— Ты скажешь мне! — старший сборщик схватил за шиворот Кринна. — Ты знаешь, куда он пошел! Говори!

— Отпусти! — охотник ударил его по рукам, отрывая от себя. — Или я выбью тебе зубы!

— Вы видите? — оборачиваясь, крикнул фагиру сборщик. — Здесь все — бунтовщики!

— Искал меня? — спросил Улнар, появляясь из‑за дома.

— Вот он, этот воин! — крикнул сборщик, подскакивая к нему. — Он угрожал мне, слуге эмона, хотел убить!

Улнар спокойно подошел к фагиру. Служитель богов и закона внимательно оглядел воина, остановив взгляд на видневшемся из‑за спины мече:

— Кто ты такой? По какому праву носишь меч?

— Вольные воины Братства имеют право носить оружие, — Улнар приподнял рукав куртки, показывая татуировку. — Как видишь, рукоять привязана.

Фагир кивнул. Он носил светло–желтый плащ и такого же цвета одежды, выдававшие служителя Алгора. Впрочем, это не имело значения в суде. Фагиры относились одинаково как к поклонникам Алгора, так и к последователям Игнира или Эльмера. По крайней мере, так они говорили.

— Он свидетельствует, что ты мешал собирать налоги и угрожал за это расправой.

— Он лжет, — спокойно ответил Улнар. — Я лишь предупредил, чтобы он не трогал дочь этого хешима. Только и всего.

— Она твоя невеста? — спросил фагир.

— Нет.

— Какое право ты имел угрожать слугам эмона?

— По праву совести честного человека. Если на глазах творится непотребство, разве ты, имея власть, не положишь этому конец?

— Да, это мой долг. Но разве имеешь эту власть ты, воин?

— Вы, фагиры, не можете быть везде. Там, где вас нет и нет времени ждать, люди поступают по совести…

— И против закона! — поднял палец фагир. — То, что ты говоришь, есть мергинская ересь!

— Ничего подобного! — возразил Улнар. — В уложении одана Руэла из Гарда сказано: если спорщики не желали суда фагира, или тот не успел к разрешению спора, он должен судить, исходя из того, что видит и слышит. Уложение действует и в Далорне.

Рот фагира приоткрылся:

— Хм… Ты хорошо знаешь законы, воин. Откуда?

— Какая разница, где я его изучал? Я знаю достаточно, чтобы не дать обмануть этих людей.

— Всякий закон держится на силе, воин, ты должен это понимать, — проникновенно сказал фагир, скосив глаза на стоящих за спиной воинов. — Есть ли она у тебя?

— Закон стоит не на силе, а на том, что завещано нам первыми оданами. Если ты этого не знаешь…

— Ты неподобающе дерзок, — косые, заплывшие жиром глазки фагира сжались в жесткие щелки. — В отличие от мергинов, ты веруешь в Сущих и носишь тоф. Как ты можешь сомневаться в словах служителя твоего бога?

— Боги наказывают лжецов, — сказал воин.

— Это так, — фагир снизил голос, — но зачем ты защищаешь иноверцев?

— Мне все равно, какая у них вера. Они подданные одана, и закон защищает их так же, как вас или меня. Закон один.

Фагир мелко засмеялся:

— Закон не для всех, потому что нет одинаковых людей! По сей день мергины судят так, как судили их предки, едва научившиеся пахать землю. Дикари, не понимающие разницы между пахарем и оданом! Они не в состоянии постичь, что человек есть существо, повинующееся тому, кто мудрее и сильнее его. Богам и одану! Разве одан не может огнем выжечь эту ересь? Может! Но наш правитель мудр и милостив, он позволяет мергинам жить, как они хотят… с одним условием: подчиняться законам и суду, а суд вершим мы, фагиры. Итак. Я пришел не для того, чтобы спорить с тобой о законе, но чтобы лишить хешима Норана имущества в счет долга эмону. И ты, воин, не мешай исполнить закон.

— Что? — не веря ушам, воскликнул воин. — Я заплатил его долг сполна!

— Ничего он не платил! — ухмыляясь, заявил сборщик. — И не позволил собрать дань!

— Ты говоришь, что платил за него? — фагир посмотрел на воина. — Так?

— Да.

— Сколько?

— Шестнадцать асиров! — сказал Улнар.

— Хорошие деньги. Но почему ты заплатил?

— Чтобы избавить его от долга.

— Это понятно. А кто ты ему, воин? Брат? Или сын?

— Никто, — ответил воин, чувствуя, что его провели.

— И ты хочешь, чтобы я поверил, будто ты, бродяга–воин, отдал столько денег за незнакомца, да к тому же мергина, чтобы оплатить его долги? И чтобы я не поверил ему, — фагир указал на сборщика, — служителю эмона, обещавшему представить трех свидетелей того, что ты ничего не давал, а напротив, мешал сбору дани и угрожал расправой!

— Это не так! Я заплатил! Иди‑ка сюда, грязный ублюдок, — Улнар шагнул в сторону сборщика, но тот быстро спрятался за спины стражей, — и повтори мне в лицо, что ты не брал денег! Он вор, вор и мошенник!

— Спокойно, воин, — произнес стражник, заступая Улнару дорогу. — Не забывай: здесь судит фагир!

— Ничего я не брал! — выкрикнул сборщик. — А ты мергин и бунтовщик!

Рука воина потянулась к мечу. Стражи повели копьями, и Улнар опустил руку. Сердце наливалось яростью. Никогда еще он не встречался с таким наглым обманом! Ну, вор, встречу тебя в лесу на пустой дороге — будет тебе справедливый суд…

— За него поручаются трое. А есть ли свидетели у тебя? — спросил фагир, но Улнар уже все понял. Какой же он глупец! Даже если бы весь хеш был свидетелем, верующим в иных богов — нет веры.

— Сказано ведь: «Суди по тому, что видят глаза твои, и слышат уши твои», — важно подняв палец, процитировал фагир.

— А еще сказано: «Сомневаешься — имей мудрость и не спеши осуждать. Или боги осудят тебя».

Фагир побагровел. Наглец смеет состязаться в богословии, да так ловко подбирает цитаты, словно помнит своды Древних наизусть!

— Знаешь ли ты, что достаточно улик, чтобы взять тебя как бунтовщика и зачинщика беспорядков?

— Беспорядки будут, если вы и дальше станете унижать этих людей! — сжав кулаки, Улнар смотрел, как сборщики и воины выводят крога, а женщина, причитая, бежит за ними. Дочка плакала, прижавшись к стене.

— Ладно, ты поверил лжецу, укравшему у меня деньги, но ты, служитель закона, служишь не богам, а эмону! Сущие накажут тебя за это!

— С меня довольно! — вскричал фагир. — Оскорбление фагира! Стражи, возьмите этого человека!

Стражи приблизились, но Норан бросился между ними и Улнаром.

— Не трогайте его, он ничего не сделал! Возьмите меня! — он оттолкнул стражника, но воин ударил его древком под колено, свалив в грязь.

— Не–ет! — закричала его жена. — Не трогайте его!

Она вклинилась между ними, и страж ударил ее кулаком в лицо:

— Проваливай, мергинка!

В следующий миг Улнар сшиб его наземь, вложив в удар всю силу и злость. Служитель закона проломил забор и без чувств распростерся на земле.

— Взять бунтовщика! — заверещал фагир. Стражи кинулись к Улнару, но воин увернулся от рук одного, отшвырнул другого и, оказавшись у фагира, схватил того за одежду и приставил к горлу кинжал. Стражи замерли.

— Что… ты делаешь? — просипел напуганный фагир. — Что тебе надо?

— Честного суда! Но от тебя его не дождешься. Вот я и подумал: за бунт меня отправят в Кхинор, за убийство фагира — то же наказание, не правда ли? Закон, как ты помнишь, я знаю. Так чего же мне бояться? Пожалуй, перережу тебе горло прямо сейчас.

— Погоди, воин, погоди! — пропыхтел фагир. Лицо его побелело, мало отличаясь от светлой одежды. — Я отпущу тебя…

— Рассказывай сказки детям…

Занятый разговором, Улнар не увидел, как десятник что‑то шепнул воинам.

— Эй, воин! — крикнул десятник. Улнар оглянулся. Воины держали Норана и его жену.

— Они напали на слуг одана, — произнес десятник. — Я могу убить их тотчас, как лесных мергинов. Без суда!

Он обнажил меч, приставив его к груди хешима:

— Сдавайся, воин, иначе, клянусь Эльмером, я убью этих мергинов! Ну!

Собравшаяся толпа зароптала. В воинов полетели камни. Даже дети швыряли в них палками и комьями земли. Мужчины выдергивали из ограды палки. Воины выставили копья и обнажили мечи.

— Остановитесь! — Улнар понял: если не сдаться, прольется кровь, и будет только хуже — ведь ему придется убивать, и не морронов, а арнов… — Уберите оружие, люди.