Она сделала поклон и неспешно удалилась, оставив Бланку перед входом в её новое жилище.

В центре помещения стояла большая начищенная до блеска медная ванная, наполненная тёплой водой; на поверхности плавали лепестки роз и других цветов.

— Пожалуйте, миледи, — в унисон произнесли обе девушки, присев в реверансе, — мы должны привести вас в порядок после долгой дороги.

Бланка пожала плечами. Сочтя это за знак согласия и не дожидаясь ответа, одна из девушек принялась быстро и ловко развязывать шнуровку платья у неё на спине, а вторая не менее проворно распустила ей косы. Очень довольные результатами своих трудов, они встали перед Бланкой, одновременно протянув ей руки, чтобы с их помощью она смогла бы взойти по небольшой деревянной лесенке из нескольких ступенек, чтобы добраться до верха ванны.

Обе девушки были совершено разные, но в чём-то удивительно похожие друг на друга. Одна — высокая, с Бланку ростом, блондинка с голубыми глазами, курносая, и с чуть великоватым ртом, почти постоянно улыбающимся. Вторая, чуть пониже — рыжеватая и пухленькая с очень восторженным выражением смазливого лица. Наверное, подумала Бланка, этим они и похожи. У обоих такой вид, как будто они ожидают, что сейчас им на голову свалится богатство, или нет, лучше так — занавески раскроются, и из-за них на прекрасных лошадях выедут два принца, заявившиеся непременно за этими девицами.

— Как вас зовут?

— Я — Агнес! — сверкнув глазками, сказала блондинка.

— А меня — Глэнис! — радостно заявила рыженькая.

— Глэнис… — сказала Бланка. — У меня в Хартворде была, в смысле — есть горничная, тоже Глэнис. Очень красивая девушка.

Это сообщение, похоже, весьма обрадовало их обеих. Они помогли Бланке подняться и осторожно опуститься в невероятно приятную воду. Агнесс принялась нежно обтирать её тело губкой из спутанных хлопковых нитей, а Глэнис начала колдовать над волосами. Бланка отдалась на волю их рук, положив голову на край ванной и прикрыв глаза.

— О, леди Харлех… не сочтите за наглость, вы так красивы, — восхищённо промолвила Агнес, продолжая орудовать губкой, — редко у кого даже из знатных дам такая кожа… и такая фигура…

— А волосы… — подхватила Глэнис, — все русалки поумирали бы от зависти, увидев вас. Если не секрет, чем вы их моете у себя на юге? Они потрясающи, не то, что мои…

— Право, не знаю. — Бланка приоткрыла глаза. — Просто мою. Водой, может, лакрицы немного, чтобы блестели. Ну и всё.

— Удивительно! — всплеснула руками Глэнис. — Это дар божий. А здешние дамы чего только не делают: пепел виноградных лоз, цикламен, та же лакрица, ячменная солома… Потом кипятят всё это, выпаривают, ну и так далее — только чтобы волосы мягкими, длинными да блестящими стали. А цвет какой! Только, наверное, у виконтессы Виоле что-то похожее есть, но они жидковаты у неё, да и красит она их слишком часто… А у вас-то не крашеные, это сразу видно. Цвета тёмной меди, это роскошно…

Слово «виконтесса» заставило Бланку открыть глаза пошире, напомнив ей о чём-то важном.

— Кстати, девушки, — спросила она, — этот виконт Ламли — он, судя по всему, очень важная здесь птица?

— Ламли?! — Обе девицы переглянулись; переглянувшись, улыбнулись, а улыбнувшись, с удвоенным рвением принялись тереть и расчёсывать Бланку.

— Да. Горацио Арчер, виконт Ламли.

— О, миледи, — наконец сказала Агнесс, — нам нельзя говорить о нём…

— Вот так новости, — изумилась Бланка, — почему?

— Просто нельзя. — Глэнис, собрав губы в венчик, с серьёзным видом покивала. — Нам запретили. Поэтому мы не будем о нём говорить…

— А то, если прознают, — подхватила Агнесс, — нас выгонят из горничных, а это очень хорошая работа.

Понятно, подумала Бланка. Понятно, что не понятно. У неё складывалось такое впечатление, что виконт был очень влиятельным человеком. То, как терпеливо, если не сказать покорно, его ожидала группа его товарищей в первый день их встречи, когда они приехали с охоты и всё время торчали у ворот, в то время как он битый час разговаривал с Бланкой. То, с какой лёгкостью он нашёл ей место для проживания в самом королевском замке, да и не просто место, а такие роскошные покои. Насколько Бланка помнила, в Хартворде только граф Рутвен занимал апартаменты из двух комнат. Хотя — кто знает, может здесь таких покоев множество и именно эти, например, почитаются за самые бедные. И то, наконец, что ей прислали в услужение этих двух смешных девочек. Конечно то, что слово «Харлех» совершенно неожиданно для неё самой оказалось здесь всем знакомо, и носители этого имени пользовались доброй славой — это было весьма удивительно и приятно. Но, с другой стороны, Бланка не особо обольщалась насчёт степени своего влияния. Наверняка, если бы не этот свалившийся с неба Горацио Арчер, на неё бы до сих пор не обратили внимания. И очень даже похоже, что виконт проявляет интерес больше к ней самой, нежели к её просьбам. Странно. Можно подумать она здесь самая интересная персона. Ну что же — пусть. Он мил, галантен, красив и не слишком надоедает ей своим присутствием. Главное, чтобы у неё получилось выполнить то, за чем она приехала в Лонхенбург.

За этими раздумьями девушки помогли ей выйти из ванны — забавно, мысленно развеселилась Бланка, обращаются со мной, как будто я стеклянная, — и, принялись бережно обтирать её мягкими хлопковыми полотенцами. Вдруг в дверь тихонько постучали. Одна из огромных резных створок отворилась и в опочивальню, неспешно шаркая ногами, вошёл маленький сухонький старичок с большим мешком в руках.

Агнес и Глэнис немедленно присели в поклонах. В ответ на недоуменный взгляд Бланки последняя немедленно пояснила:

— Это мастер Гленкиддин, личный лекарь их величеств.

— Виконт… эм-м, Ламли просил меня проведать вас и узнать, не могу ли быть чем-нибудь полезен знатной леди, — сказал старичок, еле заметно кивнув в качестве приветствия.

Бланка, подумав про себя, что делать реверанс в голом виде будет довольно глупо, осталась стоять.

— Я не нуждаюсь в услугах докторов, мастер Гленкиддин, — заметила она.

Обе горничные одновременно замахали руками.

— Что вы, что вы, миледи! Он настоящий кудесник… если бы вы видели, что он делает с женщинами… Многие знатные дамы специально приезжают в Лонхенбург только для того, чтобы попасть к нему на приём.

— И многие приезжают зря, — фыркнул старичок, положив свой мешок на пол. Он подошёл к Бланке и принялся медленно, всё так же шаркая ногами, обходить её со всех сторон. Она с изумлением глядела на его лицо: на его носу было диковинное сооружение в виде двух маленьких стёкол, искусно скреплённых золотой проволокой. — О своём здоровье и своей красоте надобно заботиться смолоду, а не тогда, когда голова уже покрыта струпьями, а кожа вся в морщинах. Ах, сделайте что-нибудь, мастер Гленкиддин… глупые…

Он остановился прямо перед Бланкой, поправив стёклышки у себя на носу.

— Похоже, сударыня, вы правы и тяжёлая дорога, о которой мне говорил эм-м… виконт Ламли, на вас совсем не отразилась. Если у вас нет каких-либо жалоб… — Девушка отрицательно покачала головой. — Хм, я так и думал. Редко когда удается лицезреть столь совершенную красоту. Прекрасно, прекрасно. Похоже, сама богиня Боанн слепила вас по своему образу и подобию. Я, пожалуй, не рискну здесь что-нибудь улучшать. Так что, наверное, только вот это…

Гленкиддин залез в свой большой мешок и извлек на свет пергаментный свёрток; развернув его, он осторожно достал оттуда свёрнутую в несколько раз простыню, пахнувшую какими-то травами, и протянул её Агнес.

— Вот, заверните эту богиню сразу, как кончите вытирать. Я приготовил это не далее как полчаса назад. Здесь, госпожа, ничего особенного — белый мёд, масло из винного камня, имбирь, корень алтея и разные другие полезные вещи. Лечить ни от чего не лечит, но спать будете, как младенец, а наутро кожа будет сиять. Это, пожалуй, единственное, что я бы подправил: что и говорить, пыльные дороги и грязные гостиницы не приносят пользы женской красоте. Как вас зовут, юная красавица?