Изменить стиль страницы

В тот день, 1 мая 1960 г., заместитель командира эскадрильи капитан Борис Айвазян и летчик старший лейтенант Сергей Сафронов несли боевое дежурство на военном аэродроме Большое Савино под Пермью. В 7 часов 3 минуты они по сигналу боевой тревоги взлетели в небо для выполнения боевого задания по перехвату самолета-шпиона. В связи с подъемом в воздух истребителей-перехватчиков и необходимостью расчистить небо от другой авиации, находившей в воздухе, по решению руководства страны был дан сигнал «Ковер». По нему все самолеты и вертолеты, не задействованные в операции по уничтожению нарушителя, сажались на ближайшие аэродромы. Это должно было позволить радиолокационным станциям надежнее вести цель.

Через 32 минуты после взлета Сафронов и Айвазян были в аэропорту «Кольцово» — в Свердловске. О дальнейших событиях Б. Айвазян вспоминает так: «В Свердловске самолеты срочно начали заправлять горючим. Быстрее наполнили баки истребителя Сергея. Как ведущий, я пересел в его машину в готовности взлететь по приказу на перехват противника. Однако взлет задержали на 1 час 8 минут. На аэродроме случайно оказался самолет Су-9 — капитан Игорь Ментюков перегонял истребитель с завода в часть. Машина совершеннее МиГ-19, а главное — практический потолок у нее до 20 тыс. метров. Правда, к бою она не была готова, отсутствовало вооружение, летчик был без высотно-компенсирующеш костюма. На командном пункте, видимо, точно определили высоту самолета-незнакомца и поняли — достать его мог только Су-9. Капитану Ментюкову и поручили перехватить II-2 на подходе к Свердловску. По включенной рации я слышал переговоры между КП и летчиком. „Задача — уничтожить цель, таранить“, — прозвучал голос штурмана наведения. Секунды молчания, а потом: „Приказал „Дракон“ (фронтовой позывной генерала Евгения Савицкого тогда знал каждый летчик). Не знаю, звонил ли сам Савицкий или приказ подкрепили его именем, но я понял: летчик обречен, шел на верную смерть. Таранить на такой высоте без высотно-компенсирующеш костюма, без кислородной маски… Видимо, иного выхода у командования на тот момент не было“. Капитан И. Ментюков уже шел на таран американского самолета, когда заработали ракетные зенитчики. Пилот едва успел выйти из зоны огня. Когда у Ментюкова кончилось горючее, в небо поднялись Сафронов и Айвазян. „Взлетели. Самолет-разведчик над нами, но где? Кручу головой — вокруг никого, — вспоминает Б. Айвазян. — В те секунды заметил взрыв и пять уходящих к земле точек. Эх, угадать бы тогда, что это был разваливающийся 11-2! Я принял взрыв за самоликвидацию ракеты, понял, что зенитчики уже открыли огонь, и тут же сообщил на КП. Самолет противника, разумеется, мы не обнаружили, ведь его, как я понял, на наших глазах уничтожили ракетчики. Ну а если бы он продолжил полет, и мы увидели его? На высоту 20 000 метров (потолок у МиГа на 2–3 тысячи метров ниже) за счет динамической горки бы поднялся. Правда, за мгновение наверху увидеть самолет, прицелиться, открыть огонь и попасть — один шанс из тысячи. Однако и его пытались использовать…“»

Как потом выяснилось, первая же выпущенная зенитчиками по самолету-нарушителю ракета настигла цель. Но тут капитан Николай Шелудько, командир соседнего ракетного дивизиона, получил приказ обстрелять 11-2 еще раз — требовалась гарантия в поражении. Более 30 минут после уничтожения американского самолета-разведчика на кп полка, а также на КП армии ПВО считали, что он по-прежнему продолжает полет (майор Михаил Воронов, возглавлявший боевой расчет 2-го дивизиона 57-й зенитной ракетной бригады, промедлил с докладом). А потому перед летчиками-истребителями Борисом Айвазяном и Сергеем Сафроновым все это время стояла прежняя задача — при обнаружении атаковать противника.

На очередном вираже, поясняет Айвазян, он передал Сафонову команду оттянуться назад: мол, если за 2–3 минуты не обнаружим вражеского самолета, будем садиться. Однако Сафронов не отозвался, связь с ведомым оборвалась. Борис Айвазян, еще не заподозрив ничего неладного, увидел в чистом небе необычное облачко и резко спикировал. Это спасло ему жизнь, он смог уйти от настигавшей его ракеты. Это уже потом выяснилось, что в дивизионе, которым командовал майор Шугаев, за цель приняли вылетевшую на перехват 11-2 пару самолетов МиГ-19, пилотировавшихся Б. Айвазяном и С. Сафроновым. Одной из ракет самолет старшего лейтенанта Сергея Сафронова был подбит, он упал в десяти километрах от аэродрома. После поражения самолета С. Сафронову удалось катапультироваться, но, снижаясь на парашюте, он погиб от полученных ранений. Похоронили летчика на старейшем кладбище Перми — Егошихинском, возле Всехсвятской церкви. У Сергея Сафронова остался сын Александр, которого воспитали мать, Анна Васильевна, и Борис Айвазян (жизнь так распорядилась, что через 8 лет после трагических событий Б. Айвазян женился на вдове погибшего товарища).

«Когда случилось несчастье, много ходило толков по поводу якобы не работавших на наших самолетах ответчиков „свой-чужой“, — вспоминает капитан Б. Айвазян. — Однако скорее всего не доработали на земле. Ответчик „свой“ на машине Сафронова был включен и работал. Я сам включил ответчик на его самолете. Просто на пилотов начальству сваливать было легче: мол, сами виноваты. Сразу после полета ко мне подошел незнакомый подполковник и дал дельный совет: по свежим следам описать все, как было. Мне это пригодилось, когда прибыла комиссия, возглавляемая генералом Павлом Кулешовым. И меня стали тягать из одного генеральского кабинета в другой. И каждый требовал письменно изложить, как протекал полет. Но в конце концов обошлось. Когда в газетах был опубликован указ о награждении отличившихся при пресечении полета II-2, ко мне подошел командир полка и сказал: „Что ж, Сереже награда — орден, а тебе — жизнь…“»

Уже в полдень 1 мая из столицы СССР в Свердловск вылетел самолет Ту-104 с солидной комиссией на борту — в нее вошли сотрудники аппарата ЦК КПСС, военной контрразведки КГБ, офицеры и генералы Генерального штаба Вооруженных сил и Главного штаба Войск ПВО страны. Перед ними стояла задача — проанализировать действия боевых расчетов армии ПВО, собрать и доставить в Москву все останки 11-2. Прибывшая комиссия установила следующее: самолет-нарушитель пересек государственную границу в 5 часов 36 минут. Он шел на высоте 18–21 тыс. метров со скоростью 720–780 км/час, когда его полет был пресечен 2-м дивизионом 57-й зенитной ракетной бригады. Это произошло в 8 часов 36 минут. О причинах гибели Сергея Сафронова в докладной министру обороны СССР говорилось: «9-й отдельный радиотехнический батальон продолжал выдавать данные на главный командный пункт о его полете на высоте 19 000 метров, когда уже нарушитель был сбит, и фактически здесь находились МиГ-19 на высоте

11 000 метров. Неуправляемые истребители возвращались на аэродром через зону поражения 4-го дивизиона 57-й зенитной ракетной бригады, у которого аппаратура опознавания самолетов на РЛС П-12 была неисправна. Имея информацию, что истребителей в воздухе нет, дивизион (командир майор А. В. Шугаев) принял их за самолет противника, дал залп ракет, сбил МиГ-19, пилотируемый старшим лейтенантом С. П. Сафроновым. Причиной гибели летчика послужила плохая работа боевого расчета главного командного пункта армии ПВО. Начальники родов и служб не сообщали о принятых решениях на главный командный пункт, ГКП, в свою очередь, не информировал об обстановке командиров частей и соединений. В 57-й ЗРБ не знали о нахождении истребителей в воздухе. Поэтому был сбит самолет Сафронова с включенным ответчиком…»

Сейчас уже очевидно: главная причина всех просчетов — в несогласованности действий, в нехватке опыта у офицеров командных пунктов, в их неумении справиться с нервозной обстановкой и в необычности поединка, развернувшегося, по сути, в стратосфере. К тому же зенитные ракетные части в то время в СССР только формировались и управлять ими совместно с истребительной авиацией только учились. Увы, в такой ситуации трагических последствий избежать не удалось…

Пражская весна 1968-го

В ночь с 20-го на 21 августа 1968 года около семи тысяч танков и более трехсот тысяч солдат и офицеров пяти стран Варшавского договора (СССР, ГДР, Венгрии, Польши и Болгарии) перешли границы Чехословакии. Что забыли войска стран, связанных между собой договором о сотрудничестве, на пражских улицах? Почему Советский Союз пошел на беспрецедентный шаг — открытое запугивание Чехословакии? Несмотря на то что с момента подавления Пражской весны прошло более 40 лет, в мире до сих пор спорят о причинах и последствиях этих событий.