. Колонны, двумя рядами тянувшиеся вдоль нефа, были богато украшены резьбой, но здесь было слишком сумрачно, чтобы разглядеть каменные цветы и травы. К тому же, у меня совсем не было времени любоваться ими: я не знал, сколько осталось времени до появления здесь циркатриссы.

Было очень тихо, и я подумал, что, возможно, в церкви есть еще один выход, который я не заметил со стороны. Я медленно шел вперед к центру нефа, оглядываясь по сторонам в поисках монахини. Помимо хоров и скамей здесь был только алтарь, задрапированный вышитым золотом покровом, поверх которого лежало раскрытое евангелие. По обе стороны находились боковые алтари, не так богато убранные, но вполне подходящие в качестве тайника.

В первую очередь я проверил главный алтарь, приближаясь медленно и прислушиваясь к каждому звуку, который мог выдать ее присутствие. Но я не мог уловить ни малейшего шороха, и подойдя ближе, никого не обнаружил. Я присел, поднимая занавес над нишей, где часто держали святые мощи, но этого пространства было едва достаточно, чтобы втиснуться ребенку, не говоря уже о взрослой женщине.

Я услышал шаги за спиной и успел заметить, как тень метнулась из-за колонны к двери. У нее было преимущество в расстоянии, но бегал я быстрее, и, прежде, чем она успела схватиться за ручку, я настиг ее, положил руку ей на плечо и развернул лицом к себе. Она издала сдавленный крик, пытаясь вырваться, но я держал ее крепко.

Мне потребовалось немного времени, чтобы разглядеть ее, но потом она перестала отбиваться и я узнал ее: белая в лунном свете кожа, морщинки у глаз, усталость и печаль, как будто она видела все горе мира, и мечтала освободиться от этой тяжкой ноши.

Эдгита.

Она попыталась освободить руку, и я понял, что все еще сжимаю ее запястье. Я разжал пальцы.

-Циркатрисса здесь рядом, - сказала она по-французски с сильным акцентом. - Если я сейчас закричу, она услышит меня, и ты испытаешь на себе гнев матери-настоятельницы.

Если она предполагала испугать меня, то это был слабый аргумент.

-Тогда вам придется объяснить, почему вы не в своих покоях, - ответил я. - И что вы делали в доме для гостей?

Она смотрела на меня, сжав губы и не говоря ни слова. Я вытащил из-за пояса ее письмо и помахал им в воздухе.

-Что это? - Спросил я.

Она ответила спокойным и твердым взглядом.

-Оно предназначено для твоего господина.

-Что в нем написано?

-Ты ожидаешь, что я скажу тебе?

Я погрозил ей пальцем.

-Я могу прочитать его сам, и тогда все узнаю.

Она смотрела на меня с явным сомнением, подозревая обман, ибо с какой стати я, рыцарь, могу вдруг оказаться грамотным человеком?

-Я не могу остановить тебя, - сказала она наконец. - Все, что я могу, это отдать тебе письмо и надеяться, что ты выполнишь свой долг.

Я снова убрал свиток за пояс, я собирался вернуться к нему позже.

-Сегодня вы говорили с Гилфордом, - сказал я. - О чем вы поспорили?

-Я сказала, что не верю слову его господина, - ответила она. - Он слишком свободно дает обещания, которые не собирается исполнять.

-Обещания? - Удивился я. - Какое обещание он не выполнил?

Казалось, она уже не слышит меня.

- Это тем более смешно, когда ваши люди обвиняют Гарольда в нарушении клятвы.

Конечно: несколько лет назад Гарольд принес герцогу Гийому вассальную присягу, обещая поддержать его претензии на королевство. Клятва была дана над святыми мощами, которые он разбил, когда захватил корону для себя. И вот теперь он был мертв, убит на поле битвы при Гастингсе.

-Ваш муж был клятвопреступником и узурпатором, - сказал я ей.

-Он был хорошим человеком, - ответила она, и я видел слезы, закипающие в уголках ее глаз. - Он был добрым, честным и правдивым во всем, и бесконечно преданным своим друзьям. Твой господин не гнушался быть одним из них, по крайней мере, до своего предательства.

-Мале предал его? - Спросил я. - Каким образом?

-Добровольно присоединившись ко вторжению вашего герцога, - она почти выплевывала слова. - И даже сейчас, после смерти Гарольда, он продолжает предавать его память. Он и его прихвостень Гилфорд.

-Гилфорд? Что вы имеете ввиду?

Но она опять говорила со своими мыслями.