Ты не влюблен, воды испив из родника,

Что посвятил поэт божественной Елене?

Тогда укромный грот среди зеленой сени

Найди в холме крутом и подремли слегка.

По шелковой траве росистого лужка

Задорно пропляши, без вялости и лени!

Но ждет святой Жермен почтительных молений.

Патрону вознеси их с ветхого мостка.

И, девять раз обход вокруг дуплистой ивы

Свершив, ты ощутишь внезапно жар счастливый

В груди, где у тебя лежал осколок льда:

Амур, измазанный гигантов кровью красной,

Усердно отмывал в ручье свой торс прекрасный,

И пыл его страстей еще хранит вода!

Итак, проигран бой, войска мои разбиты,

Я отступаю вспять, Амуром сокрушен;

Доносит мне отбой трубы охрипшей стон,

Полвека за спиной толпятся вместо свиты.

И если до сих пор мы славою не квиты,

И если твой триумф еще не довершен, —

То я же не Парис, увы! и не Ясон,

Грядет моя зима: нет от нее защиты.

В горниле жгучих мук, на наковальне бед

Пришлось мне этот стих выковывать и плавить.

Не жаль трудов и сил, не жаль убитых лет;

А жаль, что я хотел любить, а ты — лукавить.

О, ты раскаешься — ты не жестока, нет! —

Но и раскаяньем былого не исправить.

Ты помнишь, милая, как ты в окно глядела

На гаснущий Монмартр, на темный дол кругом

И молвила: «Поля, пустынный сельский дом, —

Для них покинуть Двор — нет сладостней удела!

Когда б я чувствами повелевать умела,

Я дни наполнила б живительным трудом,

Амура прогнала б, молитвой и постом

Смиряя жар любви, не знающий предела».

Я отвечал тогда: «Погасшим не зови

Незримый пламень тот, что под золой таится:

И старцам праведным знаком огонь в крови.

Как во дворцах, Амур в монастырях гнездится.

Могучий царь богов, великий бог любви,

Молитвы гонит он и над постом глумится».

О Беллери, ручей мой славный,

Прекрасен ты, как Бог дубравный,

Когда, с сатирами в борьбе

Наполнив лес веселым эхом,

Не внемля страстной их мольбе,

Шалуньи нимфы с громким смехом,

Спасаясь, прячутся в тебе.

Ты божество родного края,

И твой поэт, благословляя,

Тебе приносит дар живой —

Смотри: козленок белоснежный!

Он видит первый полдень свой,

Но два рожка из шерсти нежной

Уже торчат над головой.

В тебя глядеть могу часами, —

Стихи теснятся в душу сами,

И шепчет в них твоя струя,

В них шелест ив твоих зеленых,

Чтоб слава скромного ручья

Жила в потомках отдаленных,

Как будет жить строфа моя.

Ты весь овеян тенью свежей,

Не сушит зной твоих прибрежий,

Твой темен лес, твой зелен луг,

И дышат негой и покоем

Стада, бродящие вокруг,

Пастух, сморенный летним зноем,

И вол, с утра влачивший плуг.

Не будешь ты забыт веками,

Ты царь над всеми родниками,

И буду славить я всегда

Утес, откуда, истекая,

Струей обильной бьет вода

И с мерным шумом, не смолкая,

Спешит неведомо куда.

Пойдем, возлюбленная, взглянем

На эту розу, утром ранним

Расцветшую в саду моем.

Она, в пурпурный шелк одета,

Как ты, сияла в час рассвета

И вот уже увяла днем.

В лохмотьях пышного наряда —

О, как ей мало места надо!

Она мертва, твоя сестра.

Пощады нет, мольба напрасна,

Когда и то, что так прекрасно,

Не доживает до утра.

Отдай же молодость веселью, —

Пока зима не гонит в келью,

Пока ты вся еще в цвету,

Лови летящее мгновенье, —

Холодной вьюги дуновенье,

Как розу, губит красоту.

Эй, паж, поставь нам три стакана.

Налей их ледяным вином.

Мне скучно! Пусть приходит Жанна,

Под лютню спляшем и споем,

Чтобы гремел весельем дом.

Пусть Барб идет, забот не зная,

Волос копну скрутив узлом,

Как итальянка озорная.

Был день — и вот уже прошел он,

А завтра, завтра, старина…

Так пусть бокал мой будет полон,

Хочу упиться допьяна,

Мне только скука и страшна.

А Гиппократ — да врет он, право,

Я лишь тогда и мыслю здраво,

Когда я много пью вина.

Когда грачей крикливых стая,

Кружась, готовится в отлет

И, небо наше покидая,

Пророчит осени приход,

Юпитер кравчего зовет,

И влаге тот велит пролиться,

И, значит, хмурый небосвод

Надолго тучами замглится.

И будет Феба колесница

Сквозь мрак лететь к весне другой.

А ты спеши в свой дом укрыться

И, чуждый суете людской,

Блаженствуй в горнице сухой,

Пока мертва земля нагая —

Трудолюбивою рукой

Тебя достойный стих слагая.

Как я, возжаждай — цель благая!

Ужасный превозмочь закон,

Которым Жница роковая

Весь мир тиранит испокон.

И, чтоб греметь сквозь даль времен,

Трудись упорно. В час досуга

С тобою здесь Тибулл, Назон

И лютня, дум твоих подруга.

Когда бушует дождь иль вьюга,

А в дверь стучится бог шальной,

И ни любовницы, ни друга, —

Одушевленных струн игрой

Гони мечтаний грустных рой.

Когда ж ты стих довел до точки,

Усталый мозг на лад настрой

Бургундским из трехлетней бочки.