– Говорит, что горячее только днём, когда тут прислуга работает. Едва удалось уговорить его приготовить бифштексы.
– Какие-нибудь замороженные полуфабрикаты… Ладно, ладно, дареному велику спицы не считают. – Полина улыбнулась. – Кстати, могу поспорить на что угодно, ты с мамой живёшь.
– Как ты догадалась?!
Изумление Пьера было таким неподдельным, что девочка заулыбалась ещё шире.
– У тебя на лбу это написано. Знаешь, есть такой тип людей, которые с мамами живут. Даже если мама давным-давно умерла, у него жена и трое детей и всё равно он живёт с мамой. Это стиль жизни. Такое уже не лечится.
– Издеваешься, да? – Попробовал обидеться тот.
– Почему, стоит мне только начать говорить, что я думаю, и все тут же говорят, что я издеваюсь? – Она широко зевнула, вежливо прикрыв рот рукой. – Есть у меня в школе один приятель, который всегда что думает, то и говорить, у него даже прозвище соответствующее – Кошмарик. Психолог наш местный. Его никто не любит, хотя сам по себе – он очень даже неплохой парень.
– Я тоже могу поспорить на что угодно, что у тебя с твоим характером друзей нет вообще, – не остался в долгу Пьер.
– У меня их выше крыши, – самодовольно хмыкнула Полина.
– Друзей не может быть много. Один. Или два. Ну, максимум три. Когда их много, то это уже приятели.
– У меня есть друг, – задумчиво опровергла его девочка. – Один. Точнее, подруга. Бахмурова.
– Как мне жалко эту твою Бахмурову…
– Почему это?
– Это единственный человек, у которого хватает сил тебя терпеть. Представляю, как ей достаётся…
– Ну, знаешь! – Вскочила с места Полина, едва не перевернув эфемерный столик. Пьер кое-как успел схватить качнувшиеся стаканы с лимонадом.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Полина – стоя, Пьер – сидя на своём месте. С двумя стаканами лимонада в руках у него был донельзя глупый вид.
Наконец, девочка плюхнулась обратно на стул, Пьер извиняющееся пожал плечами:
– Ладно, замнём, что ли? Кажется, я какую-то ерунду сморозил.
– Мне кажется, тоже, – ледяным голосом отозвалась Полина.
Она посмотрела на широкое добродушное лицо Пьера, и ей почему-то расхотелось злиться. Есть такие люди, на которых долго сердиться невозможно, он был именно из таких.
– Ладно, так уж и быть, замнём, – согласилась она.
Из кухни явственно запахло чем-то горелым.
– Ты женат?
– Нет. А зачем тебе?
– Просто. Интересно. А братья-сёстры есть?
– Нет.
– Один, значит, живёшь?
– С мамой.
– Мама – не в счёт, – отмахнулась Полина. – И не скучно тебе?
– Не особенно. Я людей не очень люблю.
– Людей надо любить. Они большей частью – неплохие ребята.
Несколько минут прошло в полном молчании. Потом Пьер рассказал анекдот, второй, следующий… Полина смеялась, кивала… Постепенно началась обычная болтовня, когда говоришь много и долго, а потом не можешь вспомнить содержание беседы.
Время пролетело незаметно. Хозяин принёс две порции бифштекса, рис с очень острой приправой. Девочка попробовала его, у неё перехватило дыхание, но она самоотверженно доела порцию до конца, чтобы не обижать спутника.
"Жалко, что он не курит, – подумала она, – тогда бы я смогла ему прикурить, просто дохнув на сигарету" – и долго сидела отвернувшись от Пьера, с открытым ртом.
Клубника со сливками оказалась выше всяких похвал. Пьер пошептался с барменом, и тот вскоре принёс большое пирожное на вычурной ярко-красной тарелке. Девочка вопросительно взглянула на своего соседа по столу, тот, улыбаясь, кивнул, и с такой же улыбкой стал смотреть, как она принялась уплетать за обе щёки предложенное, даже забыв соблюдать необходимую грациозность. Он очень походил на радушную бабушку, смотрящую на пьющую молоко внучку.
После пирожного Полина украдкой облизала пальцы, а когда, спустя минуту, Пьер взглянул на неё, чинно вытерла их салфеткой.
– Ну, что, Полина, пойдём? – Весело спросил он, посчитав её жест за намёк, что ужин пора заканчивать.
– Ага.
Пьер прошёл к стойке и, закрывая происходящее там своей широкой спиной, расплатился. Полина оценила его деликатность.
Попрощавшись с хозяином, они вышли на улицу. Свежий ночной воздух приятно бодрил.
Когда машина тронулась с места, девочка поймала взгляд своего спутника и как можно более обаятельнее улыбнулась.
– Спасибо, – сказала она. – За мной ещё никто никогда так не ухаживал.
– У тебя ещё всё впереди, – отозвался Пьер так быстро, словно ждал этих слов и приготовил ответ. – Вот вырастешь, через три-четыре года за тобой так будут бегать… – Он осёкся, словно сказал что-то не то, что хотел, потом хмыкнул. – Рад, что я оказался первым.
Смотреть на ночную дорогу оказалось довольно тоскливо.
– Ты что, вообще спать не будешь? – Сонным голосом поинтересовалась Полина, чтобы хоть что-нибудь сказать.
– Я на работе не сплю.
– А-а. Тогда, спокойной ночи.
Пьер в ответ молча кивнул.
От спального мешка она отказалась. Впервые в жизни Полина уснула сидя. Раньше она ни за что не могла бы себе представить, что это вообще в принципе возможно. Вообще, всё, что происходило с ней на протяжении последней недели, было для неё в первый раз…
Спала она очень беспокойно. За ночь несколько раз просыпалась, но едва ли это помнила. В голове остались какие-то сумбурные эпизоды. Лицо Пьера в свете фар, когда тот с канистрой идёт вокруг машины. Его разговор с какими-то людьми, машина которых сломалась, Пьер тащил её на буксире, дверца кабины была полуоткрыта, он что-то кричал в темноту…
Когда девочка открыла глаза, вокруг висел плотный туман. Автомобиль настороженно пробирался сквозь его густую пелену. Разделительная дорожная черта тянулась по влажному асфальту медленно и безостановочно, словно удав из норы. Полина даже помотала головой, отгоняя наваждение.
Пьер сидел на своём месте. Он сильно наклонился вперёд, будто хотел упереться лбом в стекло. Почувствовав движение, он бросил быстрый взгляд на Полину.
– Проснулась?
– Угу…
Девочка издала стон, разминая затёкшие члены. На лице её застыла мучительная гримаса. Тело болело невыносимо.
– Такое ощущение, – страдальческим голосом пожаловалась она, – будто меня на мясорубке прокрутили, а потом кое-как склеили назад.
– Это с непривычки, – компетентно пояснил её собеседник. – Скоро всё пройдёт. Ты в туалет не хочешь?
Полина вспыхнула. Пьер понял, что воспитание не позволит ей ответить утвердительно, и быстро нашёлся.
– А я хочу, – сказал он. – Ты не против, если я тут остановлюсь и отойду минут на десять?
– Не против.
Когда они продолжили путь, Полина, уже изрядно повеселевшая и посвежевшая, ёрзала на месте, смотря то в одно, то в другое окно.
– Мы скоро приедем?
– Часа через четыре.
Ей стало как-то тоскливо. Весь вчерашний день вспоминался, словно очаровательный момент жизни многолетней давности.
Разговор не клеился. Пьер отвечал односложно и как-то так, что не было возможности что-нибудь ему ответить.
Девочка замолчала и уставилась в окно.
Если долго смотреть на дорогу, то кажется, что машина стоит на месте, и сам асфальт бесконечным серым полотенцем мчится под колёса.
Медленно текли минуты.
Полина всё чаще посматривала на Пьера. Украдкой. И внимательно, словно хотела запомнить черты лица. В её жизни было не так уж много людей, которые ей нравились и с которыми нужно было прощаться навсегда. Этого она делать не умела.
А что говорить в конце? "До свидания?" Как-то неправильно. Какое ещё свидание? Не будет больше никаких свиданий! "Прощай"? Слишком претенциозно. И грустно. "Ещё увидимся"? Да, пожалуй, последнее сойдёт.
Очередной городок ничем не отличался от предыдущих. Такие же старые вросшие в землю деревянные домишки, глядевшие на мир через тёмные провалы неровных окон, потемневшие от сырости и нестройно стоящие вдоль дороги, словно слепые нищие на паперти. Во дворах – оборванные грязные детишки, скучающие молодые балбесы, старики, словно мумии сидящие на скамейках с трубками в зубах, пыльная зелень немногочисленных деревьев и висящее на протянутых верёвках бельё. Перед одним из таких домов Пьер остановил машину. На всякий случай взглянул в бумажку, сверяясь с адресом. По его лицу девочка поняла. Точно. Здесь.