Десятерых из этого списка удалось найти: семь по-прежнему живут в Харькове, одна вышла замуж и уехала в США, две в Киеве. Никто из них никак не связан с Викой. Остаются еще семь. И тут начинается мистика: двое из бывших спортсменок числятся погибшими, другие пять просто исчезли, растворились, словно их и не было.

– Уж не наши ли это подрывницы? – спрашивал себя Сергей Иванович.

108

Сергей Иванович почти угадал. Действительно, их было восемь вместе с Викой. Тех, на кого она могла положиться сегодня осталось трое. Она рассчитывала обратиться к ним, но начала ей нужно было замести следы. В Цюрихе, в банковской ячейке она хранила никому неизвестные документы, которыми должна была воспользоваться в самом крайнем случае. Этот случай настал. Одной конечно, было бы опасно разъезжать по Европе, но Вику теперь всюду сопровождала шумная компания английских студентов, ну кто станет высматривать знаменитую террористку среди галдящих юнцов! Документы удалось изъять, что называется, без сучка и без задоринки.

В первой попавшейся парикмахерской Вика осветлила волосы. От белобрысого парика она избавилась, своим новым друзьям заявила, что подстриглась.

Остаток лета Вика каталась по Европе с английскими студентами, выдавая себя за альпинистку и устраивая свои дела.

В Польше она встретилась с одной из трех оставшихся подруг и, можно сказать, коллег. Условились в маленьком кафе в Кракове. Чтобы не привлекать к себе внимания говорили на английском.

– Ты изменилась, – сказала женщина, усаживаясь за столик рядом с Викой.

– Ты должна мне помочь, иначе мне не выкрутится, – сказала Вика.

– Я рискую, – ответила бывшая спортсменка.

– Знаю. Но мне почти ничего не нужно. У меня есть место, где спрятаться, есть документы и деньги. Теперь я должна закончить то, что начала.

– Что от меня требуется?

– Найди наших. Надо навести спецслужбы на ложный след. Приезжаете в Москву, организуете серию взрывов и быстро сваливаете.

– Это все?

– Все, – подтвердила Вика. – Я сама свяжусь с тобой.

Вика ушла первая.

Она очаровала и полностью подчинила себе молодого аспиранта, беззастенчиво пользовалась его кредиткой и даже позволила уговорить себя вернуться с ним в Англию. Он пообещал устроить её тренером университетской команды. Вике нужно было время, чтобы отлежаться и прийти в себя. Тренерская работа и аспирант, как нельзя лучше подходили к ее планам. Итак, осенью в Кембридже появилась симпатичная молодая женщина Вероника Уизли…

109

Он помнил боль и долгое падение в черный колодец. Он думал, когда падение кончится, он достигнет дна и тогда боль, наконец, пройдет, все пройдет, и наступит блаженное ничто. Иногда боль поглощала его целиком, он корчился и горел, но пламя тоже было черным, непроницаемо черным, оно забивало рот, заполняло внутренности, и он захлебывался собственным криком. Так было всегда.

Но однажды черные языки отступили, рассыпаясь на рваные кляксы, и он судорожно схватил ртом и легкими побольше воздуха, ожидая новой вспышки боли.

Но боль больше не приходила, зато он стал видеть свет. Мир стал светом и воздухом, где теперь тихо покачивалось его тело.

Тело? Неужели у него еще есть тело?

Конечно, если предположить, что у него есть тело, то стоит попробовать что-то сделать, почувствовать.

Он попробовал изо всех сил, но так и не понял, что у него получилось. Он не смог бы точно определить, получилось ли у него хоть что-нибудь.

Но откуда же свет? Что есть свет?

Тогда он вспомнил, что свет можно увидеть, для этого у него должны быть глаза. Ну конечно! Стоит только открыть глаза!

Что-то сдвинулось, изменилось, произошло, как будто далеко впереди приоткрылась узкая щелка.

Еще одно усилие!

Он несся к проему, который становился все шире и шире и вот, распахнулся, выпуская его в бесконечное пространство тумана и звуков.

Он хотел спрятаться, замер, попятился назад. Тогда туман стал сгущаться, становясь формой.

Это был кто-то, кто любил его.

Он вспомнил:

– Мама…

Губы Бориса шевельнулись и произнесли чуть слышно.

Маша склонилась к его лицу:

– Я здесь, – ответила она, – я с тобой.

Борис улыбнулся.

Маша поспешно нажала кнопку вызова. Медицинская сестра почти мгновенно зашла в палату.

– Кажется, он приходит в себя, – шепотом сообщила Маша.

– Сейчас позову доктора, – медсестра исчезла. Маша взяла Бориса за руку и, вспоминая, как мама делала это в детстве, когда Маша болела, принялась тихонько напевать брату забытую псенку. Она не помнила слов, тут же на ходу сочиняла что-то.

Вскоре вошел доктор вместе с взволнованной медсестрой, и Машу попросили подождать в коридоре.

– Выживи, Борька, – шепнула она, сжав руку брата, – ты должен выжить!

Не прошло и получаса, как мимо Маши пронесся Сергей Иванович, не заметив ее. В коридоре сразу стало людно, забегали медики, появились сосредоточенные мужчины в штатском.

– Суета, – вслух произнесла Маша и счастливо улыбнулась.

Она продолжала улыбаться в кабинете у доктора, куда ее вызвали. Она слышала, как медики сыпали непонятными терминами, как сердился Сергей Иванович, когда речь зашла о «еще нескольких днях, когда пациент сможет…». О, теперь все это было неважно! Важно, что Борька наконец-то пришел в себя, значит, все будет хорошо! Теперь все будет хорошо – убеждала себя Маша.

Потом ей снова разрешили зайти в палату к брату. Сергей Иванович вошел вместе с ней. Они смотрели на исхудавшее лицо Бориса Шахматова. Доктор сказал, что пациент теперь спит. Маша снова обрадовалась, ведь «спит», это не «без сознания»; спят все здоровые люди. Во сне они набираются сил, отдыхают, чтобы проснуться и продолжить жить в этом таком сложном мире.

– Вы останетесь? – спросил ее Сергей Иванович.

– Да, – кивнула она.

– Вызовите меня, как только он сможет говорить, – велел доктору Сергей Иванович.

Доктор нахмурился и промолчал.

– Мария Петровна, – сказал Сергей Иванович, – это очень серьезно. Ваш брат находится под защитой, как свидетель. Но это ваше решение, а не его. Постарайтесь помочь всем нам.

– Конечно, не волнуйтесь, – просто ответила Маша.

– Ладно, – вздохнул он, – мне пора. – Он пошел к двери, обернулся, – да, вот еще что, без моего ведома из города не отлучайтесь. Передвижение только с охраной.

– Понимаю, – согласно кивнула Маша.

– Вот и хорошо. До встречи.

Сергей Иванович вышел. Доктор последовал за ним, Маша осталась со спящим Борисом. Она присела рядом с его кроватью и смотрела на него. Радость переполняла ее, хотелось поделиться с кем-то, но она не знала, можно ли говорить об этом. Просто перебирала в уме имена близких ей людей, словно общалась с ними мысленно.

В этот момент ожил ее телефон, поставленный на режим виброзвонка. Она поспешно достала его из сумочки, глянула на экран, звонил Берестов.

– Ванечка, это ты! – тихонько ответила Маша.

– Здравствуйте Мария… Маша, – поправил себя Иван. – Я не вовремя?

– Нет, что ты, я так рада твоему звонку, – продолжила вполголоса Маша.

– Вас не слышно, что-то со связью?

– Нет-нет, это я шепчу, – ответила Маша, – громче не могу. Но я тебе все равно очень рада, Ванечка! У меня сегодня такая радость! Такая радость! Помолись за меня, хорошо.

– Конечно, – он растерялся.

– Найди, пожалуйста, отца Варнаву, скажи ему, что я очень счастлива. Я приеду, как только смогу. Я перезвоню тебе завтра, ладно?

– Я буду ждать, – тихо ответил Иван. – Маша!

– Что.

– Я найду отца Варнаву и все ему передам.

– Спасибо, Ванечка.

Она отключилась, бросила телефон на столик, опустилась на колени у кровати брата, положила голову на край и заплакала легкими и радостными слезами.

– Слава Тебе, Боже! Господи! – захлебываясь твердила она, – да от чего же я глупая плачу? Боренька, Борька, скажи своей неразумной сестре, чтоб не смела плакать. Вот, смотри, какая рева-корова! Боренька, прости меня, я так счастлив! Господи! Я так счастлива!