Клюзере и на этот раз не прислал подкреплений. Коммунарам пришлось оставить Аньер, Бэкон и 20 апреля почти полностью очистить западный берег Сены. На следующий день Домбровский организовал контрудар, в результате которого смог укрепить район Нейи, Левалуа, Клиши. Коммунары держались в нем еще три недели, несмотря на смертоносный артиллерийский огонь с занятых версальцами фортов и неоднократные атаки. Постройки и укрепления здесь превратились в груды камней и пыли; укрываться от пуль и осколков было очень трудно, но коммунары не отходили. «Домбровский, — свидетельствует очевидец, — бесстрастно державшийся под ружейным огнем, хладнокровно смелый и как бы не замечавший опасности, поспевал лично всюду, наблюдал за всем и устранял все опасности».
Отсутствие подкреплений, неразбериха в распоряжениях Клюзере, постоянные перебои в снабжении заставляли Домбровского обращаться к руководящим деятелям Коммуны помимо ее военного делегата. О неполадках в военном хозяйстве Коммуны, о неспособности, а возможно, и нежелании Клюзере им руководить Домбровский говорил Делеклюзу, Дюбрейлю, Авриалю и другим видным деятелям Коммуны. 23 апреля на заседании Коммуны Авриаль потребовал от Клюзере точного отчета о том, сколько бойцов и сколько орудий на участке Домбровского. Делеклюз, возмущенный уклончивым ответом Клюзере и всеми его действиями, огласил сочиненную военным делегатом афишу с призывом предоставить ему диктаторские полномочия. «Домбровский, — сказал Делеклюз, — явился вчера в состоянии полного изнеможения и сказал мне: «У меня нет больше сил, заместите меня. Для защиты пространства от Нейи до Аньера у меня оставляют тысячу двести человек, и больше этого количества у меня никогда не было». «Если это верно, — добавил Делеклюз, — то это акт измены».
В тот день Клюзере удержался на своем посту, но вскоре группа членов ЦК Национальной гвардии в секретном письме к членам Коммуны указала на необходимость немедленных энергичных мер в военной сфере. «Надо арестовать Клюзере, — говорилось в письме, — назначить Домбровского главнокомандующим, организовать из военных специалистов военный совет под контролем комиссара Коммуны. Нужны ответственные гражданские организаторы для контроля, и все это быстрей, быстрей, быстрей, иначе все пропало!» 1 мая был создан Комитет общественного спасения. Клюзере в тот же день арестовали, а на его место был назначен полковник Россель. Кадровый офицер французской армии Россель был республиканцем, но не понимал и не одобрял намечавшихся социальных преобразований; поэтому он добросовестно служил Коммуне, но не больше. По настоянию Росселя назначение Домбровского на должность главнокомандующего было аннулировано, но фактически он обладал властью большей, чем любой другой военачальник Коммуны.
В мае версальцы перенесли направление основных ударов на южный фас обороны Парижа, в район форта Исси. Домбровский часто бывал в этом районе, поддерживая постоянную связь с командовавшим там Врублевским; поэтому он хорошо знал обстановку на данном участке. Очень разные внешне, действовавшие на разных боевых участках, Домбровский и Врублевский сохранились в памяти коммунаров рядом, так как были одинаково преданными делу революции, храбрыми и умелыми военачальниками, командирами нового типа, возможного только в народных армиях.
4 мая обеспокоенный сильными атаками на Исси член Коммуны Феликс Пиа распорядился, чтобы туда немедленно отправились Домбровский и Врублевский. Положение в Исси было восстановлено, но в отсутствие Врублевского версальцы, воспользовавшись предательством командира одного из батальонов, заняли редут Мулэн-Сакэ и вырезали весь его гарнизон. Вину за это кое-кто пытался возложить на Врублевского, так как Пиа отрицал, что тот покинул свой пост по его приказу. В конце концов невиновность Врублевского полностью подтвердилась, а Пиа, уличенный во лжи, лишившись доверия коммунаров, вынужден был подать в отставку.
10 мая версальцы атаковали и заняли форт Ванв, расположенный рядом с фортом Исси. Врублевский поднял два батальона и повел их в штыковую атаку; противник был опрокинут и оставил занятые укрепления. К 15 мая положение в целом стало столь критическим, что новый военный делегат Коммуны Делеклюз (Россель, Испугавшись трудностей, подал в отставку) собрал военный совет, на котором присутствовали Домбровский и Врублевский. Было решено сделать некоторую перегруппировку сил, пополнить части, назначить к командующим участками обороны специальных комиссаров Коммуны. К Домбровскому комиссаром был назначен Дерер, к Врублевскому — Лео Мелье. О Дерере — бывшем парижском сапожнике — у Рожаловского остались прекрасные впечатления. Это был, вспоминает он, умный и интеллигентный человек, добрый, смелый и рассудительный. С появлением Дерера Домбровскому стало несколько легче, и вообще введение института комиссаров в какой-то мере укрепило вооруженные силы Коммуны. Но положение было уже безнадежным. Домбровский и Врублевский прекрасно понимали это. Тем не менее они оставались на своих постах. Южная часть Парижа, обороной которой руководил Врублевский, была одним из последних оплотов Коммуны. Когда версальцы потеснили его части, он организовал борьбу в районе Итальянского бульвара, площади Жанны д’Арк и на Бютто-Кейль. Здесь действовал 101-й батальон, воевавший раньше под командованием Домбровского в районе Аньера и Нейи; с 3 апреля этот батальон не выходил из боя и не отдыхал. 24 мая коммунары на Бютто-Кейль под командованием Врублевского отбили четыре яростные атаки версальцев, причем сами неоднократно наносили контрудары. 25 мая вынужденные отойти коммунары организовали сопротивление у Аустерлицкого моста и площади Жанны д’Арк. Несколько тысяч коммунаров во главе с Врублевским отбивали здесь в течение тридцати шести часов атаки целого армейского корпуса. Лишь под угрозой окружения Врублевский согласился на отступление и в полном порядке вывел свои части на северный берег Сены. Делеклюз предложил Врублевскому принять командование оставшимися вооруженными силами коммунаров. Но Врублевский, зная их малочисленность, не мог взять на себя ответственность за продолжение столь неравной борьбы. Отказавшись от командования, он до последней минуты оставался в строю в качестве простого солдата.
Чудом избежав плена при разгроме версальцами одной из последних баррикад, Врублевский не хотел покидать Парижа. Озверевшие каратели знали прославленного генерала Коммуны и повсюду ето искали. А он в костюме парижского пролетария спокойно расхаживал по городу и появлялся в кафе, где можно было встретиться с друзьями и знакомыми. Сын Адама Мицкевича — Владислав, встретив однажды Врублевского, стал уговаривать его немедленно уехать в Лондон. «Кажется, там скверный климат, — отшучивался Врублевский. — А здесь, в Париже, мне очень хорошо. Меня окружают честные рабочие, оберегают меня, приглашают меня на обеды, где так сердечно пьют за мое здоровьем. Позже Врублевский все-таки вынужден был уехать в Англию; французский суд, действуя по указке распоясавшейся реакции, приговорил его заочно к смертной казни.
Но вернемся на участок Домбровского. В Первой армии Коммуны, которую он возглавлял, к 11 мая оставалось около 8 тысяч бойцов. А у версальцев на этом участке было свыше 30 тысяч солдат и несколько сот мощных артиллерийских орудий. Несмотря на это, коммунары удерживали свои позиции и не раз наносили чувствительные контрудары наступающим версальцам. Домбровский был душой обороны и инициатором контрударов; не раз он лично предводительствовал коммунарами в рукопашных схватках.
Большую часть времени Домбровский проводил в наиболее угрожаемом секторе Лa-Мюэтт, включавшем часть городской стены, ворота и один из парижских вокзалов. Очевидец и участник событий Лиссагарэ, побывавший на этом участке, описывает свои впечатления следующем образом: «Дождавшись некоторого затишья, мы доходим до ворот или скорее до груды развалин, которые лежат на их месте. Вокзала более не существует, туннель завален, бастионы сползли во рвы. Среди обломков копошатся люди […]. Каждый шаг к Ла-Мюэтт грозит смертью. На укреплениях у ворот Лa-Мюэтт офицер машет кепи по направлению к Булонскому лесу. Пули свищут вокруг него — это Домбровский, забавляя себя и солдат, что-то кричит версальцам, сидящим в траншеях».