Трагедия Пражской весны началась с короткого объявления по радио: «ТАСС уполномочен заявить, что партийные и государственные деятели Чехословацкой

Социалистической Республики обратились к Советскому Союзу и другим союзным государствам с просьбой об оказании братскому чехословацкому народу неотложной помощи, включая помощь вооруженными силами». Обращалась ли Чехословакия за помощью? И от чего ее должны были защищать вооруженные силы союзных стран? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вернуться на несколько месяцев назад, когда события, названные впоследствии Пражской весной, только начинались.

Весна 1968 года началась в Чехословакии удивительно рано: в январе. Именно тогда 46-летний словацкий политик Александр Дубчек сменил на посту генерального секретаря КПЧ консервативного Антонина Новотны. Нельзя сказать, что Дубчек был идейным вдохновителем процессов, произошедших в Чехословакии. Большинство аналитиков считает, что его кандидатура попросту устраивала все политические силы: и сторонников перемен, и тех, кто был настроен более консервативно. Однако он стал человеком, при котором Пражская весна стала реальностью — он позволил росткам демократии пустить корни и окрепнуть, пусть и ненадолго. Более сильный руководитель либо пошел бы на откровенный разрыв с СССР, либо в зародыше задавил бы малейшие попытки перемен в общественном сознании — либо при помощи идеологической обработки, либо путем устранения тех, кто пользовался наибольшим влиянием. Но сильным руководителем Дубчек не был.

К апрелю 1968 года была сформулирована позиция коммунистической партии, которая сразу же вызвала тревогу в Москве. Казалось бы, в предлагаемых Дубчеком и его соратниками идеях не было ничего криминального: программа всего лишь стремилась построить «социализм с человеческим лицом». Какие новшества предлагала эта программа?

Она провозглашала свободу слова и отмену цензуры, гарантировала свободу собраний, давала возможность гражданам Чехословакии возможность свободно выезжать в любую страну мира, объявляла федерализацию государства. Экономика также должна была измениться: была введена экономическая самостоятельность государственных предприятий и разрешена индивидуальная трудовая деятельность. Сейчас все это кажется чем-то само собой разумеющимся. Однако такой курс был явным новшеством в странах социалистического лагеря, где и экономика, и общественная жизнь были подчинены жесткому диктату идеологии. Но, пожалуй, наибольший шок у строителей социализма вызвало другое: введя программу, коммунистическая партия отказывалась от исключительного права на управление страной и фактически брала курс на многопартийную систему. Это ассоциировалось у стран социалистического лагеря с возвратом к капитализму. По крайней мере, именно такая трактовка звучала в многочисленных письмах, которые полетели в Чехословакию из Советского Союза. На самом деле главная опасность заключалась в том, что коммунистическая партия в условиях многопартийности легко могла утратить власть. Тем более что состояние общественного сознания в этот момент было довольно неустойчивым.

1968 год оказался довольно необычным не только для Чехословакии, но и для всего мира. Повсюду — и в Европе, и в Америке, и в Азии — вспыхивали многочисленные студенческие восстания. Это было время переоценки жизненных приоритетов. Если поколение родителей студентов, выходящих на площадь, выросло в условиях войны и последовавшего за ней периода восстановления, поколение детей росло в относительно спокойном и стабильном мире. Привязанность родителей к материальным ценностям казалась им нелепой и скучной, их жизненные цели — недостойными внимания. Масла в огонь добавило и то, что как раз накануне были переосмыслены итоги сталинизма. Люди с ужасом прочли в газетах то, что раньше обсуждалось с оглядкой на кухнях. Были реабилитированы те, кого еще недавно клеймили как врагов народа. Все это зародило в общественном сознании мысль о том, что коммунистическая партия далеко не безгрешна, что ее ошибки обходятся народу чудовищно дорого. А если это так — необходимы перемены, причем такие, которые сделают невозможным повторение ужасов сталинизма и аналогичных ему режимов.

Первыми последствия того, что происходило в Чехословакии, просчитали в Советском Союзе. И забили тревогу: одна из стран, входящих в зону интересов СССР, вот-вот развернется в сторону Запада. Мгновенно была развернута информационная кампания. Было объявлено, что в ЧССР поднимает голову контрреволюция, что попытка поиска «особого пути» к социализму — провокация, что необходимо срочно принять меры к прекращению этого опасного социального эксперимента. Дубчек во время встреч с советскими руководителями старался убедить их в том, что ситуация под контролем, что компартия Чехословакии не собирается отказываться от идей социализма, а намерена только немного его изменить. Верил ли он сам в то, что говорил? Позже он не раз подчеркивал, что Чехословакия не собиралась разрывать отношения с СССР, не собиралась покидать лагерь соцстран. Тем не менее, реакцию Москвы на отмену цензуры он мог предвидеть — недаром он окончил Высшую партийную школу при ЦК КПСС.

Несмотря на все заверения Дубчека, компартия Чехословакии не контролировала выпущенного на свободу джинна демократизации. Почувствовав свободу, чехословацкая интеллигенция начала открыто обсуждать наболевшие вопросы, порой доходя до критики СССР и его руководителей. Это уже было более серьезным «грехом»: не заметить роста антисоветских настроений Москва не могла.

Поначалу ничто не предвещало того, что СССР пойдет на крайние меры. 4 мая 1968 года состоялась встреча руководителей КПСС и КПЧ в Москве. Позже произошло еще несколько встреч, самой важной из которых стала встреча в Черне-над-Тиссой. Инициатором проведения переговоров было советское руководство. На встречу пригласили практически всех руководителей ЧССР. В ходе встречи, которая продолжалась четыре дня, чехословацкая делегация показала свою несговорчивость. Однажды вся делегация просто покинула зал переговоров в знак несогласия с позицией СССР. Советская делегация в этот напряженный момент сумела сдержать эмоции. Советские руководители даже лично посетили спец-вагон Дубчека, чтобы продолжить разговор, который был одинаково важен для обеих стран. В конце концов Чехословакия подтвердила свою верность социалистическому курсу и лояльность по отношению к союзникам. В ответ советская сторона сказала, что Чехословакия имеет полное право на выбор своего пути. Когда соглашение было достигнуто, участники переговоров поехали в Братиславу и подготовили совместное коммюнике. Оно было подписано 3 августа. В документе официально признавалось право ЧССР на проведение реформ при соблюдении ею обязательств по отношению к союзникам по Организации Варшавского договора (ОВД).

Уступки, на которые пошел Советский Союз в отношении Чехословакии, не встретили в ней должного отклика. Напротив: в стране начались массовые демонстрации. Газеты наперебой призывали руководство страны не останавливаться на достигнутом, а отмежеваться от «старшего брата», взять курс на нейтрализацию страны и установить более тесные связи с Западом. Тон статей становился все более напряженным, все чаще в них появлялись откровенно антикоммунистические нотки. Девятого августа Прагу посетил Тито, на следующий день приехал Чаушеску. Оба лидера открыто объявили о поддержке руководства ЧССР и одобрили проводимые им реформы.

Наряду с теми, кто был в восторге от ветра перемен, в Чехословакии нашлись и сторонники прежнего курса. Вскоре после подписания коммюнике 19 партийных руководителей высокого ранга написали Брежневу письмо с просьбой о военной помощи. Они хотели сместить Дубчека. Но Брежнев далеко не сразу откликнулся на эту просьбу.

Некоторые авторы полагают, что решение напасть на Чехословакию было озвучено еще весной 1968 года. А остальное было не более чем декорацией. Однако большинство исследователей уверено в обратном: Брежнев до последнего оттягивал силовой вариант решения чехословацкого вопроса. И только когда возникла опасность смены режима, начал переговоры с союзными странами.