Прислонясь к колеснице, чтобы не упасть, он взял в левую руку жезл, в правую конус и вставил жезл в углубление конуса. Жезл и конус в точности подходили друг к другу и составляли словно единое целое.

— В этом острие спрятана сила огня, — объяснил Гефест, — а в этом жезле сила металла. Поодиночке они не действуют, даже когда лежат совсем рядом. Если же их соединить, они неотразимы.

Выглянув из пещеры, Гефест показал Зевсу дуб, росший у подножия Олимпа.

— Видишь ты вон тот дуб, что стоит одиноко среди каменной осыпи? — спросил он.

Зевс кивнул.

— Поехали, — сказал Гефест. Прихватив жезл, он сел в колесницу и покатил ее к выходу. Утренняя прохлада загнала богов обратно в их уютные постели, и площадь была пуста, только Кратос и Бия несли дозор перед жилищем властелина. Гефест велел им отойти в сторону, потом, словно копье, занес за плечо жезл вместе с конусом, нацелился в крону дуба и, размахнувшись, метнул руку вперед, не выпустив, однако, оружия. Казалось, будто он только изобразил бросок, потому что жезл остался у него в руке. Однако воздух потрясли раскаты грома, а с тончайшего острия в ветви дуба полетела белая молния, и они тотчас загорелись.

— Молния, — бормотал потрясенный Зевс, — молния. — Глаза его были широко раскрыты и пылали, как огонь под скалой. — Молния, — бормотал он, — ты принес мне молнию, сынок! Ты вырвал тайну у Кроноса! Как я о ней мечтал! Теперь она моя!

Зевс оторопело смотрел на огонь, пылавший ярче восходящего солнца. Он часто ломал голову над тем, как бы ему стать повелителем грома и молний, ибо сам он мог обернуться кем угодно, но изменить образ окружающих его предметов был не в силах. Меняя собственное обличье, он заставлял, скажем, свой изломанный меч расти или сжиматься, однако в молнию этот меч никогда бы не превратился, а превратиться в молнию сам Зевс не отваживался, боясь сгореть от собственного жара. Наблюдая грозу, однажды он пожелал стать тучей, но и это было не то, что надо: получилось только, что он, мокрый и угрюмый, висел над Критским лесом, деревья щекотали ему живот, а ветры чуть не разнесли его в клочья. Тогда он сжал тучу в руке: сколько же молний содержал этот мешочек? Наверное, не очень много, потому что мешочек был невелик. Или они там, внутри, как змеи, вылупляются из прозрачных яиц? Сколько же времени требуется, чтобы подросла такая вот голубая молнийка? И надо ли ее кормить, и что она ест? Огоньки, кипящий воздух, а может быть, тоже нектар или же пищу змей? А чем, собственно, кормятся змеи? Вопрос сменялся вопросом, а Гефест не говорил ни слова.

Осторожно приступил Зевс к расспросам.

— Сколько еще молний сидит там внутри, сынок?

Гефест расплылся в улыбке.

— Сколько ты пожелаешь, отец, — отвечал он.

— А если я пожелаю десять? — недоверчиво спросил Зевс.

— Тогда потряси жезлом десять раз.

— А если я пожелаю сто?

— Тогда сто раз.

— А если тысячу?

— Тогда тысячу раз.

Тогда Зевс с хриплым возгласом бросился к колеснице, вырвал у кузнеца громоносный жезл и, как давеча Гефест, выбросил руку в сторону того же дуба — с острия слетела вторая молния, и все дерево, от комля до кроны, было тотчас объято пламенем.

Испуганные ударами грома, боги стали выглядывать из своих пещер. Гроза не была для них чем-то необычным, однако все же странно было слышать удары грома в такое ясное утро, да еще так близко! Гера первая высунула голову наружу. Зевс заметил ее и мрачно кивнул. Подняв жезл над головой обеими руками, он подошел к пещере.

— Ну-ка, выходите на совет! Выходите, дорогие мои заговорщики! Выходи, моя верная женушка, выходите, дорогие братья, сестры и дети! Я думаю, нам надо кое-что обсудить.

— Что это значит, брат? — в растерянности спросила Гера.

Зевс не отвечал, он даже не улыбнулся. Что еще за новый поворот? Все олимпийские боги были теперь в сборе, из горных ручьев выскочили даже некоторые дерзкие дочери Океана. Ленивая Афродита и та вылезла из своей зеленой постели, а Гефест, увидев ее, обхватил обеими руками золотой передок своей колесницы.

— Что это значит, брат? — спросила Гера во второй раз, но Зевс не обращал на нее внимания. Он прислонился к колеснице у ворот, держа жезл, как копье, и одно за другим оглядывал лица собравшихся. Боги пребывали в тревожном ожидании, и даже Гера в третий раз своего вопроса не задала. Когда Зевс взглянул ей в глаза, она, как три дня тому назад Бия, его взгляда не выдержала и устремила взор вниз, на объятый пламенем дуб. Тогда Зевс пальцем поманил к себе Афину.

— Подойди ко мне, милое дитя, — торжественно проговорил он, — ты в заговоре не участвовала. И ты подойди, Пеннорожденная Афродита, и ты, мой славный сын Гефест, который всегда был дорог моему сердцу. Сюда, ко мне, Кратос и Бия, верные мои слуги! А вы, остальные, слушайте меня, слушай и ты, брат Посейдон, там, внизу, в твоем изобильном рыбою море, и ты, брат Аид, меж двумя черными реками, слушайте и вы, титаны, во тьме пребывающие! С самого начала мне были ведомы ваши гнусные замыслы, ибо знайте: я бог, внемлющий тишайшему шепоту сердец! Мой слух пронизывает Вселенную, и ничто от него не утаится: мой взгляд проникает сквозь самый густой мрак, мой язык ощущает всякое кощунство; мой нос чует всякую измену; моя рука хватает всякого мятежника; моя пята растаптывает всех чудовищ, а моя разящая молния-мстительница исполняет мой приговор! Взгляните на этот дуб! Он не понравился мне, и вот он сгорает дотла. Взгляните на ту пальму на африканском побережье! Слишком высоко вознеслась она в небо. Сдается мне, она хочет сравняться со мной. Я этого не потерплю.

Он замахнулся булавой, целясь в пальму, но Гефест вдруг в ужасе закричал: «Нет! Не надо!» Он кричал, что сгорит весь лес, ибо эта молния в тысячу раз сильнее, чем молния из тучи, но Зевс уже успел потрясти своим новым оружием. Ударил гром, с треском блеснул ослепительный свет, искрометное пламя охватило веер пальмы и побежало вниз, по верхушкам деревьев. Вмиг весь зеленый берег был охвачен огнем, пылающие финики и кокосовые орехи, шипя, неслись по воздуху, похожие на падающие звезды; апельсины и лимоны лопались, кипя благоуханным соком, а из разлетавшихся в желтом пламени кустов стремглав выбегали павианы, львы, жирафы, антилопы, газели, шакалы, слоны и носороги и бросались в широкую реку Нил. «Я повелитель молнии!» — кричал Зевс содрогающимся от ужаса богам, перекрывая рев зверей и треск горящих деревьев. И прежде чем Гера успела понять, что все ее планы рухнули, на нее по мановению повелителя набросились Кратос и Бия.

Гера вопила, призывая на помощь. Она думала, что теперь ее отправят в темницу к Сторуким. Отчаянным усилием она вырвалась и пробовала выхватить у Зевса громоносный жезл, но Афродита подставила ей ножку, и она упала, а Кратос и Бия сразу же кинулись на нее. Боги стояли молча, ни во что не вмешиваясь, но Зевс, все еще опасавшийся восстания, уже направил острие жезла на скалу у них под ногами. Дрогнул тут Олимп, молния ударила в клокочущее нутро планеты, и сквозь тончайшие участки земной коры, в которой образовались кратеры, на поверхность изверглось жидкое пламя. Сотрясение было таким сильным, что Аид в ужасе соскочил с престола и сквозь воронку ныне засыпанного вулкана взглянул на Олимп. Да и Посейдон вместе с женой и детьми выбежал из своего содрогающегося грота, а Прометей, летевший на Луну, торопливо размахивая руками, понесся обратно на охваченную огнем родную звезду.

Зевс же тем временем за волосы поднял с земли связанную Геру и, размахивая ею перед богами, кричал:

— Поглядите на эту ничтожную, которая вознамерилась отнять у меня власть! Она надеялась возвыситься надо мной, что ж, да свершится ее воля. Вперед, Кратос и Бия, подвесьте ее на высочайшем пике Олимпа, а к ногам привяжите ей кусок скалы — самый большой, какой только найдете! Пусть она чувствует тяжесть своей вины до тех пор, пока мне заблагорассудится ее снять. И горе тому, кто посмеет ей помочь! Он на веки вечные повиснет рядом с нею.