Изменить стиль страницы

— Султан, я серьезно, денег возьми. Сам подумай — как хорошо заработать на шкуре врага.

Султан неожиданно успокоился.

— Нет, Витя.

Он встал и облокотился о стол.

— Ты меня обидел. Зря.

— Подожди, Султан…

— Нет, Витя, разговора не будет, я все сказал. Время есть до завтра. Смотри.

Султан развернулся и, грузно ступая, вышел из кабинета.

* * *

Последующие несколько часов Султан находился в отвратительном расположении духа. В такие минуты даже близкие люди не решались к нему подходить, памятуя о непредсказуемом характере. Был, правда, в его окружении один искусник, который специально дожидался вспышки гнева, а затем мастерски подставлялся под горячую руку. Султан быстро отходил, а побитый умелец получал такие подарки, что в течение года скопил на квартиру в Москве.

После встречи с Загорским Султан направился в «Золотой Самарканд». Заведение, как водится, закрыли для посторонних, к дверям подогнали два черных Порш «Кайена» с охраной, а к приезду кортежа полностью перекрыли улицу.

Султан тяжело выбрался из бронированного «Мерседеса» и в окружении десятка телохранителей пошел к ресторану. Он очень ответственно, и надо сказать, небезосновательно, подходил к вопросам безопасности.

— Султан Магомедович!

Как, скажите, сумел этот человек подойти так близко? Невысокий, плотный, белобрысый мужичок с голубыми глазами в рубашке-косоворотке навыпуск, светлых брюках и тапочках-шлепанцах.

Огромный телохранитель, между прочим, чемпион Европы по вольной борьбе, протянул руку, намереваясь ухватить незваного гостя за шиворот, но неожиданно для самого себя поймал только воздух. Незнакомец с удивительной ловкостью проскользнул между охранниками и встал перед Султаном.

— Султан Магомедович, минуточку, прошу вас!

Абдусаламов остановился и сделал знак, придерживая горячих ребят, готовых на куски разорвать неизвестного наглеца.

— Пролёткин?

— Так точно, Добрый-Пролёткин к вашим услугам. Если помните, мы встречались три раза. У вас на юбилее, на совещании по курортам и у генерала Ёлкина.

Запыхавшийся Иван Степанович стоял перед Султаном и умильно смотрел на него снизу вверх, просительно прижав руки к груди.

— Султан Магомедович, мне очень нужно с вами переговорить. Тет-а-тет, если можно.

— Переговорить? — мрачно переспросил Султан.

— Да! Поверьте, вам будет очень интересно.

— Интересно?

Телохранители замерли, ожидая приказа вышвырнуть надоедливого человечка. Но Султан подумал несколько секунд, повернулся к двери и пошел к ресторану, махнув рукой Доброму-Пролёткину.

— Пошли!

В «Золотом Самарканде» они провели не более получаса. Каково же было удивление привычных ко всему охранников, когда Султан и Добрый-Пролёткин вышли из ресторана чуть не под ручку, а сам Султан явно находился в приподнятом настроении. Он остановился и, доверительно глядя в глаза Ивану Степановичу, спросил:

— Значит, сделаешь?

— Конечно! — бодро воскликнул Добрый-Пролёткин. — Я обещаю только то, что смогу сделать!

— Ты сказал, — погрозил пальцем Султан, — смотри!

— Разумеется! Я очень внимательно смотрю, и, поверьте, вы будете довольны.

— Завтра звони. Буду ждать.

— Непременно позвоню.

— А если забудешь, ребята поедут напомнить.

— Ну что вы, что вы! А впрочем… всегда рад гостям. Как говорится, милости просим!

— В гости, говоришь… — Султан махнул рукой, и к нему немедленно подскочил помощник — молодой парень в светлом костюме, — отвезешь его, куда скажет. Дашь машину с водителем и денег… Тебе сколько надо? — он обратился уже к Доброму Пролёткину.

— Это уже лишнее. Мне ничего не нужно.

— Мне нужно. Деньги — как хочешь, а машина будет с тобой.

— Как скажете, Султан Магомедович, как скажете… Разрешите откланяться!

Они попрощались, Иван Степанович уселся в подъехавший Порш «Кайен» и укатил, помахав из окошка рукой.

Султан смотрел вслед машине. К нему подошел начальник охраны Асланбек, человек необыкновенно высокого роста, с дерзкими глазами и багровым шрамом через всю щеку.

— Серьезный человек? — спросил он негромко.

— Серьезный? — усмехнулся Султан. — Брат мой, Асланбек, такого серьезного ты еще не встречал. А когда встретишь — будет поздно.

Начальник охраны вгляделся в лицо Султана, но так и не понял, шутит он или нет.

* * *

Тем временем Добрый-Пролёткин вернулся на Старую Площадь и как вихрь влетел в кабинет Загорского, где застал начальника в романтически-задумчивом настроении. Виктор Сергеевич мечтательно улыбался, наблюдая, по всей видимости, за представшей перед его внутренним взором Наташей.

— Разрешите?

Загорский вздохнул, отвлекаясь от возвышенных мыслей, и перевел взгляд на советника.

— Заходи.

Добрый-Пролёткин семенящими шажками вошел в кабинет, уселся на краешек стула и, улыбаясь, сообщил:

— А я все решил.

— Что? — удивился Загорский.

— Я договорился с Султаном. Обо всем.

— Ну! И каким образом? Пообещал ему мою почку?

— Что вы, Виктор Сергеевич! Султан Магомедович — вполне цивилизованный человек. Он прекрасно умеет идти на компромиссы, особенно если сам оказался в неприятной ситуации.

— Возможно-возможно… плохо быть заложником слова. На всякий случай спрячь куда подальше Колушевского — фасад ему попортить могут, а то и похуже. Чтобы я его не видел.

— Будет исполнено. Султан вовсе не горит желанием устаивать разборки, хотя… тут вопрос репутации.

— Как мы и думали. Ладно…

Виктор Сергеевич, наконец, собрался, сел в кресле ровно, расправив плечи и, как прежде, жестко и внимательно посмотрел на советника.

— Итак, все по плану?

— Так точно. Менты согласны, Султан тоже. Начинаем?

Загорский немного помолчал, в задумчивости барабаня пальцами по столу.

— Виктор Сергеевич, начинаем? — повторил Добрый-Пролёткин, подпрыгивая на месте от нетерпения.

— Смотри, Иван Степанович, у меня чувство, как будто мы делаем что-то паскудное. Прямо сейчас. Как думаешь?

— Что есть паскудное? Кто знает, какая дорога ведет к благу, а какая — к добру? Мы можем предполагать, а поступать должно так, как указывает Провидение. И потом, разве вы не знаете, что дела добрые нередко бывают сотканы из злодейств?

— Да ты, Иван Степанович, философ! Пример привести можешь?

— Пожалуйста! Например, война даже за правое дело состоит из отдельных мерзостей, подлостей, крови и дерьма. Сколько заповедей нарушают победители? Но победа очищает все. Разве нет?

— Как всегда прав, — вздохнул Загорский, — давай, приступай.

* * *

Загорский не ночевал дома уже двое суток, благо комната отдыха была оборудована не хуже номера пятизвездочного отеля. Он не хотел встречаться с Риммой. Но дальнейший уход от разговора походил бы на бегство, а этого он допустить не мог. Тем более, разговор все равно состоится, и какая разница — днем раньше, днем позже…

Римма как будто его ждала. И не просто ждала — а долго и тщательно готовилась к встрече. В зале — полумрак, на столе — свечи, бутылка вина, два бокала и тарелка фруктов.

— Будешь?

Римма спросила будничным голосом, словно ничего не произошло. Загорский молча обошел стол, сел напротив жены и взял бутылку.

— Ого! «Муттон Ротшильд»! Хороший вкус.

— Хороший учитель был, — спокойно сказала Римма безо всякого выражения, просто констатируя факт.

Он смотрела прямо в глаза, не отводя взгляд, и в ее темных зрачках плясали оранжевые отблески.

Виктор Сергеевич налил вино себе и жене, поднял бокал, поглядел сквозь него на огонек свечи и сделал небольшой глоток. Римма мило улыбнулась, залпом осушила свой бокал и закашлялась.

— Отвыкла пить, — виновато сказала она, — буду привыкать.

Загорский поставил бокал на стол.

— Нам надо поговорить.

— Конечно, милый.

Виктор Сергеевич чувствовал легкое замешательство: он ожидал чего угодно — криков, плача, истерики, но никак не такого странного спокойствия. Не к добру это.