— Юнца Мозжухина!

И тут же обвалом посыпались вопросы от купцов:

— Взять на триста тысяч облигаций Городского кредитного общества? Дом где строить — на Балчуге или в Сокольниках? Дочь отдать за Степку Морозова аль нет? Пьет ведь, сукин сын!

Но дух Челлини более не желал отвечать. Великий художник начал шалить. Первой крикнула звезда:

— Ой, кто за грудь хватает? Ах, какой нахал!

И тут же Брюсов откликнулся:

— За волосы, за волосы дергает!

Блиндер стал наводить порядок:

— Господа, прошу не волноваться и не шуметь! Нельзя нарушать проявлений пертурбации.

Бас:

— Нет, просто невероятно, какая-то дьявольщина! Так и свихнуться недолго.

Брюсов:

— А если, господин медиум, сейчас свет зажечь?

— Это будет бесчестный поступок перед вызванным мною духом. Он, уверяю вам, никогда не вернется и станет мстить. Челлини — ах, какой необычный человек, я всех об том предупреждаю.

Звезда:

— Господин медиум! А он ограничится только тем, что за перси хватает меня? Или могут возникнуть и другие желания?

Бас:

— Ха-ха! Наша знаменитая синематографическая актриса станет матерью от самого... Бенвенуто Челлини! О-хо-хо!

Блиндер:

— Повторяю: дух флорентийца отличается неординарностью проявлений! Так будьте известны, иметь дитятю от такого великого человека — замечательная радость!

Теперь хохотали уже все.

Сеанс закончился сам собой.

Включили свет. И тут началось главное.

Скандал

Все оживленно поднялись из-за стола, враз заговорили, перебивая и не слушая друг друга.

Бальмонт, одной рукой вытирая платком пот со лба, а другой удерживая Брюсова, говорил:

— Ведь один такой сеанс опрокидывает все материалистическое учение! Я всегда верил в загробную жизнь и потусторонний неразгаданный мир. Вы согласны, Валерий Яковлевич?

Брюсов согласно кивнул головой:

— Безусловно и категорически! Мир наш огромен и пока действительно неразгадан. Но передовая наука...

Вдруг поэт стал лихорадочно шарить по карманам:

— Куда, куда делось?

Бальмонт сочувственно спросил:

— Что-нибудь случилось?

— Еще как случилось! Я где-то потерял свое портмоне, а там больше трехсот рубликов.

Все повернулись к Брюсову:

— Быть может, дома оставили?

— Отнюдь нет! Я сегодня у владельца “Скорпиона” Полякова получил аванс.

Вдруг медведеподобный купец, облаченный по случаю торжества в новенький фрак, заревел:

— А где мой бумажник? Вот тут, в брючном кармане заднем... Это что же такое? Там деньги лежали, а не какие-то “триста рубликов”! Десять тысяч! Вертеп разврата!

В этот момент истошный крик самой высокой ноты разрезал воздух. Это звезда хватала себя за шею, заглядывала под стол:

— Где мое бриллиантовое колье? Пятьдесят тысяч стоит! — Она затряслась в рыданиях.

Бас даже испуганно перекрестился:

— Чур чура! Точно — дьявольщина.

Бальмонт покачал удивленно головой, обратился к Блиндеру:

— Это что же получается, Георгий Александрович? Знаменитый итальянский скульптор по карманам лазит? Как какой-нибудь Коляна Фартовый с Сухаревского рынка?

Маэстро гордо вскинул подбородок:

— Так будьте известны, что я вас предупреждал: Челлини — субъект необычный. При телесном существовании он обвинялся не только в кражах, а даже и в убийстве! Каждый, извиняюсь, культурный человек это знает!

Купец:

— Грабеж! Полиция!

Бас, убедившись в сохранности собственного портмоне, вновь пришел в веселое расположение духа:

— Браво, браво! Стало быть, родившийся четыреста с лишним лет назад Бенвенуто Челлини мог и убить?

Блиндер поморщился:

— Вы говорите ужасные случаи! Но если хотите спокойней, то надо вызывать дедушку Крылова. Это был в старину такой писатель, так он уже помер. Вот он ведет себя культурно и ничего не позволяет.

Все замолкли, с удивлением слушая слова маэстро. Первым не выдержал бас и раскатился громовым хохотом:

— Дедушка Крылов”! Ух, не могу! О-хо-хо! “Покойный писатель”! Он уже почти семьдесят лет покойный. Ах, ведет себя на вызовах спокойно! Нет, ста рублей за такое представление не жалко. Всю тысячу отдать можно.

Вдруг Бальмонт поднял руку:

— Минуту тишины, господа! Что вызывают духов — я знал и даже был на медиумическом сеансе у интендантского генерала Лифарева...

Хозяйка спросила:

— Это у которого малолетнего сыночка электричеством насмерть убили?

— У того самого!

— Совершенно ужасное происшествие! Я электричество после такого случая запретила бы вовсе. Или, эти самые, авто. Мой дворник-татарин под колесо попал...

Бальмонт холодно заметил:

— Позвольте, я закончу мысль, Марфа Абрамовна.

— Заканчивай, заканчивай, милый человек! Я ведь это так, к слову прилучилось. Просто ты сам упомянул про электричество.

— Так вот, мы сегодня наблюдали совершенно сверхъестественное и вызывающее полное доверие зрелище.

Бас хохотнул:

— Какое же зрелище — в темноте! Это не синема.

— Пусть по-вашему, уважаемый артист, не зрелище, а явление. Но при всем уважении к Бенвенуто Челлини следует заявить: пропажа предметов материальной культуры несомненна. Мы должны ответить на два вопроса. Первый: мог ли посторонний войти сюда?

Присутствующие начали шумно обсуждать этот вопрос, а купец, у которого пропал “капитал”, заявил:

— Мы ведь не дураки какие, тоже понятие имеем. Духу мои тыщи — как мертвому кадило, не помогут. Или, сказать, дамочкины бриллианты — на себя не наденет, потому как надевать не на что: нет выи. Но посторонним здеся невозможно было находиться. Дверь на запоре — я только что самолично дергал, да у вас, знаменитый бас, шнурок от двери на руку надет. Так что никто посторонний войти возможности не имел.

Бальмонт воскликнул:

— Вот оно, это я и спрашивал! Стены задрапированы, двери на надежном запоре. Рук никто не разжимал? Стало быть, посторонних во время сеанса не было! И со всех сторон застрахованы от злого умысла.

Брюсов ехидно бросил:

— Были не посторонние — были потусторонние!

— Остается допустить, что именно дух флорентийца покусился — вроде шутки, у него характер всегда был легкий, игривый! — забрать наши ценности, — сказал Бальмонт. — Вот мы ответили на два моих вопроса: первое — посторонних не было, второе — кроме духа никто предметы забрать не мог.

Пострадавший купец укоризненно сказал:

— Игривый он или нет, а вот если не вернет, то — большой безобразник и следует вызвать городового и составить протокольчик-с!

Тем временем желающие продолжали осматривать гостиную — все кадушки с фикусами, простучали стены. Все было прочно, оставалось верить, что произошло чудо.

Открыли двери, выпили шампанского.

Вскоре явился городовой. Долго таращил глаза, крутил усищи — не мог понять, чего от него хотят важные господа.

Затем городовой тщательно осмотрел помещение: ничего подозрительного, как и ценностей, обнаружено не было. Что и было записано в протоколе, после чего все разъехались: кто в театры, кто на преферанс, кто в рестораны и трактиры. Обычное московское житье!

Лишь синематографическая звезда в сопровождении Бальмонта отправилась в Большой Гнездниковский, где сделала заявление в сыскную полицию.

Утром это заявление легло на стол Соколова. Он гаркнул:

— Почему еще ночью мер не приняли? Быстро в “Метрополь”! Только вряд ли Блиндер ждет нас.

И как всегда, великий сыщик оказался прав.

Прислуга доложила:

— Постоялец “люкса” еще после полуночи выбывши! Со всем своим багажом. И очень торопившись, видать, на поезд поспеть желавши.

Соколов приказал:

— На всякий случай предупредите ювелиров насчет колье!

Прошло несколько дней. Но пятидесятитысячное колье никто ювелирам на продажу не приносил. Только синематографическая звезда навестила два раза Соколова и со слезами умоляла: