Изменить стиль страницы

Настроение существенно портило еще то, что приглашение за столик было как раз от одного из жуликов — они видели во мне новую жертву и готовились обобрать следующим. Глухое раздражение ворочалось внутри, созревая обернуться поступком.

— Разрешите присоединиться? — Я присел за свободное место, дождавшись пригласительного кивка, и выложил свои — как оказалось — невеликие средства на стол.

Один из шулеров даже хмыкнул, оценив будущий улов, как бывалый рыбак хмыкает на мелкую рыбешку, попавшую в сети — мелочь, конечно, но не выкидывать же.

— Новую колоду? — Обратился я к крупье, продолжая изображать безбрежное счастье на лице. — Если господа не возражают.

— Не возражают. — Кисло прокомментировал несчастный игрок, дела которого шли все хуже и хуже.

Скрип открываемой пачки, звук тасуемой колоды, шорох раскидываемых по столу карт — игра началась. Куда‑то в сторону уходят мысли об убийце, что ждет меня внизу — если все получится, он не будет представлять проблем.

Первый раунд проходит так, как я и ожидал — мошенники метят карты, чтобы воспользоваться этим знанием в следующих раздачах. Стоит им это сделать, как я делаю свой ход — идеальная память помогает видеть, что у противника на руках. Десять раздач делают стопку фишек передо мной в четыре раза выше, да еще и увеличивают банк второго «товарища по несчастью» — я не собираюсь убирать его из‑за стола, давая ему выиграть. На лицах шулеров спокойствие — в самом деле, почти все карты теперь помечены должным образом, противники получили адреналин и уверены в своей удаче, а значит совсем скоро они вернут все свое обратно, да еще с прибылью.

— Можно новую колоду?

— Не слишком ли? — Вырывается недовольное у одного из шулеров.

— Давайте колоду! — Поддерживает меня мужчина с перстнями.

Я понимаю, что долго такие фокусы с моей стороны не пройдут — наверняка у них есть другие способы по легкому обогащению за карточным столом, так что уже на второй раздаче с новой колодой, оценив неплохие, в общем‑то, карты, прикрываю их рукой и забираю под стол, чтобы уже самостоятельно сделать отметки на них. Теперь для трех из четверых противников мои карты выглядят полной швалью, годной только скинуть на первом раунде, дабы не потерять деньги. Вместо этого, я ставлю почти треть своих фишек.

Короткие переглядывания, оценка своих карт и со стороны шулеров следует попытка наказать глупца, рискнувшего блефовать такой суммой. Четвертый скидывает, оценив свой набор. И все это — под легкие шутки, как меж старыми друзьями, неосторожными каплями слабого вина на стол, что то и дело подносят почти незаметные слуги. Атмосфера самая дружелюбная, и даже очередное поднятие ставки ее не ломает. Двое остаются в игре, третий шулер скидывает карты, изображая сомнение в собственных силах. Ставка растет еще раз — на этот раз у меня остается треть от того, что было до этого раунда. Соперники наверняка ликуют, но позволяют себе лишь маску озадаченного обдумывания. Я же нервничаю — и в самом деле и напоказ. Как бы моя задумка не сыграла против меня самого — я не уверен, что они не сменили систему пометок.

Еще один выходит из игры, оставив в общем банке свои деньги. Дуэль — и первым выстрелом в ней я ставлю все свои деньги без остатка, ответный выстрел забирает всю наличность у соперника.

— Ва–банк! — Комментирует он свой ход, с великим удовольствием сдвигая горку средств к солидной горе денег, которые уже считает своими. Сколько там — я даже не пытаюсь подсчитать. Много, очень много.

Он открывает свои карты и замирает, с неким извращенным желанием давая мне осознать, что я потерял все. Я молчу, рассматривая картинки на белоснежном фоне, и когда пауза затягивается, переворачиваю свою комбинацию.

— Я выиграл. — Улыбаюсь и обвожу взглядом притихшую компанию.

— Поздравляю, мой друг. — Через стол тянется единственный честный игрок и трясет в рукопожатии протянутую в ответ руку.

— Это было лихо. — Хмыкает поверженный противник. — Дадите отыграться?

— Сожалею, но дела не ждут. — Сгребаю выигрыш поближе к себе и делаю знак служке, что все это время подливал нам вино. — Можно поднос?

— С вашей стороны будет весьма благородно дать господину отыграться. — Неодобрительно кивает второй шулер, а третий так и вовсе делает знаки слуге не торопиться с подносом.

— Я готов одолжиться вам, — короткие переговоры меж шулерами, которые должны вернуть проигравшего к игре. — Проявите милость к побежденному, как полагается настоящему мужчине.

— Вынужден настаивать, — пока слуга ожидает завершения беседы, я попросту разворачиваю широкий платок и складываю все внутрь, завязывая все узлом, перекидываю через плечо, и насвистывая что‑то бравурно–радостное, следую вниз, к кассам.

Мой преследователь, увы, никуда не делся — сидит в уголочке и скармливает мелочь алчному однорукому механизму. Даже радостно скалится, завидев мое возвращение, сволочь.

— Мне нужен начальник охраны. — Задерживаюсь возле ниши с охранником и киваю на платок с выигрышем. — На улицах небезопасно.

— Следуй…те за мной. — Разворачивается на правое плечо бугай и ведет к барной стойке. В самом ее углу обнаруживается дверь, прикрытая плотной тканью, а за ней — небольшое помещение без окон, со столом посередине, достаточно скудно освещенное. Хочу замереть, чтобы глаза привыкли к темноте, но сильный толчок заставляет чуть ли вкатиться внутрь — еле удерживаюсь на ногах, опираясь на стол. Позади резко клацает замок. Не так я себе представлял дальнейшее развитие событий, совсем не так.

— Шулера поймали. — Бурчит голос того самого охранника.

Позади плечо цепляет сильная рука и буквально усаживает меня за выдвинутое массивное кресло. Таким не особо и повоюешь — разумеется, обычному человеку. Но а мы еще посмотрим кто кого. Хватаюсь за центр кресла, слегка сдвигаюсь вперед и поднимаю глаза на того, кто должен быть по другую сторону стола. Хм. Рука сама собой разжимается, а сам я, впервые за последние часы почувствовав себя в безопасности, буквально растекаюсь по неудобной и твердой спинке.

— Привет, Вилли.

***

— Не даром эту жуткую машину прозвали бандитом! — Алан недовольно стукнул металлический шкаф с одинокой ручкой–рукой, досадуя на очередную потерянную в нутре стального агрегата серебрушку. И ведь — подлость какая — в этом заведении аппараты брезговали медью, вводя и без того небогатого господина в сплошной убыток. Из двадцати золотых гонорара осталось всего семнадцать! За какой‑то час ожидания! К недовольству на паренька, который уже битый час пропадал где‑то на втором этаже, примешалась еще и злость из‑за потраченных денег.

Впрочем, положительных эмоций в последние дни было откровенно мало, так что Алан почти всегда был на кого‑то зол — начиная от случайных людей, завершая родителями. Себя он не винил принципиально, как и большинство людей, предпочитая искать виноватых в ком‑то еще.

Жизнь отставного сержанта Алана Борга была запланирована еще до его рождения другим Аланом Боргом — его отцом, тоже отставным военным. Все, что требовалось от Алана–юного, чтобы получить одобрение Алана–старшего, это двигаться по прямой, никуда не сворачивая — и шла та прямая от колыбели, по пути минуя закрытую кадетскую школу, военное училище и армию, до самой смерти. Причем, очень желательно в процессе этого очень увлекательного пути произвести на свет еще одного Алана и испортить ему жизнь таким же образом. Потому как — семейные традиции.

Было в этих традициях нечто мистическое, регулярно бившее наследника воинской династии всякий раз, когда тому приходило в голову свернуть с прямой хотя бы на шаг в сторону. А Алан очень хотел свернуть, прямо жаждал бросить навязываемую карьеру — не потому, что у него был готовый рецепт что делать и как дальше жить, но просто из чувства протеста и знания, что можно жить как‑то иначе, чем от подъема до отбоя. Ничего не получалось. Неприятности словно выстраивались в очередь, дабы вразумить непоседливого паренька, а затем и состоявшегося мужчину, и вернуть его на прямую жизненного пути. Чего в этом списке только не было — от травм и ненадежных партнеров, до обвинений в измене и угрозы тюремного срока. Самое удивительное — как‑то обходилось, стоило ему искренне себе пообещать больше не отступать от великого плана его отца. Обещаний хватало ненадолго.