Почему же он остался в народной памяти? Да ведь это и есть подлинный, а не придуманный народный идеал — ничего не делать, грабить, есть, пить, гулять и хорошо одеваться. А еще — чтоб бабы любили. Для большинства представителей так называемого народа этот образ так и остается недостижимым идеалом. Воплощать его в жизнь страшно, так как расплата — каторга и пуля. Но Кармалюк преодолел инстинкт самосохранения и последовательно жил, грабил и убивал согласно вековечной народной мечте. А то, что чаще всего он грабил народ, забылось. В памяти остались только убийства и поджоги нескольких панов. Да и грабил-то Кармалюк только тех выходцев из народа, которые хоть чуть-чуть выбились в люди, сумев что-то заработать или скопить. А кого у нас больше всего ненавидят? Рокфеллера? Ротшильда? Нет! Более удачливого соседа. Зависть к нему особенно понятна. Эта зависть к ближнему и надула воздушный пузырь мифа о Кармалюке. Верхом на знаменитой украинской жабе и ускакал Устим в вечность.

Глава 29.

Императорский Киев

Киев после разгрома ханом Батыем в 1240 году и до самого присоединения к России в середине XVII века даже сложно назвать городом в современном значении. В нем насчитывалось всего 10-12 тысяч жителей. Старый княжеский Киев от нынешней Львовской площади и до Михайловского златоверхого монастыря совсем запустел. Тут красовались только руины, единственными «киевлянами» в которых были бродячие собаки. Люди жили только на Подоле. А Киево-Печерская лавра вообще не считалась частью города. С Подола по разбитым лесным тропам туда ехали целый день! Новую жизнь в стольный град Ярослава Мудрого вдохнула только династия Романовых.

Роман нашего города с царской властью начался 26 июля 1654 года, когда «царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Великия и Малыя России самодержец» утвердил первого, киевского голову — по-тогдашнему войта — Богдана Сомковича в своей должности. Управлял этот предшественник нынешних меров совсем уж крошечной территорией — частью нынешнего Подола от улицы Нижний Бал до Почтовой площади, где никакой почты не было, а имелись только крытые очеретом мазанки самых бедных городских пролетариев. Тем не менее этот народ обладал большим чувством собственного достоинства. Уже в XIX веке, когда оборонительный Нижний вал снесут, а его ров станет называться Канавой, амбициозные подольские барышни не захотят встречаться с «джентльменами» с другой ее стороны. Помните, как в фильме «За двумя зайцами » Голохвастов скрывал то, что он «цирюльник из-за Канавы»! Вот именно по этой причине!

Но в XVII веке вонючая Канава не только процветала, но и считалась частью городских укреплений, прикрывавших Подол с севера. За оборону этого зловонного городского рубежа, украшенного поверх вала щербатым частоколом, отвечали сами горожане. А гарнизон русских ратных людей, появившихся в Киеве сразу же после Переяславского договора, занял часть пустующего Верхнего города. Они разбили свои слободы на той территории, где теперь находятся улицы Стрелецкая и Рейтерская. Так их назвали в честь пешего стрелецкого и конного рейтарского полков, расквартированных тут. Но чтобы погулять и выпить, солдатам приходилось спускаться на Подол. Только там были корчмы и шинки. А на Андреевском спуске из-за близости к служивым появились публичные дома. Прямо в одноэтажных мазанках под соломенными крышами, составлявшими все архитектурное украшение этой типично сельской на тот исторический момент, еще не воспетой Булгаковым улочки. Заведения разврата располагались тут до самой середины XIX столетия, когда Киев снова стал разрастаться, а проститутки были вынуждены переехать на далекую новую окраину — Ямскую улицу возле Байкового кладбища, как бы желая символически намекнуть на скоротечность земных услад.

Стрельцы и рейтары сразу оживили экономическую жизнь города. Они получали царское жалование из московской казны. За право их спаивать шла целая юридическая война между горожанами и казаками Киевской сотни. Гнать водку в городе имели привилегию только киевские мещане. Но предприимчивые казачки сами производили неплохую сивуху, демпингуя своим продуктом. Мещане постоянно жаловались на казаков-самогонщиков гетманской власти. Эта проблема беспокоила их даже перед Полтавской битвой. В 1709 году гетман Иван Скоропадский после жалобы Киевского магистрата (то есть мэрии) строго запретил киевским казакам «шинковать горелкой». Но те продолжали упорно предаваться своему отнюдь не воинскому ремеслу, и наследникам Скоропадского приходилось снова и снова преследовать самогонщиков.

Следующий толчок развитию Киева дал Петр Первый. Он первым из русских царей посетил Киев лично и прожил тут довольно долго — с 18 июля по 30 августа 1706 года. Наверное, понравилось. Жил царь на Подоле в домике, сохранившемся до сих пор неподалеку от

Контрактовой площади. В перерывах между пьянством и сексуальными подвигами он успел спроектировать Старую Печерскую крепость и женить своего фаворита Меньшикова. Это была самая знаменитая свадьба со времен киевских князей, В избранницы Меньшикову досталась Дарья Арсеньева — подруга будущей жены Петра — трофейной прачки Екатерины, которую победоносные русские войска угнали у шведов. Кстати, царь тоже прихватил ее с собой в Киев. Поэтому можно считать, что она стала первой императрицей, побывавшей в матери городов русских.

Присматривать за строительством киевской крепости на Печерске Петр I назначил гетмана Мазепу, Тот строил плохо, постоянно отлынивал от своих обязанностей и просился домой в Батурин, В конце концов, его отпустили. Никаких мыслей о переходе к шведам у Мазепы на тот момент еще не было. Он даже пытался сосватать сестру Меньшикова за своего племянника, но получил отказ.

В Киеве с Петром Великим во время посещения Лавры произошел инцидент, который был истолкован присутствующими как предзнаменование победы над шведами. На встрече с архимандритом царь смахнул локтем с подноса бокал с вином. Но один из монахов тут же нашелся: «Так, государь, сокрушатся силы супостатов твоих!» «Дай Бог, чтобы пророчество твое сбылось», — ответил Петр.

Императрица Екатерина II посетила Киев в 1787 году во время путешествия по югу Российской империи. Город ей не понравился. Собственно говоря, его тогда еще и не было. В письме из Киева Екатерина с сарказмом заметила: «Странен здешний город. Он весь состоит из укреплений да из предместий. А самого города до сих пор не могу доискаться. Между тем, по всей вероятности, в старину он был, по крайней мере, с Москву». В отличие от Петра Екатерина II любила роскошь — ее уничижительная характеристика киевских прелестей вполне объяснима. А ее придворные испытывали в Киеве проблемы с квартирами и продуктами. «Они с трудом могут продовольствоваться в мерзейших клетушках, — продолжала царица и подытожила, — город отвратителен». Но все это не помешало 58-летней государыне поразвлечься с молодым любовником Мамоновым, а заодно и разговеться на Пасху, замаливая житейские грехи.

Возможно, кому-то приговор императрицы покажется жестоким. Но ее сложно обвинить в предвзятости, у высшей государственной власти, обеспокоенной войнами с турками и шведами, до благоустройства Киева не доходили руки. А сами местные жители о красоте своего города не очень заботились.

До середины XIX века Крещатик считался не столько улицей, сколько охотничьим угодьем. «Он был не что иное, как изрытый ров, по которому ночью опасно было проезжать», — вспоминал мемуарист Иосиф Санчевский. Другой его современник Стогов в письме историку Семевскому рассказьшал: «Был у нас председателем уголовной палаты Иван Наумович Подолинский (отец поэта Подолинского). Если вы были в Киеве, то знаете Крещатик, представьте себе, Иван Наумович каждую субботу охотится на уток в непроходимых камышах Крещатика».

Улицы Прорезной, спускающейся с холма на главную магистраль города, еще не существовало. А внизу нынешнего Шевченковского бульвара, тоже еще не разбитого, находилось... лютеранское кладбище. Сегодняшний Майдан Незалежности был самым обычным пустырем рядом с Козьим болотом, покрытым тиной и осокой. Тут еще сохранялись остатки плотины и водяной мельницы. Одним словом, окраина! Если бы тогда тут кто-то захотел протестовать, разбив палатки, то все было бы похоже на загородный пикничок.