— О, проснулся! — Ратников взглянул на очумело вращающего головою охранника и радостно улыбнулся. — Доброго вам утречка, Василий, не ведаю, как по батюшке!

— Хлебало-то завали, — недружелюбно посоветовал страж. — А то как бы фигулина не прилетела.

— Какая такая фигулина? — издевательски ухмыльнулся Миша.

Василь погрозил кулаком:

— А вот такая!

— Да хватит тебе уже ругаться-то! Лучше скажи, долго мы еще здесь сидеть будем?

— Сколько надо будет, столько и посидите!

— Ишь ты, сколько надо… Ты что, парень, не понял, где мы? Глаза-то разуй!

Охранник вытащил из-за пояса баллончик с газом и нехорошо ухмыльнулся:

— Шмальнуть?

— Ну и к чему?

— А ну не болтать, сидеть молча! Иначе точно шмальну, век воли не видать!

— Ладно, ладно, сидим, — успокоительно закивал Ратников. — Василий, а у тебя хоть ключи-то от клетки есть?

— Нету! У Филимона ключи! Все? Кончились вопросы?

— Жаль…

Минут пять все молчали. Михаил уселся на корточки, привалившись спиной к решетке, и, прикрыв глаза, думал. Нельзя сказать, чтоб мысли его были такими уж веселыми, впрочем, особенно грустными их тоже назвать было нельзя. Он почему-то четко чувствовал, что вновь оказался в прошлом — ну, а где же еще-то? И это не то, чтобы радовало, но внушало определенные надежды, ибо, если где и стоило искать пропавшего Артема, так, скорее всего — именно здесь. А для этого нужно было побыстрей обрести свободу, отыскать хоть кого-нибудь — рыбаков, кочевников, даже тех же бродников. Артем — мальчик необычный, а слухи в степи распространяются быстро, можно даже сказать, что вся степь — это одно большое ухо и губы. Губы — шепчут, ухо — слушает. Наверняка кто-нибудь что-нибудь да знает, остается лишь поискать.

Чу! Соседи по клетке вдруг встрепенулись, вытянули шеи, прислушиваясь. Ратников тоже услыхал быстро приближающийся стук лошадиных копыт, обернулся…

По степи, вдоль моря, скакали четверо, кто именно, пока сказать было сложно, судя по одежке — штаны, кургузые халаты — татары (или, скорее, половцы, собственно, они и составляли большинство населения так называемой «Золотой Орды»).

— Эй, Василий! Ты бы спрятался, что ли…

— Пасть свою поганую заткни!

— Ну, как знаешь.

Ратников всего лишь искренне хотел помочь. Но раз сам человек упорно никакой помощи не желает…

А всадники уже заметили клетку и приближались довольно быстро — вот стали заметны лица и детали одежды… Ага, двое — явно воины: кривые мечи, кинжалы, короткие копья, луки и стрелы за спиной, еще один — мальчишка лет тринадцати, судя по одежке — баранья жилетка на голое тело — слуга, и четвертый — тоже мальчишка, хотя нет — юноша, и очень красивый юноша — тонкий стан, расшитая жемчугом куртка, длинные темные, с явным медным отливом, волосы, степные глаза — не раскосые, не узкие, а именно степные — миндалевидные, сверкающие, зеленые… или карие…

— Э, Шамшит, — обернувшись, юноша щелкнул камчой…

Тонковат голосок-то…

Черт! Никакой это не юноша — девка! Красавица из бескрайних степей, дочь синих трав и горького полынного ветра.

Один из воинов — Шамшит — рванув удила, вскачь понесся к морю… просто объезжал клетку сзади…

Девчонка же, ее юный слуга и второй воин остановили коней невдалеке, как раз перед незадачливым охранником.

— Будь здрав, — с неуловимым акцентом — словно бы во рту перекатывались шарики — поздоровалась девушка. — Ты кто есть?

— Я-то? Василий, — ухмыльнулся охранник. — А вы кто, цыгане, что ли?

— Мы? — девчонка вдруг расхохоталась, подбоченилась с гордостью. — Мы — хозяева степи! Я — Ак-ханум, местная госпожа!

— Тьфу-ты, — охранник отмахнулся и сплюнул. — Я и сам местный… король степи, ха-ха! И что-то тебя не припомню. Ты из цирка, наверное… Да, похоже на то. Слышь, мобилы не дашь позвонить, а то мой что-то сел. Ну, что глазами пилькаешь, пигалица? Не врубаешься, что ли, цыганча? Или мобилы у тебя нету?

Угрюмо покосившись на Василия, воин спрыгнул с седла и, поклонившись девушке, что-то гортанно выкрикнул.

Юная всадница улыбнулась:

— Ты знаешь, что сказал Джагатай?

— Он что, татарин, что ли?

— Тебя следует научить почтению!

— Чему-чему меня следует научить? Я щас тебя сам почтению поучу, прошмандовка хренова!

Дернувшись, Василь ухватил девчонку за ногу, пытаясь вытащить из седла…

И тут же получил камчой по лицу, завыл, отпрянул, выхватывая из-за пояса баллончик… прыснул… Попал в морду коню — тот взвился на дыбы, заржал, понесся… однако степная красавица Ак-ханум, быстро обуздав жеребца, нехорошо усмехнулась, прищурилась… Эх, бедный Василь… он еще не знал, с каким чертом связался!

— Бросай нож! — напрасно кричал Михаил. — Кланяйся! Кланяйся, дурень!

Куда там! Обычный сельский бандос — какие там мозги, одна наглость да дурь!

— Я вас счас! Я вам сейчас, суки…

Просто пропела стрела, попав в сердце… И все. Выпал из враз ослабевшей руки нож, улетел в травищу баллончик с газом. Туда же, в траву, под копыта коней, повалился и незадачливый Василь… Увы! А ведь предупреждали!

— Все ж жалко дурака, — посетовал Ратников. — К тому же у него и ключ мог быть. Может, врал, что у Филимона?

— Вы чьи, пленники? — юная ханум наконец спешилась, с явным любопытством осматривая клетку и тех, кто в ней находился.

— Приветствую тебя, о, прекраснейшая госпожа, — галантно поклонился Миша. — Проклятые бродники полонили нас, людей честнейших и благороднейших.

Ак-ханум вдруг неожиданно фыркнула и громко расхохоталась.

— Ты чего смеешься-то? — молодой человек немного обиделся. — Я смешно говорю?

— Ты смешно выглядишь, — фыркнула девушка. — Зачем рубаху в порты заправил?

— Да так… ты бы нас выпустила отсюда, госпожа.

— Как же я вас выпущу? — краса степей изумилась. — Я что — кузнец?

Сняв лисью шапку, она вытерла выступивший на лбу пот… Ах, что за волосы! Что за глаза! И вовсе она никакая не смуглая… загорелая — да.

— Что ты так смотришь, пленник?

— Ты очень красивая, госпожа.

— Я знаю. Не ты первый мне это говоришь. Ладно… Вы теперь — моя добыча! — взлетев в седло, Ак-ханум приосанилась и, обернувшись, что-то бросила воинам. Потому усмехнулась, перевела:

— Джагатай останется вас сторожить. Он хороший воин, якши.

— Ты тоже хороша! И так хорошо говоришь…

— Я учила. Я умная.

— О, моя госпожа — кто бы спорил?!

Один из воинов — Джагатай — общим обликом и невозмутимостью напоминавший каменную статую, остался у клетки, не говоря ни слова, стреножил лошадь, уселся в траву рядом — да так и сидел.

Да, убитого люди ханум обыскали тщательно — ключей, увы, не нашли, но степная принцесса прихватизировала золотую цепочку и мобильник — красивенький, блестящий, потому, видать, и понравился. Нашедшиеся в портмоне охранника деньги — как мелочь, так и купюры, никого, даже мальчишку-слугу, не прельстили. Впрочем, куртку он на себя натянул, прямо поверх жилетки. И тоже приосанился, а уж госпожа заливалась, аж в ладоши хлопала: «Вах, Джама! Якши!»

Та еще оказалась хохотушка.

А у слуги-то… Миша присмотрелся… Эх, далековато был парнишка, не шибко-то разглядишь… И все же — да! да!

В клетку залетел шмель, полетал, пожужжал важно… Анфиса его выгнала и вздохнула.

— Что так тяжко-то, девица?

— Да так, — девушка зябко поежилась. — Из одного полона в другой. От бродников — к татарам.

— Из огня да в полымя, — так же безрадостно протянул Прохор.

Ратников всплеснул руками:

— Вот, блин, послал Бог пессимистов! Радоваться надо — хозяйка-то наша — красавица, да и веселая — с такой точно не заскучаем!

— Эх, и веселый же ты человек, Мисаиле!

А Миша знал, с чего веселится! Еще бы. У юного слуги Джамы на шее висел ключ — средних размеров, фигуристый, серого металла — Темкин ключ! От дома, от Усадьбы!!!

Так как тут сейчас было не балагурить, да на судьбу обижаться?