Когда самолет, наконец, взлетел, было уже четыре часа утра. В аэропорту имени Бен-Гуриона они приземлились около восьми утра. Выйдя из самолета, Олег понял, что попал в совершенно другой мир. Ярко светило солнце, небо было синее, безоблачное. Всюду росли пальмы и какие-то другие необычные деревья, покрытые крупными красными, сиреневыми и белыми цветами. А главное, было тепло, даже очень тепло. Олег сразу вспотел и почувствовал себя грязным и неуклюжим, просто серым пятном на фоне сверкающего пейзажа. Их повели и посадили в кресла в каком-то зале. Сбоку на стойках лежали горы запечатанных в целлофан бутербродов, стояли кувшины с кофе и соками. На подносах громоздились нарезанные апельсины. Время от времени через громкоговоритель называли фамилии, и люди заходили в какие-то кабинки. Оттуда они выходили с пачками документов и денег, забирали свои семьи и исчезали. Вначале отправлялись семьи с детьми, и Олег вскоре распрощался со своими новыми друзьями – попутчиками. Они чуть ли не силой оставили ему телефоны своих родственников, чтобы он мог найти их, если ему понадобится помощь. Его очередь наступила одной из последних. Получив документы и деньги и, отказавшись от такси, объяснив, что его встречают, он вышел на воздух. Ожидая там, в зале свою очередь, он успел умыться и переодеться. Сейчас в джинсах и футболке он чувствовал себя отлично. Встречающих не было. Не было и Аркадия Семеновича. Вместо него там стояла тоненькая фигурка в обтягивающих джинсах, едва прикрывающих низ живота и в коротеньком топе, едва прикрывающем крепкую округлую грудь.

– Привет, – сказала она, направляясь к нему. – Ты ведь Олег? А папа заболел. У него радикулит, он разогнуться не может, поэтому он поручил мне встретить тебя.

Она говорила на русском языке со странным гортанным акцентом. Но Олег даже не слышал, что она ему говорит. Как зачарованный он смотрел на нее. С тонкого нежного лица мадонны на него смотрели огромные миндалевидные родные Лерины глаза.

– Ничего, что я говорю тебе «ты»? – продолжала она. – У нас в Израиле все говорят друг другу «ты». У нас нет «вы».

Ну, вот, подумал он, глядя на ее шевелящиеся губы и по-прежнему ничего не слыша, кажется, я приехал домой.

Он перевел глаза ниже, увидел кольцо, торчащее в пупке, и подумал:

А кольцо-то я у тебя из пупка выну, И джинсы придется подтянуть повыше, а кофточку пониже.

Почему-то эта мысль доставило ему такое удовольствие, что он даже засмеялся.

– Почему ты смеешься? – мгновенно обиделась его, пока еще ничего не подозревающая любовь. – Я сказала что-то смешное?

– Нет. Понимаешь, я просто очень рад, что приехал, и что именно ты встретила меня.

– Что же тут такого радостного? – все еще обидчиво спросила она.

– Видишь ли, Сара, – ответил он. – Я приехал на самый восточный восток, – он обвел глазами пальмы, синее небо, прищурившись, посмотрел на яркое солнце, – и тут меня встречаешь ты.

– Ну и что? – продолжала допытываться она.

– Да, просто «восток горит в твоих очах», ты это понимаешь, мадонна? – сказал он и снова счастливо засмеялся.

***

– Альбина Владимировна, Сашенька ведь не ваш сын? Его родила Елена Казачкова?

Хотя Альбина и ждала этого вопроса, ее словно ударило в сердце.

– Откуда…Откуда вы знаете? – пролепетала она.

– Я был в Херсоне, как вы, наверное, уже догадались.

Понятно, мама, с горечью подумала она.

– Значит, – продолжил следователь, – Елена Казачкова шантажировала вас. Но объясните, зачем вы взяли этого ребенка? Ведь позже у вас родилась Юля, и она действительно ваша дочь. Значит, вы могли иметь детей. Зачем вы это сделали?

Зачем? Тогда ей показалось, что это единственный способ спасти свою семью. Все началось с того, что Ленка опять залетела. Доктор, который делал ей предыдущий аборт, предупредил ее тогда, что больше абортов ей делать не будет, так как у нее очень тонкие стенки матки и может быть прободение и тогда детей ей не видать. Поэтому ей пришлось обратиться в районную поликлинику, и она попросила Альбину, у которой все еще была прежняя прописка, дать ей свой паспорт.

– Понимаешь, – рассуждала она, – ты замужем, и она не будет меня стыдить, если увидит штамп. Скажу, что мы с мужем студенты, живем на стипендию, и нам нужно закончить институт. А то там такая вредная баба, пока выпросишь направление на аборт, всю душу вывернет, и на всю поликлинику опозорит. Я знаю, мне знакомые девки рассказывали. А так я ей расскажу, как нам тяжело, она еще и посочувствует.

Зная Ленкины актерские таланты, Альбина в этом не сомневалась. Она дала ей свой паспорт, и даже пошла с ней записываться на прием. Стоя в очереди, она решила, тоже записаться, Она еще ни разу в жизни не была у гинеколога, а ведь теперь она замужняя женщина, ей даже нужно ходить на осмотр. И она записалась по Ленкиному паспорту. Ей доставляла удовольствие мысль, что вот эта вредная баба гинеколог будет читать ей мораль, так как она не замужем, и не девушка, когда она на самом деле порядочная замужняя женщина.

Но вышло все по-другому. На приеме оказался совсем другой врач. Осмотрев Лену, он не дал ей направление на аборт, а велел серьезно подумать.

– Вы уже сделали несколько абортов, – сказал он. – Вам больше нельзя, будет прободение. Вас, может быть, и спасут при следующем аборте, но детей вы точно иметь не сможете. Подумайте, у вас еще есть время.

Ленка вышла, ругая врача и себя тоже.

– Подумайте, – передразнивала она его. – Он ведь считает, что я замужем, ему легко говорить. А что мне делать?

– Может, поговоришь со своим парнем, – предложила Альбина, – Может, вы поженитесь?

– Кто там поженится. Ему восемнадцать лет, и он маменькин сыночек, целиком зависит от родителей. А они и его и меня сразу из дому выгонят. Да и не нужен он мне, сопля на проволоке, ни ума, ни характера.

Интересно, зачем же ты с ним спала, подумала Альбина, но промолчала и зашла в кабинет.

Молодой врач деликатно отвернулся и усиленно писал, пока она раздевалась за крохотной полупрозрачной ширмочкой. Ей было ужасно неудобно, и она проклинала себя за то, что пришла на прием. Иди, знай, что там будет молодой симпатичный парень.

Но потом случилось такое, что сразу вышибло у нее из головы все мысли о стеснении.

Окончив осмотр, доктор как-то странно посмотрел на нее и спросил?

– Вы уже бывали на приеме у гинеколога?

– Нет, – удивленно ответила она, – а что такое?

Врач продолжал молча смотреть на нее, потом сказал:

– Я думаю, вам надо сходить проконсультироваться еще у какого-нибудь специалиста. Давайте я вам дам направление в специализированную женскую консультацию.

Альбине стало не по себе.

– Доктор, а что у меня такое? Вы можете мне сказать?

– Видите ли, я обнаружил у вас загиб матки, – промямлил он, наконец.

– Что это значит? – нетерпеливо спросила Альбина.

– Это значит, что, скорее всего, вы никогда не сможете иметь детей.

У Альбины внутри все опустилось.

– Но как же так, – пролепетала она. – Этого не может быть, и вообще, что это? Откуда это у меня?

– Ну, это врожденное, – хмуро сказал врач.

– И что же теперь делать? Как это лечится? – все еще не могла поверить в свою беду Аля.

– Гм, боюсь, что это не лечится, – виновато сказал доктор, стараясь не смотреть на нее. – Во всяком случае, пока никаких методов нет. Но вы сходите на консультацию еще к какому-нибудь врачу. Может, он вам предложит что-нибудь, – торопливо прибавил он фальшиво-бодрым голосом, глядя на ее помертвевшее лицо.

Альбина сама не помнила, как вышла из кабинета.

– Что такое? Что с тобой? Чего это ты как из-за угла мешком трахнутая? – встретила ее никогда не унывающая подруга.

Аля, молча, смотрела на нее, не решаясь произнести ни слова, так как боялась расплакаться.

– Так, – констатировала Ленка, – что-то случилось. Что тебе там сказали?

– Он сказал, что у меня никогда не будет детей, – наконец, с трудом произнесла она и зарыдала.