Он снова — вплоть до мельчайших деталей — осмотрел мой инвентарь и ушел. Уже на другой день я начал работать самостоятельно — в точном соответствии с условиями контракта, который мы подписали в «Королевском льве». Это было десять лет назад, так что полпути уже пройдено… И вот я сижу перед тобой.

Лаарманс умолк. Видно, долгий рассказ утомил его, потому что он побледнел. Несколько мгновений он сидел, глядя в окно, за которым догорал закат, а затем встал и налил еще две рюмки. Теперь мне снова было легко представить себе бороду на его лице и я увидел его таким, каким знал много лет назад, когда он, если понадобится, готов был голыми руками освободить фламандский народ от тирании правительства.

— А стихов ты больше не пишешь, Лаарманс? — с интересом спросил я, ведь в свое время он был не лишен способностей.

Отпив немного вина из своей рюмки, он отрицательно покачал головой.

— Я пишу только статьи для «Всемирного Обозрения», — ответил он чуть погодя… — Я все делаю сам: расставляю силки, готовлю статьи и зачитываю их заказчикам.

— А ведь у тебя были хорошие стихотворения, — сказал я. — Все эти годы я помнил одно из них. Как оно начиналось?

— Ей неплохо живется, — перебил меня Лаарманс, — а как твоя?

Я все еще витал в облаках поэзии и не мог сразу спуститься с небес на землю.

— Моя — кто? — спросил я наконец.

— Твоя мама, — сказал мой друг.

Тут он, видимо, почувствовал, что оплошал: после того как я заверил его, что матушка хоть и скрипит, но, слава богу, еще держится, он ласково попросил меня читать дальше его стишки.

Из вежливости я исполнил его просьбу, хотя чувствовал, что, уступая этому новому Лаармансу, я начал катиться вниз по склону горы, у подножия которой разевало свою страшную пасть «Всемирное Обозрение».

На этом стихотворение еще не кончалось, но я никак не мог вспомнить остальные строчки и потому запнулся.

— Ты не помнишь конец, Лаарманс?

— Нет, — сказал мой бывший друг. — Единственное, что я помню, — это статьи для «Всемирного Обозрения».

— «Финансов, Промышленности, Торговли, Искусств и Наук», — дополнил я.

— Совершенно верно, — сказал Лаарманс.

Я зорко вгляделся в наше прошлое, и перед моими глазами всплыл конец стихотворения:

Лаарманс ничего не сказал. Ему явно было нечего сказать. От его молчания веяло таким холодом, что я по собственному почину снова перевел разговор на «Всемирное Обозрение».

— Ты ничего больше не слышал о Лауверэйсенах?

— Фирма еще существует, так что журнал ее не разорил, — заверил меня Лаарманс. — Вывеска, во всяком случае, висит на прежнем месте, и надпись на ней та же. Стало быть, до акционерного общества по-прежнему далеко. А ты, старина, как поживаешь?

Он внимательно оглядел мой костюм, словно оценивая меня.

— Спасибо, Лаарманс, ничего живу.

Мой удовлетворенный тон, вероятно, не очень его обрадовал.

— Так.

Он снова взглянул на меня и, видимо опасаясь, что я не понял его вопроса, пояснил:

— Я не о здоровье твоем спрашиваю, с этим все ясно. А вот много ли ты зарабатываешь?

— А как поживает толстуха Жанна? — ответил я вопросом на вопрос, пытаясь стряхнуть с себя его взгляд.

— Она выехала из того рабочего квартала. После нашего знакомств она решила иметь дело только с чистой публикой, А ты, конечно, все еще служишь и муниципалитете? И по-прежнему сидишь на том же самом стуле с пеленой подушкой? Скажи, сколько же ты зарабатываешь в день или, точное, за один стуло-час?

— Что ты называешь стуло-часом, Лаарманс?

— Стуло-час — это полный час, который ты с пользой для дела высиживаешь на своем стуле. Нечто вроде киловатта, понятно?

— А тот удивительный человек, — уклончиво продолжал я. — Он еще жив?

— Боорман? Еще бы! Но ты же не ответил на мой вопрос, старина!

— А бог не покарал его за горе, которое он причинил бедной женщине?

— Да нет, — ответил мой друг. — По крайней мере пока еще не покарал. Боорман каждую неделю приезжает в Брюссель, чтобы рассчитаться со мной или, точнее, чтобы я мог отчитаться перед ним. Кроме того, он зарабатывает уйму денег на своих пилюлях, которые пользуются огромным успехом, и теперь, когда его старость обеспечена, он начинает жертвовать деньги на бедных.

Лаарманс встал и принялся ходить по комнате.

— Я все делаю сам, — сказал он. — Пишу статьи и читаю их заказчикам. Кажется, я тебе это уже говорил? Я теперь ничего не держу в голове, кроме адресов клиентов, которых можно поймать на крючок. Собственно говоря, мне бы очень пригодился секретарь, если только Боорман позволит. А не хотел бы ты?.. Когда я буду расставлять силки, тебе ничего не надо будет говорить, кроме «очень интересно». А писать статьи совсем не трудно: «Из всех строительных материалов, или пружин экономики, или полководцев великой войны мрамор, или банк, или маршал Фош таят в себе самые замечательные возможности для решения прекрасной и неиссякаемой темы — декоративной отделки зданий, или экономического развития, или национальной славы». Если, выпив лишнего, ты по ошибке прочтешь: «Из всех строительных материалов маршал Фош, несомненно, таит в себе самые замечательные возможности для решения прекрасной и неиссякаемой темы экономического развития», то и это не беда. Большинство клиентов даже не заметит этого — так завораживает их каскад наших эпитетов. Впрочем, ты сам это хорошо знаешь, ведь я все тебе рассказал. Тебе, правда, нечего опасаться. Взимание денег я беру на себя, если тебя это пугает. Да и не каждый клиент — непременно матушка Лауверэйсен!

Он подошел ко мне вплотную, достал из внутреннего кармана исписанный листок и сунул его мне в руку.

— Тут все в полном порядке, — сказал он. — Остается только подписать. Это копия контракта, который я сам в свое время заключил в «Королевском льве». Не беспокойся за свой стул в муниципалитете… Его скоро займет другая задница.

И он опустил руку на мое колено.

Содрогнувшись от этого прикосновения, я вскочил, резко оттолкнул его от себя, сбежал вниз по лестнице и пулей вылетел из дома.

Когда я уже был на улице, наверху раскрылось окно.

— Я подарю тебе мои стихи, если только мне удастся их разыскать, — крикнул он мне вдогонку, — и обещаю тебе, что, если предоставится хоть малейшая возможность, мы в зависимости от обстоятельств эвентуально оставим твою бороду в целости и сохранности!