начать с того, что качаться мой бойфренд начал в 17 лет, имея в анамнезе рахит, гипотрофию веса (весил 48 кг), и бифолокальные очки. Попросту чмо. Мальчика всё это дико угнетало и загоняло в комплексы, поэтому он начал ходить в качалку. Мне всегда казалось, что если ты дрыщ в полкило весом — то Шварцнеггером тебе не стать, хоть ты обосрись. Однако, мой чувачок сумел раскачаться до 90 кг. Правда, лет за шесть-семь. Это действительно смотрелось нелепо, ибо такой вес при росте в 160, и при размере ножки в 39, усугублял всю общую картину.
Каждые полгода бойфренд на два месяца садился на курс химии: каждый день колол себе в жопу какие-то уколы, от которых у него наглухо рвало колпак, и переставал стоять куй. С утра мог швырнуть в стенку тарелку с завтраком, потому что ему казалось, что каша прокисла. Устраивал скандалы в магазинах, потому что как ненормальный жрал по два кило творога в день, и только диетического, в колбасках. И если в магазине его не оказывалось — начинался пиздец, содом, и гоморра.
Каждый божий день ходил в солярий. Истерил как баба, если весы показывали, что он похудел на 200 граммов. Жрал пачками спортивное питание. Через год полностью утратил либидо. Вернее, куй-то худо-бедно стоял (если очень стараться его реанимировать минут 40), но он им по назначению не пользовался. Дрочил. Говорил, что «Пока я на курсе химии — мне лишние физические нагрузки противопоказаны. Только качалка, и только по схеме». Я хорошо к нему относилась, хотя любовью тут и не пахло, и терпела почти год без секса. Потом плюнула, послала идиота в жопу, и нашла себе нормального мужика, за которого потом вышла замуж.
С бывшим иногда переписываемся в аське. Он сделал операцию, избавился от кошмарных очков, и всё так же колет в жопу уколы, ходит в солярий, работает фитнес тренером, и всё своё свободное время зависает в компьютерной игре «Наследие драконов». Мужику 30 лет. Семьи нет, постоянной женщины тоже. О детях он даже думать не хочет — говорит, что не любит детей вообще. Возможно, врёт. Потому что понимает, что от него могут родится трёхжопые мутанты. А возможно и правда не любит.
В любом случае, его будущей жене я не завидую.
Путёвка в жизнь
04.09.2010
Его звали просто и незатейливо — Чибис. Настоящего его имени не знал никто. Даже мой двоюродный брат Борян.
Чибис сидел на унитазе, неестественно вывернув колени, и, кажется, был мёртв.
— Твой Чибис умер. — Я подошла к Боряну, и положила ему руку на плечо. — Крепись, брат.
— Он сидит на унитазе с зелёным лицом, вывернутыми коленками, и не дышит? — Борян, кажется, не был потрясён скорбной новостью.
— И воняет.
— Типун тебе на язык, дура! — Рассердился брат, и даже замахнулся на меня нетрезвой рукой. — Скажешь тоже — умер! Чибис всегда так спит!
— Тогда какого хуя ты назначил этого зомби моим телохранителем, скот? — Я тоже рассердилась и замахнулась на Боряна нетрезвой рукой. — К тому же, он сруль!
— Тсссс… Тихо-тихо… — Брат перехватил мою руку, и усадил меня к себе на колени. — Не надо называть приличного человека срулём только потому, что его коварно сморил тревожный сон прямо на унитазе. Поверь мне, Лида, Чибис — прекрасный и ответственный человек. И доверить тебя я могу только ему.
Я всхлипнула и посмотрела по сторонам, в надежде отыскать себе нового телохранителя самостоятельно. Мне очень был нужен телохранитель, потому что от его наличия зависело то, как я проведу остаток вечера: страстно гоняя жопкой плотву на танцполе, или до шести утра слушая песню «Путана, путана, путана», которую всегда поёт Борянова мама после десятой чарки. А десятая чарка была выпита ею ещё час тому назад. Путана стремительно и неотвратимо надвигалась, и это пугало.
Мы истово и от всей души отмечали двадцатилетие Боряна. На торжество были званы я и мой папа. Маму мою Борян приглашать побоялся, потому что восемнадцатый и девятнадцатый дни его рождения были предсказуемо омрачены стандартной схемой: вначале «Путана» исполнялась на два голоса нашими с ним мамами, а на строчке «…и тысячи твой стОит туалет» моя мама начинала хихикать, и это было поводом для начала воспоминаний Боряновой родительницы о том, что моя мать загубила жизнь её брату. Мама оправдывалась, призывая в свидетели папу, но к тому моменту папа, которого сильно укачивало под путану с туалетами, уже спал. И тогда начинался женский бокс. Который длился ровно столько, сколько спал рефери-папа. Иногда рефери спал до утра. Так было в восемнадцатый день рождения брата. И ему до сих пор было жаль сервиза Мадонна, оконного стекла, и нестарого ещё катушечного магнитофона Комета.
В общем, двадцатый свой день рождения Борян решил отметить без женского бокса, и даже отважно выставил на стол новый сервиз Мадонна.
Кроме меня с папой и Боряновых родителей, на этом празднике жизни накидывалась халявным винегретом куча прожорливых и незнакомых мне людей, среди которых особо выделялся странный пожилой мужчина в рыболовной сети на голое тело с волосатыми сосцами. Мужчину звали Кузьмой, и он был гомосексуалистом. Это знали все, кроме моего папы. Папа у меня с предрассудками, и непременно возжелал бы трагической и немедленной гибели Кузьмы, за которой последовали бы серьёзные травмы Боряновой мамы. Благодаря которой этот немолодой фрик был зван на торжество. Мамой, безусловно, руководила корысть. Боряном тоже.
Кузьма, судя по его дырявому гардеробу, мог спокойно приходить на молодёжные вечеринки, не скрывая своей ориентации. А это мог себе позволить только очень богатый человек. На всякий случай я даже подсела к Кузьме поближе и пожаловась на отсутствие лисьей шубы. А ведь на дворе уже холодный ноябрь, и без шубы я непременно умру. Кузьма ласково потрепал меня по торчащей в разные стороны неудачной химической завивке, но при этом, не моргая, плотоядно раздевал глазами мёртвого Чибиса, которого оторвали от унитаза, и бросили на диван, в опасной близости от голубого рыболова.
— Этот. — Я твёрдо и уверенно ткнула пальцем в толстого незнакомца с вороватым взглядом, который крысил из моей тарелки колбасу. — Вот этот хуй будет моим телохранителем. Если я приду на вашу местную дискотеку с человеком, у которого такая мерзкая харя и такая жирная срака — ко мне ни один гопник не подойдёт. Побрезгует.
— Нет. — Сурово отрезал брат. — Этому я сестру не доверю. Он же тебя за банку тушёнки на органы продаст, не раздумывая. Доверяю я только Чибису. А Чибис, как видишь, захворал. Так что или возвращай его в строй, или слушай «Путану».
— Я могу сделать ему клизму! — Засуетился Кузьма, и протянул сухие тощие ручонки к трупу. — У мальчика алкогольное отравление! Ему надо промыть желудок!
— Через жопу желудок не моют. — Я отпихнула голубого конкурента, и закрыла тело Чибиса собой. — Это мой клиент, дядя.
Кузьма опечалился и стрельнул глазами в Боряна. Брат мгновенно протрезвел, и несколько секунд в нём боролись инстинкт и корысть. Корысть победила, и Борян выпил водки. Много и залпом. А я осталась с телом Чибиса, и при огромном желании сделать всех местных тёлочек на этой говнодискотеке своим роскошным танцем.
В ход пошли испытанные методы экстренного отрезвления: натирание чибисовых ушей, пиздюли и марганцовка. Времени было мало, прожорливые боряновы гости в большинстве своём уже давно и выразительно топтали танцпол местного клуба под Петлюру, а я пыталась оживить своего телохранителя, параллельно отгоняя от него жадного до тощих жопок Кузьму.
— Ну, я пошёл. — Пряча глаза, сказал брат, и боком двинулся в сторону входной двери. — Хорошего тебе вечера.
— Стоять! — Заорала я, и звонко ударила Чибиса по щеке. — Дай мне ещё минуту, и я реанимирую эти мощи!
— Идите, Лида, — надрывно повысил голос гомосексуалист, и пододвинулся к Чибису ещё на один шажок, — идите и развлекайтесь. А я займусь вашим мальчиком.
— Пошёл нахуй, пидор! — Мёрвый Чибис широко открыл глаза и почти ровно сел на диване. — Дайте мне воды, топор и ботинки! Я попью, угандошу Кузьму и пойду на дискотеку!