Сирия тоже двинулась против Израиля в первый же день войны. Сирийские самолеты бомбили нефтеперегонный завод, израильские позиции на Галилейском море и авиабазу. Израиль ответил налетом, уничтожившим 75 сирийских самолетов, практически ликвидировав сирийские ВВС. Однако наземные бои начались лишь после того, как египетская и иорданская кампании практически завершились. 9 июня министр обороны Моше Даян приказал АОИ захватить Голанские высоты, с которых Сирия вела артобстрелы в мирное время. В течение первых дней боев сирийская линия фронта была прорвана в четырех местах. На рассвете следующего дня напор израильтян возрос; к полудню Кунейтра на Голанских высотах перешла в руки АОИ, и дорога на Дамаск была открыта.

И решающую роль в победе Израиля сыграло мастерство израильских солдат и военачальников, немалую помощь им оказала агентурная, фотографическая и электронная разведка. Майор египетских войск связи, известный под псевдонимом "Сулейман" или "Капитан X", был завербован в Каире за несколько лет до того. В ходе войны "Сулейман" подробно доносил о силе египетских войск, дислокации, оперативных планах и морали. Во время хаоса первых трех-четырех дней боев он передал АОИ донесения с точными цифрами боевых потерь вследствие внезапного налета ВВС Израиля и стремительного прорыва наземными войсками египетской линии обороны в Синайской пустыне. Однако до конца войны он не дожил, погибнув во время бомбардировки АОИ.

Другим видным шпионом был Али аль-Афти, массажист Насера и его помощника Анвара Садата. Многие египетские офицеры госбезопасности полагают, что он передавал своим израильским кураторам подробные разведывательные донесения о грядущих египетских политических и военных действиях. Афти якобы был завербован Аманом во время отпуска в Голландии[80].

До 1967 года фотографическая съемка объектов в Синае и Египте являлась серьезной проблемой. Израильское руководство опасалось, что подобные миссии вызовут или обострят напряженность, что приведет к нежелательной реакции Запада, а возможно, и к войне. В мае 1967 года кабинет министров наложил вето на предложение АОИ участить воздушно-разведывательные миссии. Но в последние дни до налета 5 июня кабинет министров одобрил многократные короткие и дальние разведывательные полеты с целью получения самых свежих разведывательных данных о диспозиции арабских войск.

Электронная разведка Израиля также зарекомендовала себя в военное время чрезвычайно хорошо. 6 июня около 14.00 был перехвачен общий приказ Насера по армии. После прорыва египетской обороны Синая израильскими дивизиями вдоль оси север-юг Насер приказал войскам отступить к Суэцкому каналу. Эти сведения позволили Генеральному штабу АОИ приказать 9 июня перейти в наступление на Сирию на юге Голанских высот.

Израильская электронная разведка позволила израильтянам не только предугадывать намерения египтян, но влиять на действия противника. Еще до начала боевых действий Аман взломал египетские армейские шифры. Как только война началась, Аман мог нейтрализовать египетских командиров и подразделения, передавая ложные приказы. Сыграв роль старшего офицера египетской армии, радист Амана направил заблудившийся танковый батальон через Синай, прочь от наступающих израильских войск, а после прекращения огня — к лагерю военнопленных. Пилот МиГа получил приказ сбросить бомбы над морем. Израильтяне смогли ответить на его контрольные вопросы о его жене и детях, летчик пришел к выводу, что приказы подлинны, и сбросил бомбы над морем.

13 июня 1968 года Коллегия национальных оценок ЦРУ в специальной докладной записке отмечала: "Судя по всему, взаимосвязанные обострения во внутренней политике Чехословакии и советско-чехословацких отношениях смягчились — в пределах страны достигнуто шаткое и, вероятно, временное равновесие, а вовне — неспокойное перемирие с Москвой". В ней также отмечалось, что "если отношений и восстановится, то ни в коем случае не надолго". Последний абзац записки отмечал, что "весьма высока вероятность, что отношения между Прагой и Москвой снова обострятся. Советские вожди, во всяком случае большинство из них, стремятся избежать отчаянных и дорогостоящих военных действий. Тем не менее, если правлению Дубчека будет грозить крах или политика чешского режима станет, с точки зрения Москвы, "контрреволюционной", Советы могут снова прибегнуть к силе войск для усмирения".

20 августа 1968 года советские войска и войска стран Варшавского договора ворвались в Чехословакию, положив конец эксперименту по "социализму с человеческим лицом", знаменовавшему режим Александра Дубчека. Корни этих событий уходят в 1967 год, под конец которого советское руководство неохотно согласилось, чтобы бескомпромиссного Антонина Новотного устранили с должности первого секретаря чешской коммунистической партии, а на смену ему пришел Дубчек.

Восхождение Дубчека к власти разбудило в партии и чешском обществе реформистские настроения. Программа преобразований нового чешского лидера была введена в программу действий апреля 1968 года, призывавшую к расширению партийной демократии, к большей автономии прочих политических партий и парламента, восстановлению основных гражданских свобод наподобие свободы собраний, энергичному продолжению политической реабилитации и экономическим реформам. Вдобавок Дубчек позволил организовать ряд новых политических клубов и отменил цензуру.

Подобные веяния встревожили дряхлеющих олигархов, заправлявших Советским Союзом и странами Варшавского договора. Отрава либерализации, опасались они, может распространиться и на другие страны. Вождь коммунистической партии Восточной Германии Вальтер Ульбрихт и Петр Шелест, член советского Политбюро и вождь украинской партии, испытывали особенную озабоченность. Коммунистические лидеры сочли столь разительные перемены во внутренней политике серьезной угрозой единству Варшавского договора. В свете внутренней либерализации чешскую преданность советской линии во внешней политике и лояльность в качестве члена Варшавского договора посчитали сомнительной.

Но чтобы от страхов перейти к агрессии, нужно было совершить качественный скачок — из опасения перед международными осложнениями и чешским вооруженным сопротивлением подобной агрессии. Решение должно было принять советское Политбюро, и прежде всего пятеро его ключевых членов — Генеральный секретарь Леонид Брежнев, Председатель Совета Министров Косыгин, Председатель Президиума Верховного Совета Николай Подгорный, главный идеолог Михаил Суслов и Шелест. Поначалу в ядре партии произошел раскол по вопросу, какой именно курс действий следует избрать. Косыгин и, как ни странно, бескомпромиссный Суслов настаивали на осмотрительности. Шелест же был сильным и, вероятно, первым сторонником вооруженной интервенции. Брежнев колебался.

В результате влияние на окончательное решение оказала информация, поступавшая в Политбюро из КГБ и ГРУ. Причем имеются признаки, что сведения, которыми располагали верховные стратеги, были далеко не объективны. После восхождения Дубчека к власти регулярность операций КГБ и ГРУ в Чехословакии снизилась в результате увольнения от 80 до 100 агентов КГБ, служивших в чешском Министерстве внутренних дел. Сотрудники ГРУ в чешской армии тоже были уволены.

В отсутствие этих источников советское руководство и спецслужбы полагались лишь на тревожные донесения, поступавшие от вождей Восточной Германии и Польши — Вальтера Ульбрихта и Владислава Гомулки; несомненно, из-за нехватки информации этим донесениям придавали куда большее значение, нежели они того заслуживали. Кроме того, пессимистические донесения слала чешская антиреформистская коалиция.

Поскольку многие из обычных каналов информации были перекрыты, советское руководство решило приостановить действие правила, возбранявшего шпионаж КГБ в восточноевропейских странах-сателлитах. Главный советник КГБ в Праге генерал Котов получил от начальника госбезопасности копии личных дел всех офицеров госбезопасности. Заместитель министра внутренних дел Вильям Сальговик был завербован КГБ. Еще один агент КГБ в Министерстве внутренних дел дал КГБ возможность прослушивать телефонные разговоры министерства. КГБ установил подслушивающие устройства в домах лидеров реформации. Изрядная часть полученных сведений была использована после вторжения при аресте офицеров госбезопасности и прочих лиц, сохранивших верность реформистскому режиму.