Так слушая его жалобы, я оказался перед хатой, в которой располагался КРО – контрразведывательный отдел дивизии. Ротмистр открыл дверь и пропустил меня вперед. Войдя в дом, я осмотрелся. Комната была скромно обставлена. У стены стояла койка, на которой начальник спал, не уходя с рабочего места. Рядом притулился стул с высокой спинкой, на котором висел другой китель. На стене висел небольшой портрет его императорского величества в дешёвенькой рамке, видимо, неотъемлемая часть интерьера любого жандарма. У окна возвышался стол, настоящий стол какого-то довоенного начальника. Резной, массивный он словно пришел в скромную крестьянскую хату из другого мира. Вся его рабочая поверхность была покрыта стопками бумаг, папками раздутыми и тонкими, связанными шнурками и перевязанными сверху крест-накрест бечевкой. Они занимали все пространство стола. Некоторые из них возвышались над поверхностью чуть ли не на метр, словно Гималаи над поверхностью земли. Вид такого количества рапортов, донесений, допросов, агентурных сообщений, подтверждал слова ротмистра о необычайной загруженности его отдела.

- Вот так живем и работаем, - сказал ротмистр, заметив, как я оглядываю комнату. – Проходите штабс-капитан, присаживайтесь, - он пододвинул мне табурет, стоящий возле стола, а сам обошел стол и уселся с противоположной стороны.

- Господин ротмистр, по какому случаю Вы меня сюда привели? В чем моя вина? – взял я быка за рога.

- Нет, вины вашей ни в чем не имеется. Хотелось мне послушать про случай с агитатором… Отчего это Вы, любезный Станислав Максимович, не доложили об этом случае рапортом?

Так вот в чем дело! Кто-то из роты сообщил вместо меня. Интересно офицеры или солдаты? Хотя не мудрено. Кто-нибудь да рассказал бы. Я, впрочем, и сам собирался, но посчитал случившееся незначительным инцидентом.

- Признаться не думал, что вас это заинтересует. Хотя, поверьте, собирался сообщить позже. Не до рапортов было, - попытался я оправдаться. – Но коль Вы хотите узнать больше, то извольте, могу все рассказать. Но прошу Вас не требовать от меня письменного рапорта.

- Будь по-вашему, рассказывайте, - согласился ротмистр.

Я все в подробностях рассказал. Рассказал я и о том, как и где Виноградов со своими солдатами похоронил революционного агитатора.

- Да…, - Вознесенский в задумчивости массировал шею. Я заметил, что он всегда так делал, когда слушал внимательно и думал. - Отчасти я Вас понимаю, но не следовало так скоро поступать. Надобно было его доставить к нам. А так мы потеряли возможность проследить пути всех присланных бунтовщиков…Да…жаль.

- Господин ротмистр! Я находился на линии фронта! Агитатор призывал оставлять окопы и «превращать войну империалистическую в гражданскую»! Я обязан был предотвратить возможный бунт! Я поступил так, как мне предписывает воинский устав.

- Станислав Максимович, я не виню вас, Бога ради! Я просто сожалею, что мы упустили возможность выявить других большевиков. Ведь не один он прибыл в действующие части. Явно их прислали с десяток, а то два и три. И мы теперь будем пожинать плоды их подрывной деятельности. Где в следующий раз появится болезнь? Ни я, ни Вы не знаем!

- Но ведь и гарантий, что он все рассказал бы, тоже нет! – возразил я. – Смолчал бы он, и было бы подобное, полная неизвестность, как и нынче.

- Возможно, возможно, но обычно в контрразведке все рассказывают… - не согласился со мной бывший жандарм. – Так-с, еще вопрос к Вам имею, господин штабс-капитан…

- Слушаю.

- Где в настоящее время находится прапорщик Виноградов? – вопрос прозвучал несколько странно. Но что в его тоне было необычного я не понял.

Я не сразу ответил на его провокационный вопрос. Прежде чем ответить мне пришлось взвесить все за и против правдивого ответа.

- Со вчерашнего вечера мы не можем установить его местонахождение, - ответил я честно, так как рассудил, что такие вопросы внезапно не задаются контрразведкой. Значит, ротмистр точно знал, что произошло с Виноградовым, и задал мне этот вопрос только для того, чтобы проверить мою лояльность.

- Хм…, - довольно хмыкнул контрразведчик. Видимо, он был доволен моим ответом. - Ищите?

- Да. Подпоручик Минский руководит. Направили солдат по всем местам, где мог бы находиться Виноградов. Пока результатов нет.

- Не старайтесь! Виноградова все одно не найдете…

Я вопросительно посмотрел на него. Он явно что-то знал о Виноградове.

- Скажите, Станислав Максимович, Вы знали, что настоящая фамилия Виноградова – Зендер? Зендер Пауль.

- Нееет, - протяжно сказал я, начиная что-то понимать. Неужели Виноградов? Наш Виноградов?!

- Да, это так. Он сменил свою фамилию за год до начала войны. Он немец, но с Поволжья.

- Неужели…

- Нет, нет, успокойтесь! Он не шпион! Ну, не германский и не австрийский… Он наш подданный, честный и порядочный. Но в настоящее время выполняет несколько иные задачи, нежели командование взводом. Но! Об этом, пожалуйста, никто не должен знать! Продолжайте его поиски, правда, без энтузиазма. Дня через два прекратите их, мы попытаемся замолчать это дело.

- А как быть с новым командиром взвода?

- Он прибудет к Вам через три дня.

- Ясно, господин ротмистр.

- А сейчас ступайте, голубчик. У меня предстоит другая работа, менее приятная.

Я встал, отдал честь бывшему жандарму и, оставив того одного, вышел на воздух. Шагая в расположение роты, я думал о Виноградове-Зендер, о Вознесенском, о том, куда делся первый, какое задание ему поручил второй. Странно, но мне казалось, что немца можно сразу узнать по внешнему виду, легкому акценту и манере держаться, но случай с прапорщиком опроверг мою теорию. Зная Виноградова больше года, я не мог даже предположить о его германских корнях. Он пил, ел, общался, как настоящий русский. И что он делал в моей роте? Почему до поры до времени скрывал свое истинное лицо? Какое задание он выполнял? Конечно, я никогда об этом не узнаю. Начальник контрразведки никогда об этом не скажет, коль не сказал мне этого сразу.

Так в задумчивости я дошел до своей роты. Здесь меня вывел из задумчивого отрешения Минский.

- Господин штабс-капитан, солдаты вернулись, нигде Виноградова нет. Что прикажете дальше делать?

- Отставить поиски. Заниматься плановыми занятиями.

ГЛАВА 19.

Фронтовая скука.

В результате нашего плавного отступления и периодических контратак ни у нас, ни у противника сплошного фронта пока не было. Такое положение дел на нашем участке фронта, а также сам рельеф местности - покрытые довольно густым лесом невысокие горы, лощины и глубокие овраги помогали моим разведчикам периодически проникать в тыл противника. Чем мы и пользовались, посылая диверсантов и разведывательные группы для взятия в плен австрийских военнослужащих, так называемых «языков».

Стояла прекрасная теплая одна из многих летних лунных ночей. Из штаба полка поступила очередная команда схватить языка. Мы уже привыкли к внезапности таких приказов и их частоте. Уже не удивляясь ничему, я вызвал Хитрова и поставил перед ним задачу.

- Дмитрий Николаевич, Зайцев требует от нас нового «языка». К утру! У Вас во взводе, кажется, были молодцы-охотники.

- Были. Приказать явиться к Вам?

- Да, будьте любезны.

Вскоре передо мной предстали четверо нижних чинов. Один из них, рядовой Максименко был георгиевским кавалером. Крест он с груди никогда не снимал, а даже наоборот, мне казалось, выпячивал грудь, показывая его всем.

- Братцы, - начал я, - нам поставлена задача к утру взять «языка». Я знаю, что вы храбрецы и знаете свое дело. Лишних слов говорить не буду. С богом! Кто пойдет старшим?

- Я сам пойду, - подумав, сказал поручик.

- Нет, Дмитрий Николаевич, кто тогда останется во главе взвода?

- Фельдфебель Павлов. Он справится. Засиделся я, Станислав Максимович, надобно косточки размять. Хочется хоть какого-то дела.