- Я готов, сэр, и благодарю вас, - сказал Старбак, и увидев триумфальную улыбку на лице Свинерда, понял, что действительно назвал полковника "сэр". Но то был особый случай, первый раз, когда капитан Натаниэль Старбак был назначен командовать независимым отрядом.

- Думаю, что теперь брод в надежных руках, - довольный собой, заявил Свинерд. - Итак, полковник, - повернулся он к Лассану, - вы уж точно повидали больше приключений, чем кто бы то ни было. Как и я! - он поднял левую руку с отсутствующими пальцами. - Так что давайте обменяемся историями о шрамах. Отправляйтесь, Старбак! Приведите своих людей. Лошадь оставьте Кетли.

- Да, сэр, - отозвался Старбак, почувствовав себя на седьмом небе. Он будет охранять брод.

Присцилла Бёрд приняла на себя обязанности мужа в маленькой школе округа Фалконер, где днем за днем обучала пятьдесят три ученика от пяти до пятнадцати лет от роду. Она была хорошим учителем, терпеливой с тугодумами и требовательной с сообразительными, твердой в поддержании дисциплины, но с тех пор как началась война, было два звука, гарантировавшие нарушение всякого порядка в классной комнате. Один из них - звук марширующих колонн, а второй - цоканье копыт по дороге, и несмотря на осуждение Присциллы, старшие всегда отвечали на эти звуки, вскакивая со скамеек, чтобы выглянуть в окно, а если видели, как проходят солдаты, не обращая внимания на ее протесты, продолжали налегать на подоконник, чтобы подбодрить своих проходящих мимо героев.

Но когда августовские температуры подобрались к рекордной отметке, Присцилла стала столь же чувствительной к звукам копыт, как и дети. Она ждала возвращения раненого мужа с опасениями, страхом, любовью и облегчением, вот почему она больше не протестовала, когда ученики прилипали к окнам, потому что в той же степени жаждала исследовать каждый источник необычных звуков, доносившихся с улицы.

Не то чтобы войска проходили часто - с тех пор как год назад ушел из города Легион Фалконера, на улицах было совсем мало солдат. Горожане читали о сражениях в "Газете округа Фалконер", но приливы войны накатывались далеко от городских улиц.

И в самом деле, летом 1862 года в городе вообще не было заметно ни одного мундира, пока одним августовским днем, когда стояла такая жара, которую не помнили старожилы, звук скачущей кавалерии бросил детей к окнам классной комнаты. Присцилла присоединилась к ним, выискивая на улице повозку, которая могла бы везти ее мужа, но заметила лишь усталую группу всадников с оружием за плечами. Ученики приветствовали их криками, а Присцилла с упавшим сердцем почувствовала прилив жалости к этим истощенным людям и их плохоньким лошадям с продавленными спинами.

Пара кавалеристов улыбнулась детям, но большинство сохранили мрачное выражение лиц, проезжая мимо школы. Солдат было всего двадцать, но их появление наполнило город возбуждением в ожидании новостей.

- Вы с Джебом Стюартом? - повторял один мальчишка из школы. - Вы люди Джеба Стюарта, мистер? - снова вопрошал он.

- К чёрту Стюарта, черножопый ублюдок, - отозвался один из покрытых пылью всадников.

Присцилла нахмурилась, уставившись на них и едва смея поверить внезапно зародившемуся в душе подозрению. Эти люди носили синие мундиры, а не серые или коричневые, а загорелое и покрытое пылью лицо командира отряда внезапно показалось ей знакомым. У него была квадратная русая бородка и голубые глаза, встретившиеся со взглядом Присциллы. Он слегка улыбнулся и вежливо притронулся к краю шляпы. Это был Адам Фалконер.

- Назад! - крикнула Присцилла детям, - и в ее голосе было столько гнева и страха, что даже самые непослушные ученики подчинились.

Потому что в Фалконер вошли янки. Адам знал, что было не слишком разумно вести людей прямо в центр его родного города, но как только ему в голову пришла эта мысль, он уже не мог от нее отделаться. Он хотел продемонстрировать свою верность Северу перед лицом отцовских соседей, и именно болезненность этого предательского акта делала его таким вдохновляющим. Внезапно он почувствовал, что освободился и от отца, и от его денег, и это свобода заставила его отбросить всякую осторожность и привести своих кавалеристов в синих мундирах в самое сердце родного города.

- Сержант Хакстейбл! - крикнул Адам, увидев, как Присцилла Бёрд отпрянула от открытого окна школы.

- Сэр? - отозвался Хакстейбл.

- Разверните флаг, Хакстейбл. Нам нечего стесняться!

- Да, сэр, - ухмыльнулся Хакстейбл и приказал капралу Кемпу вытащить звездно-полосатый флаг из чехла. Кемп развернул полотнище и высоко поднял его на похожем на пику древке. Последний ученик у окна собрался было выкрикнуть приветствие, но внезапно замолчал, увидев развевающийся под ярким виргинским солнцем старый флаг. Адам, взглянув на знамя, ощутил знакомый комок в горле.

Для Адама проехать по Фалконеру под надлежащим флагом было незабываемым мгновением. Он гордо скакал в своем чуждом мундире, наслаждаясь изумлением на лицах горожан.

- Доброе утро, миссис Кобб! - радостно воскликнул он. - Как поживает ваш муж? Вы наверняка надеетесь на дождь для ваших овощей.

Он помахал рукой стоящей на крыльце банка бабушке Мэллори, потом поприветствовал кузнеца Мэттью Танни, стоявшего вместе с группой других выпивох, высыпавших из таверны Грили, чтобы понаблюдать за странной процессией всадников.

- Убери руки с ружья, Саузерли! - предупредил Адам пожилого человека, на чьем лице отразилась ярость.Солдаты Адама тем временем сняли с плеч винтовки Кольта.

- Предатель! - выкрикнул Саузерли, но держал руки на виду, пока покрытые пылью всадники с суровыми лицами проезжали мимо. Как заметили некоторые горожане, их лошади были паршивыми и нуждались в уходе.

- Постыдились бы, Фалконер, а ездит на такой кляче, - заметил Мэттью Танни.

Адам провел кляч мимо бакалейной лавки Спарроу, епископальной и баптистской церквей, здания суда и городской конюшни. Спящие собаки проснулись и выскочили на дорогу, пока мимо цокали копытами лошади. Адам задержался у конюшни, чтобы прикоснуться к шляпе в приветствии в сторону изможденной худой женщины.

- Я так сожалею о Джозефе, миссис Мэй, - сказал он, - искренне сожалею.

Миссис Мэй просто уставилась на него в явном шоке. Некоторые горожане последовали за всадниками, но как только Адам миновал мельницу Медликотта, находившуюся на восточной окраине Фалконера, он поторопил отряд, оставив любопытных позади.

- Они пошлют за помощью, - предупредил Адама сержант Хакстейбл.

- Ближе Росскилла ее не найти, - заверил сержанта Адам, - а мы закончим до того, как кто-нибудь сумеет съездить туда и обратно. И никто в Росскилле не услышит этот шум! - добавил он, когда кто-то в городе стал дергать за веревку колокола на здании суда. Колокол по-прежнему возвещал тревогу, когда Адам повернул свой отряд в сторону белых ворот, открывавшихся в окаймленную вековыми дубами аллею.

За дубами находился заливной луг, где по брюхо в прохладной воде стояли коровы, а в конце аллеи возвышался широкий уютный дом, увитый плющом, защищавшим доски от ветра и взбиравшимся на крутую остроконечную крышу.

Часовую башню над входом в конюшню венчал флюгер в форме мчащейся лошади. Единственным признаком войны были две бронзовые шестифутовые пушки, стоящие по бокам главного входа. Обе были куплены Вашингтоном Фалконером в начале войны в ожидании того, что Легиону понадобится собственная артиллерия, но в спешке, сопутствующей отправке на первое сражение, орудия бросили, и Фалконер решил, что проще использовать их в качестве украшения сада.

Адам указал Хакстейблу на конюшню.

- Скорее всего, там вы найдете полдюжины приличных лошадей, - объяснил он, а остальные пасутся на нижним полях. Я вас туда отведу, когда закончу дела в доме.

Хакстейбл помедлил, прежде чем уйти.

Приятное местечко, - сказал он, рассматривая дом.

- Дом, милый дом, - усмехнулся Адам.

Они находились в Семи Источниках, семейном поместье, где Вашингтон Фалконер держал конюшни, славившиеся лучшими лошадьми во всей Виргинии. Именно там Адам намеревался сменить лошадей для своих кавалеристов, и не просто сменить, а выбрать из лучших арабских скакунов, усиленных более выносливой американской породой, в результате чего получались быстрые, послушные и выносливые лошади, которые могли выдерживать долгие холодные зимы в невысоких холмах и лесистых долинах Виргинии, а также пуститься в стремительный галоп на финишной прямой в изматывающем стипль-чезе.