Вадик не стерпел насмешки и вежливо сказал:

- Если вы не возражаете, я бы вернулся в отделение.

- Я-то не возражаю,- засмеялась неожиданно звонко Майя Константиновна.- Да захотите ли вы? Я ведь вас сознательно гоняю, любимчика кафедры, надежду шефа.

- Я не любимчик.

- Любимчик! Ну, да ведь не в этом дело.- Она тронула Вадика за плечо.- Мне жаль, что такие славные ребята прячутся в лабораториях от наших простых жизненных проблем. Своего голоса не будет. Ну, ладно. В "историях" все в порядке? - Майя Константиновна подозрительно посмотрела на Вадика.- После двух покажете мне.

Ровно в два часа Вадик сел рядом с ней, и они медленно пролистали всю "историю болезни" Мишани, от корки до корки. Майя Константиновна вела Вадика - он сам это чувствовал,- как водят маленького через широкую улицу, за ручку, где бегом, где неторопливо, объясняя и про красный свет и про далекого невидимого отсюда регулировщика, и успевала отвечать на, должно быть, детские вопросы. К тому времени, когда Вадик под четкую диктовку занес в "историю" консультацию Майи Константиновны, он был выжат, болела от голода голова, и очень хотелось закурить.

- Ну, вот.- Майя Константиновна подписалась.- А где это вы прочитали про селективную потерю белка? - Они поговорили на эту тему и еще на другие, слегка тестируя, экзаменуя друг друга. Потом Майя Константиновна встала, одернула халат, сняла свою шапочку, как тяжелая корона возлежавшую у нее на голове, поправила волосы и снова надела ее.- Это вы прислали нам девочку из области? - неожиданно спросила она.- На всякий случай или диагноз предположили?

- Предположил. А что, ошибся?

- Идите в буфет, поешьте,- ворчливо сказала Майя Константиновна.- А то за последнее время вы у нас совсем исхудали. Мамочка наверно, в ужасе? И поминает меня недобрым словом?

- Я лучше покурю,- улыбаясь, Вадик полез за сигаретами.

- Не сметь курить! - прикрикнула Майя Константиновна.- А еще педиатр!.. От вас же табачищем нести будет! Марш, вон из отделения, курилка!- Вадик покорно вздохнул и начал снимать халат, а Майя Константиновна не торопилась уйти - расставила по местам стулья, отодвинула с края стола телефон. Потом, обернувшись к Вадику, спросила: - Есть куда поехать отдохнуть? Я сообразила- вам ведь сейчас еще только последние каникулы отгуливать? Отдыхайте на всю катушку-потом будут только отпуска от работы - это совсем не то! Дать адресок в Гаграх? "О, море в Гаграх! О, пальмы в Гаграх!" - Она подмигнула.

- Дать. Спасибо,- отозвался Вадик.- Обсудим адресок.

Майя Константиновна вдруг хитро и понимающе улыбнулась:

- Ну, идите, обсуждайте. А завтра не опаздывайте. Не забыли? Завтра "сведения" даете родителям. Посмотрим, как справитесь с этим во второй раз...- Легко подталкивая Вадика в спину, она выпроводила его в тихий послеобеденный коридор.

"Что сейчас Оля делает?" - подумал Вадик, идя по лестнице. Оставалось подождать только два дня - и все случится так, как он хочет. Когда очень хочешь, все получается, знал Вадик.

"Вадик! - не отступив от края тетрадного листка, начала письмо Оля.- Мы должны послезавтра встретиться, но свидание у нас не получится. Не в Москве я, как видишь, а дома..."

Она посмотрела на Витькину макушку, склонившуюся напротив над таким же листочком в клеточку. Витька старательно выводил дроби.

- Опять на чердак лазил? Вся маковка в пыли,- выговорила ему Оля. Витька, не отрываясь от задачки, поскреб затылок, делая вид, что очень озабочен знаменателем.- Эх, Витька! Ослушаешься опять - попадет тебе!

- От тебя? - Он нахально разулыбался. Оля ловко и звонко щелкнула его по лбу.

- Дура московская! - завопил Витька, отскакивая к двери.- Выучилась драться!

- Не балуйся,- сказала Оля материным голосом.- Садись-ка, занимайся!

Витька вернулся к столу и вроде бы опять занялся задачей, не любопытствуя Олиным делом, но был ох, как глазаст.

"Рассказывать по порядку все, что было,- долго, да и незачем...- Оля перечитала и зачеркнула написанное.- Словом, на экзамен я не поехала, и из института меня, наверное, уже отчислили". Она опять перечитала все письмо, но оно ей не понравилось- в нем звучало что-то жалостное,- и опять все зачеркнула.

Витька захлопнул тетрадку, навинтил на ручку колпачок и засунул все свое хозяйство в мятый черный портфельчик. Озабоченный чем-то новым, он вдруг смачно плюнул на пол.

- Это что такое! - Оля перегнулась через стол и шлепнула его по губам.- Ну-ка, вытри, бандит! Ишь, чему научился!

Витька понуро слез со стула, вытер ладошкой плевок и, отвернувшись от Оли, потащил за ручку портфель со стола.

- Руку помой, мусорщик, человек ведь ты. - Витька загремел на кухне сосулькой умывальника, а Оля написала: "Устроилась работать в ночь, для дома очень удобно. Братишки весь день на глазах, и матери, она говорит, большая помощь. Жаль, что так получилось, но другого выхода просто нет..." - Она отложила ручку, прочла все с самого начала. Попробовала, что получится, если дописать: "Я все помню",- а потом вычеркнула и это.

Она решительно сложила листочек пополам и сунула его под скатерть по стародавней детской привычке, когда еще она целый год переписывалась с ровесницей из Ленинграда. Та в девятом классе вдруг перестала отвечать ей, а Оля все писала и писала, почти целую четверть раз в неделю, рассказывала то, что раньше той девочке было интересно - и про снег в лесу и про теленочка, который уже пробовал бодаться. Письма, правда, раз от раза становились все короче и фальшивее. А в десятом классе, доросши до какого-то порожка, она все поняла про ту девочку - девочка выросла.

Сейчас пора было идти на работу - разносить дневную почту.

На терраске она оделась, еще раз с порога оглядела комнату и закрыла дверь на замок.

А Витька, нагулявшись и подгадав к приходу матери домой, вкусно пообедал и, сев на диван, в сотый раз начал листать принесенный Олей журнал "Советский экран". Пока мать, напевая - она теперь была много веселей, чем до Олиного приезда,- топталась в кухне, Витька время от времени посматривал на заломленный угол жестко накрахмаленной скатерти. Улучив минутку, исследовал причину беспорядка. Он оставил письмо на месте, здраво рассудив, что до вечера, до Олиного дежурства, оно здесь и пребудет и что-нибудь да придумается. И тут мать вышла из кухни, оправила волосы перед зеркалом, губы покрасила - собралась куда-то.

- Сынок,- сказала она.- Ты просто так не убегай, дом замкни. Хочешь, воды натаскай. Я скоро!

Оставшись один, Витька, насупливаясь и мелко, как семечную шелуху, сплевывая, кое-как разобрался в черновике Олиного письма и очень разозлился: мало того, что Ольга в Москву не ехала (из подслушанных ночных шепотных разговоров Оли с матерью Витька понял, что учиться Ольге дальше неохота, но есть дело-надо в Москву съездить, а мамка сказала: "Денег нет, жалко их; все, что привезла, спасибо, на вас пойдет; напиши, раз такая надобность, письмо крепче разговора"), так еще, выходит, в письме она ни слова за брата не замолвит; пишет тому парню, у которого жила два дня, набрала там всяческих марок и атласов, а теперь жилится попросить еще хоть немного!..

Озабоченный Витька натаскал полный чугун воды и залез на чердак, где прятал в сундуке свои наиважнейшие сокровища. Поглядев на них, он отложил решение на вечер - живший в Витьке голосок нашептывал: обожди! обожди!

Оля ужинала тут же, у коммутатора, не сняв наушники, и время от времени поглядывала на лампочки-индикаторы. Мать, соблюдая все инструкции, чинно сидела за барьером, в зале, подальше от злого старика Миловидова - он ждал разговора с Москвой.

- Опусти в ящик,- попросила Оля мать, передавая ей через барьер вместе с пустой миской запечатанное письмо. Мать машинально поскребла ногтем заклеенный клапан конверта и согласно кивнула головой. На освещенном крыльце, приблизив конверт к глазам, она прочитала московский адрес и, минуя одиноко висящий почтовый ящик, прямехонько отправилась домой.