– Я знаю, – Джанет ободряюще похлопала Валентину по плечу. – Скажите, – спросила она, ведь вы не американка?

– Нет.

– Европа?

– Да! – воскликнула Валентина, – но умоляю вас, не спрашивайте у меня подробностей!

– Хорошо, – согласилась Джанет, – я только хотела уточнить, в ваших документах сказано, что Вивиан Джонс работала медицинской сестрой, это правда?

– Я действительно медицинская сестра, – устало согласилась Валентина.

– Прекрасно, – обрадовалась Джанет, – в таком случае, я могу вам предложить работу у нас, здесь вы какое-то время будете в безопасности…

– Боюсь, что нет, – покачала головой Валентина.

– Чего же вы хотите?

– Если вы действительно хотите мне помочь, отправьте меня в Австралию.

– В Австралию? – удивилась Джанет.

– Я на некоторое время залягу на дно, – пояснила Валентина, – и ребенок будет в относительной безопасности.

Джанет задумалась. Очевидно, внутри нее происходила некая мысленная борьба: с одной стороны, она считала себя обязанной помочь несчастной женщине, с другой – боялась обмануться. Валентина замерла, в ожидании своей участи. Доверившись Джанет, она сильно рисковала, но другого выхода у нее не было.

Наконец, Джанет решилась:

– Лучше ошибиться, чем ничего не сделать, – сказала она весело. – Я верю вам, дорогая моя. Вот что мы с вами предпримем: я отправлю вас с группой наших сотрудников. Таким образом, вы сможете почти без вопросов добраться до Австралии, и, к тому же, там вас представят, как медицинскую сестру, это поможет вам устроится на работу в миссию, или какой-нибудь госпиталь. Напишу рекомендательное письмо, – она развела руками, – вот, пожалуй, и все, что я могу сделать.

– О! Джанет! – воскликнула Валентина, – я даже предположить не смела! Вы – ангел! Это более того, на что я могла надеяться!

Джанет грустно улыбнулась:

– Не надо, не благодарите меня, – попросила она, – лучше пообещайте написать мне, когда устроитесь и когда все ваши неприятности минуют вас.

– Обещаю, – всхлипнув, сказала Валентина, по щекам ее текли слезы.

68

Большую часть времени Рита проводила в постели, так как была очень слаба. Несколько дней после поступления она находилась в палате лечебного корпуса, но вскоре доктор Росс разрешил Андрею поселиться вместе с женой в одном из коттеджей клиники. Он считал, что теперь, когда нет прямой угрозы для жизни пациентки, будет гораздо лучше, если она почувствует некоторую свободу. Рите были прописаны, помимо медикаментозного лечения: свежий воздух, длительные прогулки и усиленное питание. – Я бы посоветовал, – говорил доктор Андрею, – любые положительные эмоции: может быть госпожа Истомина захочет поплавать в бассейне, покататься на лошадях. Конечно, в седло ей пока рановато, но вы пригласите Франца, он будет очень рад возобновить знакомство, и с удовольствием покатает вас по долине. У него прекрасная коляска, лошадка смирная, от клиентов нет отбоя. Ваша жена когда-то очень любила кататься с Францем. Больше бывайте на людях. Да, – спохватился он, – вам лучше спать вместе, вы меня понимаете?

Андрей понимал. Он очень хорошо понимал доктора Росса. Но то, что понимали все вокруг, Рита понимать категорически отказывалась. Она отказывалась кататься с Францем по долине; быстро утомлялась, когда Андрей выводил ее на прогулки в парк, потому что сразу же начинала нервно вышагивать, как заведенная и бесконечно говорить, до тех пор, пока не наступало изнеможение, тогда Рита падала на ближайшую скамейку и сидела молча, закрыв глаза. Андрей не знал, что он должен делать, потому просто садился рядом, сжав горячую сухую ладонь жены в своей ладони. Она забывала о еде и сне. Часто замирала над тарелкой и смотрела куда-то в одну точку на противоположной стене. Ночью, когда измученный Андрей буквально проваливался в тяжелый неглубокий сон, она, выскользнув из его объятий, садилась на кровати и сидела неподвижно в полной темноте. На рассвете Андрей, разбитый, с провалившимися глазами, заставал ее все в той же позе: с подтянутыми к подбородку коленями, сцепленными пальцами и воспаленными от бессонницы глазами.

Доктор Росс только качал головой, видя, как Андрей и Рита превращаются на его глазах в две бесплотные тени. Он приказал давать Рите более сильные лекарства. Но и это помогало плохо.

Всякий раз, когда Андрею приходилось отлучаться ненадолго из клиники, Рита становилась беспокойной, пыталась запираться в спальне, отказывалась выходить к столу, принимать лекарства и говорить с кем бы то ни было.

– Почему мне никто не верит? – пыталась выяснить она у мужа. – Я говорю правду! А вы словно оглохли все!

– Рита, – снова и снова говорил он, – любимая моя, родная! Прошу тебя, успокойся. Тебе все верят. Множество людей в эту самую минуту пытаются помочь нам с тобой. Ты должна быть терпеливой.

– Разве я не была терпеливой? – спрашивала она, – разве я не ждала тебя, разве я не стала твоей, разве я не осталась верна тебе, не смотря ни на что, разве я не родила твоего сына?! Я сделала все, что от меня зависело. Дело за тобой! Так ответь мне, где же теперь наш сын?! Где он? почему его нет с нами?

Бедный Андрей терялся под ее взглядом, все его попытки ответить на вопросы жены рассыпались в прах. Ответ мог быть только один. Но как раз этого ответа и не было, потому что Рита требовала вернуть ей сына, но где он, и был ли он вообще? Андрей подчас и сам начинал сомневаться в словах жены, хотя понимал, что он не имеет на это права, что он-то должен бороться до конца, бороться даже тогда, когда всякая надежда угаснет. Когда сомнения одолевали его, Андрей начинал чувствовать себя предателем по отношению к Рите. В тоже время, он не знал, к кому можно еще обратиться и что сделать. Если бы хоть какая-то ниточка показалась из этого, крайне запутанного клубка. Но ниточка могла быть только одна – и эта ниточка звалась Валентина. Где она и что с ней? Неужели все надо начинать сначала? Неужели снова поиски, ожидание, страх; снова сомнения, бессонные ночи, опустошение? Где же просвет в этом бесконечном мраке? Будет ли он?

Приезжал Сергей Иванович. Но и он не внес ясности в дело. Вика и Шахматов исчезли и были объявлены в международный розыск. О Мигеле никто ничего не знал до последнего времени. Его тщательно искали, надеясь, что он знает о Валентине и маленьком Андрее. И вот теперь поступили неутешительные новости: судя по всему, Мигель был убит, так же, как и несчастный доктор. Один из патрульных кораблей выловил обломки того самого гидроплана; после тщательной экспертизы сомнений не осталось – в кабине гидроплана обнаружены следы крови. Эта кровь не принадлежит ни Шахматову, ни Вике, ни Валентине. Таким образом: либо пилот был серьезно ранен, либо – убит, что наиболее вероятно.

Узнав обо всем этом, Андрей не представлял себе, что он должен говорить Рите. Рита же требовала ежедневного отчета. Она постоянно спрашивала: не появилась ли Валентина, где Мигель, что с Шахматовым и Викой.

После того, как уехал Соболев старший, Андрею стало особенно тяжело. Рита не отпускала его от себя ни на шаг и в то же время постоянно обвиняла в бездействии и гнала. Она шарахалась от охранников, которые видимо напоминали ей недавний плен, она отказывалась видится с Францем, хотя тот очень переживал и даже обижался на нее. Иногда Андрей, доведенный до отчаяния, прибегал в кабинет к доктору Россу, и, бросившись на диван, начинал стонать, схватившись за голову.

Доктор неизменно давал что-нибудь успокаивающее и тихонько утешал, но помочь почти ничем не мог.

В один из таких беспросветных дней, появилась Маша.

С ее приездом жизнь немного наладилась. Даже не наладилась, но как-то стабилизировалась.

Рита, увидев Машу, бросилась к ней и впервые заплакала, и Маша заплакала вместе с ней. Потом они сидели вдвоем, не зажигая света в сумерках комнаты, и говорили тихонько. Маша все спрашивала, а Рита рассказывала, и в ее рассказе уже не было той прежней лихорадочности, а было только тихое материнское горе и тихие слезы. Маша расспрашивала подробно, если Рита опускала какую-то деталь, или что-то было непонятно, то Маша переспрашивала, добиваясь от Риты цельного и связного рассказа. Как ни странно, это успокоило молодую женщину. Она стала более рассудительной. И, когда вечером Андрей присоединился к женщинам за ужином, то с радостью отметил про себя, что Рита спокойна, не смотря на заплаканные глаза.