– Зато сын наш будет свободным человеком, ему не надо будет никого бояться, – оптимистически сказала женщина.

Олег с сомнением посмотрел на будущего свободного человека. Пока что тот стоял, прижавшись к материнскому пальто, и глядел на Олега вытаращенными от страха глазами.

– Да, чего же мы стоим? – спохватился Олег. – Пойдемте, сядем.

Они пошли в зал ожидания, По дороге женщина спросила у него:

– А вы в Израиль в гости или по делам?

– Ни то, ни другое. Я, как и вы на постоянное место жительства, репатриируюсь на Родину, – нарочито серьезно сказал Олег. Но увидев изумление в глазах своих новых знакомых, не выдержал и засмеялся.

– Извините, – смутилась женщина. – У вас просто такая типично славянская внешность, даже можно сказать породистая славянская внешность, что мне и в голову не пришло, что…

– Что я могу вдруг оказаться евреем? – улыбнулся Олег, – ну, в общем-то, вы правы, у меня только одна бабушка была еврейкой, а все остальные русские, но под закон о возвращении я подхожу.

– Да, конечно, извините, я ничего такого не имела в виду.

– Да что ж такое страшное вы могли бы иметь в виду, что вы извиняетесь? – удивился Олег.

– Ой, сама не знаю, я, по-моему, еще не пришла в себя и несу страшную, чушь, – тоже засмеялась она.

В зал вошла группа странно одетых мужчин, и Олег и его спутники с любопытством уставились на них.

Мужчины были одеты в черные длинные атласные пальто. Дальше шли белые чулки и черные туфли. На головах у них были большие черные шляпы, из-под которых спускались две длинные пряди волос, по-видимому, пресловутые пейсы.

– Ну, вот и наши новые соотечественники, – немного растерянно сказал Олег. – Так вот среди кого нам придется жить.

– Нет, нет. Это ультра-религиозные евреи, которые учатся в ешивах. Это у них такая форма, но их не так много, так что не переживайте. Большая часть населения светские люди и одеваются так как везде, – постарался утешить его мужчина.

– Но зачем же они так странно одеваются? – не мог успокоиться Олег.

– Это вам кажется странно, а для них это, наверное, почетно иметь право носить это. Они этим гордятся. Видите ли, они считают, что в течение тех тысячелетий, что евреи жили в диаспоре, только религия объединяла их и спасла от ассимиляции и вымирания.

– Ну, не знаю, не знаю, – задумчиво сказала женщина. – Мне кажется, что объединяла их скорее всеобщая к ним ненависть, или скажем мягче, нелюбовь.

– Что-то в этом, конечно, есть. Евреи, в основном, неплохие люди, но есть в них одна черта, за которую я и сам их не люблю. Об этом еще Зеев Жаботинский писал. Они всегда стараются быть самыми преданными, самыми лучшими. Так в России они больше любят Россию, чем сами русские, в Германии они больше немцы, чем сами немцы. Это раздражает. Вот и сейчас, смотрите, сколько евреев пытаются спасти Россию. Да не хочет Россия, чтобы евреи ее спасали, им и так хорошо.

– Даже если им и плохо, они хотят спастись сами, – поддержала его жена. – Вот возьмите революцию. Сколько евреев тогда принимали участие в революции. Тогда они вроде были героями, а сейчас все это ставят им в вину.

– Здесь ты не права. Евреи кинулись в революцию от безысходности. Тогда много умной интеллигентной еврейской молодежи получило образование заграницей. Они вернулись в Россию, а работать им было негде, вспомни черту оседлости Они даже не имели право жить в больших городах. А революция обещала им все: равенство, возможность быть полезными, поле деятельности. Большинство из них были идеалистами и действительно верили в революцию, в то, что будет построено новое общество.

– Да, но евреям ставят в вину и то, что среди них так много ученых, писателей, музыкантов, финансистов.

– Ну да. Они же стремились к какой-то деятельности, и так как им не разрешалось владеть ни землей, ни фабриками, ни заводами, они становились лучшими в том, в чем можно было: в искусстве, в экономике. Кстати, евреи, которые жили в Европе, а потом в Америке, это не настоящие евреи. Постоянная борьба сделала их перерожденцами, умеющими быстро обучаться, приспосабливаться, развиваться. Настоящие евреи – народ жестоковыйный. Это вот они, – мужчина показал в сторону ортодоксов. – Они остались такие, как и были пять тысяч лет назад, и гордятся этим.

– И, между прочим, правильно гордятся, – тут же отпарировала его жена. – Ведь евреи – единственный народ в мире, сумевший восстановить свое государство и свой язык, бывший мертвым две тысячи лет. Где все те народы, которые начинали вместе с нами? От них уже и следа не осталось. А мы существуем, и даже на том же месте. И, кстати, вернулись мы в землю обетованную только благодаря своей жестоковыйности, то есть упрямству. После страшных погромов в Кишиневе евреям предлагали создать свое государство в Африке. Но что они ответили? Или Израиль, или ничего. И, в конце концов, получили Израиль.

– Да, получили, – возразил ей муж, – но для этого потребовался Холокост и шесть миллионов жертв. Только будучи под впечатлением Холокоста мир согласился разрешить евреям создать свое государство. И еще неизвестно, хорошо ли это было.

– Что ты имеешь в виду?

– Да то, что евреи, они как удобрения. Когда они разбросаны по свету, там, тут, они способствуют росту всего нового, а когда они собраны вместе, это всего лишь куча навоза, – засмеялся мужчина.

– Ты говоришь ерунду, – обиделась жена, которая, как видно, была большей патриоткой из них двоих. – Когда я в прошлом году гостила месяц в Израиле, меня повезли на экскурсию в Музей Катастрофы возле Нагарии. Там я видела такие страшные фотографии, у меня сердце разрывалось. Особенно, когда я смотрела на фотографии, где толпы беззащитных людей покорно шли в газовые камеры. Мне было так страшно. Но тут мне повезло. В музей привезли на экскурсию солдат Армии Обороны Израиля. Они вошли в зал, и когда я оглянулась, то увидела, что за мной стоят десятки крепких ребят и девушек, сжимающие в руках автоматы. И тогда я поняла, что Катастрофы больше не будет. Они не допустят ее, мы больше не беззащитны.

Олег слушал их, широко раскрыв глаза. Боже мой, о чем они говорят. Их только что жестоко оскорбили на прежней родине, они понятия не имеют, на что они будут существовать на новой, а сидят и спорят о судьбах еврейского народа, как будто бы им больше не о чем волноваться. Ох, уж этот неистребимый дух российской интеллигенции, русского ли, еврейского ли происхождения. Не заботиться ни о чем насущном, а заниматься постоянными поисками смысла жизни. Ох, уж эта их чертовая неприспособленность. Во всех странах люди, получив образование, стремились тут же сделать из него источник дохода, а в России главной считалась духовная жизнь и духовная пища. Своей дурацкой непрактичностью они и способствовали тому, что к власти пришло быдло. Правда, теперь это быдло называет себя элитой, но на самом деле кухаркины дети были и остались. А этих жизнь ничему не учит. Слава богу, что он человек практичный, и едет не на пустое место, а к хорошо обеспеченному другу.

Кстати, вдруг спохватился он, а подарки? Я же еду в чужую семью. Мне придется пожить, наверное, несколько дней у них, а я собираюсь приехать с пустыми руками. Ну и позор. Хорошо хоть есть еще время забежать в дьюти-фрии.

Он извинился за то, что не может дослушать до конца дискуссию, и побежал в магазин.

Еще десять лет назад это была недоступная роскошь для советских людей, а сейчас то же самое можно найти в любых других магазинах. Быстренько прикинув в уме, что не имеет понятия о том, что может понравиться Аркадию Семеновичу и его женщинам, Олег решил отделаться подарками общего назначения. Бутылка «Наполеона» для Шполянского, бутылка немецкой вишневой наливки и коробка хороших конфет. Сойдет для первого дня, а потом можно будет купить что-нибудь еще.

Запасшись подарками, Олег вернулся в зал ожидания. Вскоре их повели в самолет, но и здесь Олегу не повезло. Вылет самолета задержался на пять часов. Кто-то сдал багаж, а сам не явился на посадку. При всеобщем страхе перед террористами, самолет не выпустили, пока не вытащили из багажного отсека все чемоданы и не вычислили багаж потенциального террориста.