«Неужели ему не надоели эти игры?» – подумал Фридрих и пробежал взглядом по декольте в поисках внутренней искры. Не зажглась.

Ел певец мало, придирчиво рассматривал все, что предлагали, и большую часть блюд отвергал. Каждое его движение казалось тщательно отрепетированным и одновременно совершенно естественным.

Фридрих поймал себя на мысли, что забыл о гостях, о вечере и поглощен разглядыванием Ремо. К счастью не он один. Такого яркого и красивого человека трудно не замечать. Ремо некоторое время обменивался репликами с соседями, но в какой-то момент, видимо, счел, что достаточно повращался в обществе, и поднялся из-за стола.

– Фридрих, дружок, – шепотом сказал он, приблизившись. – Я хочу немного пройтись. Не составишь компанию? Твоим телесам тоже не повредит. Я о них беспокоюсь, ибо со временем они могут раздуться так, что перестанут возбуждать.

Фридрих стоически проглотил гнусный выпад. Он поднялся и пошел вслед за Ремо, втайне желая его придушить, и это могло бы быть весело, как в старые добрые времена. Но для подобных потасовок Фридрих не в том положении. Даже останься они наедине, и тогда он не переступил бы границ, хоть и был абсолютно уверен в своем физическом превосходстве.

По пути шеф-оператор поправил ленту с наградами, эту индульгенцию серьезности, символ высокопарности, как говорил его легкомысленный друг, да еще непременно добавлял, что в случае чего, на этой перевязи можно повеситься.

Ремо позволил Фридриху догнать себя, взял его под руку и увлек в зимний сад восточной галереи.

– Как это могло произойти? – тихо спросил Ремо, вдруг посерьезнев, когда они остановились на мощеной площадке у небольшого фонтана с серым парапетом.

– Что?

– Убийство!

Фридрих ощутил неприятный металлический привкус на языке. Может, ему послышалось? Может, это журчание воды исказило слова?

– Какое убийство? – Он не был готов разыгрывать спектакль, и вопрос прозвучал наигранно.

– Фрид, кончай прикидываться, а? Я все знаю. У меня ведь свои каналы. Убийство в Нане. После стольких лет прозябания в нашем болоте – и вдруг чепе. Я хочу знать, что творится.

Фридрих нервно оглянулся. В саду – никого.

«Ну какой же ты идиот, Ремо. Куда пропало твое чутье? Как долго ты шел по краю пропасти, Ремо-непосредственный, Ремо-естественный?» – Фридрих был раздосадован: случай был из ряда вон. Обычный гражданин коснулся того, чему надлежало быть вечной государственной тайной. Борясь с неприятным холодком, разлившимся по внутренностям, он скорчил недовольную гримасу.

– Пойми, Ремо… – Голос внезапно подвел, сделался слишком высоким. – У нас каждый день пропасть разных случаев. По-твоему я что, обязан их все помнить? На то есть особые комиссии. Они этим и занимаемся. Ищи сводку в сети. К этим сведениям любой имеет доступ.

Губы Ремо расползлись в недоверчивой и вместе с тем по-детски бесшабашной улыбке.

– Не делай из меня дурака, Фрид. Я все знаю. Замалчивать такие дела – твоя святая обязанность. Разве не так? Вот только никакой это не несчастный случай. Речь об убийстве, Фрид. Прости, но тебе придется все рассказать. Хочу знать причину происшедшего, и что ты собираешься делать. Только умоляю, не пытайся вычислить мои каналы. В конце концов, это не имеет значения.

Фридрих тяжело вздохнул и опустился на гладкий парапет. Зачерпнул воды, ополоснул лицо. Как же паршиво на душе. Потянуло на природу, подальше из Никты. «Вся полиция должна быть укомплектована имплантерами, – пронеслись в голове кем-то сказанные слова, – надежными, преданными и предсказуемыми. Никаких утечек, никаких неожиданностей». Он смотрел в воду и по поверхности сознания плыли мысли о будущем полиции, о совершенном государственном механизме, в котором не будет места убийствам и утратам. Рано или поздно это произойдет. Все ошибки прошлого забудутся. Система наладится. Но Ремо, того эксцентричного Ремо, какого он знал долгие годы, уже не будет.

– Эй, Фрид! – Улыбка все еще блуждала на губах певца.

– Ладно, идем в кабинет. – Фридрих Ганф поднялся и зашагал по галерее. Лучше подержать Ремо возле себя, прежде чем решится его дальнейшая судьба.

«Ну, кто его тянул за язык? Он вообще не склонен был говорить о политике», – в какие-то моменты Фридриху казалось, что Ремо старается на эту тему даже не думать.

«Он меня дразнит, намеренно издевается», – шеф-оператор неожиданно сбавил темп. Ремо, шедший за ним, тоже притормозил.

Фридрих вспомнил тренинги по харизме. Уверенный немигающий взгляд, контроль за дыханием. Он обернулся.

– Зачем тебе это? Неужели ты доверяешь тому каналу больше, чем мне?

Во взгляде Ремо промелькнула грусть, однако ее тут же сменило легкомыслие – самая излюбленная маска.

Фридрих приложил к сканеру ладонь, дверь кабинета открылась. Ремо вошел и тут же плюхнулся в кресло, перекинул ногу через подлокотник и принялся покачивать ею. Туфля, украшенная стразами, а может быть и драгоценными камнями – с этого фигляра станется, – засверкала.

Фридрих убавил свет. Он ощущал, как подступает мигрень. Точно назло, куда-то запропастился миником. Это только подлило масла в огонь раздражения.

– Давненько я не был у тебя здесь, – сказал Ремо, оглядываясь по сторонам. Оценив обстановку, он вперился взглядом в старого друга, точно и в самом деле ожидал рассказа.

Фридрих прошел по кабинету из угла в угол, заложив руки за спину. Неожиданно он представил себя заключенным, прогуливающимся по тюремному двору. Пытаясь отделаться от наваждения, он опустился в кресло. Пальцы выбили на подлокотнике нервную дробь. «Нужно успокоиться, – сказал себе он. – И продумать разговор с Эном. Надо заставить эту металлическую башку прекратить игру».

Певец тем временем наблюдал и помалкивал. Несмотря на нелюбовь Ремо к разговорам о политике, его мнение об имплантации Фридрих отлично знал. Лет двадцать назад на концертах Ремо Великолепного публика неистовствовала, а теперь вся эта потрясающая энергетика исчезла, все стало дозированным, умиротворенным. У звезд шоу-бизнеса появилась новая статья расходов – «на впрыск», иначе толпа так и останется полудохлой, как ее ни заводи.

«Они роботы, Фрид! Они обыкновенные роботы! – кричал несколько лет назад Ремо здесь, в этом самом кабинете. – Вы убиваете жизнь! Вы крадете у организма естественные функции! Я это вижу! Лучше, чем кто-либо, все певцы и актеры это видят». «Может, тебя тоже стоит слегка подрегулировать?» – охладил он его тогда, и мог поклясться, что Ремо в тот момент испугался. Он больше никогда не озвучивал свои аполитичные взгляды, но этот случай с убийством показывал, что они не изменились.

«Ты трус, Ремо, ты просто трус и фигляр», – подумал Фридрих. На смену беспокойству приходило холодное оцепенение.

– Видимо, я действительно должен тебе кое-что рассказать, – произнес он, окончательно совладав с собой. – Не переживай, я не буду спрашивать о твоих каналах. Мы ведь друзья. Только пообещай, что все, что я скажу, останется между нами.

Ремо долго смотрел на него насмешливыми лазоревыми глазами.

– Да, – сказал он. – Обещаю.

«Вранье», – подумал Фридрих. Впрочем, это уже не имело ровным счетом никакого значения.

– Я скоро должен буду уехать, – сказал он. – А ты, останешься и развлечешь моих гостей. Согласен? Я не требую многого.

– В обмен на доверие, Фрид.

Шеф-оператор улыбнулся своей коронной улыбкой, которую он обычно демонстрировал журналистам.

– Конечно, Ремо, конечно. Но сперва мне надо дать кое-какие указания секретарше. Подожди несколько минут.

Ремо кивнул.

Фридрих закрыл за собой дверь и заблокировал ее снаружи. Он подошел к окну, достал миником, чтобы позвонить секретарше.

– Илона. Вы свободны до завтрашнего утра.

Затем набрал Хальперина.

– Я в приемной своего кабинета. Подойдите немедленно.

После этого он позвонил своему водителю и сказал, чтобы тот подал большой «лин-консул» через пятнадцать минут.

Глава 6

Сквозь рваный хаос ветвей в пучину леса пробивались дымящиеся струи солнца. Огромные мшистые валуны, то и дело преграждавшие путь, издали походили на притаившихся чудовищ. Мила все сильней отставала от Айвена. Подошвы туфель увязали в ковре прошлогодней хвои. Она представила, как выглядит ее дерганая походка со стороны – будто марширует испорченный робот. Когда-то Миле нравились прогулки по лесу, но сейчас она готова была проклясть все на свете. Она не представляла, сколько времени они идут и суждено ли им вообще выбраться к человеческому жилью. Мила монотонно переставляла ноги, уже не пытаясь угнаться за Айвеном, который маячил среди деревьев в отдалении. Потеряться, вернее, потерять спутника, ей бы все равно не удалось.