— Я была молода и наивна, это в прошлом.

— Да, сейчас ты стара и цинична, и это твое будущее, — перекривила ее тон Мэри, — я с тобой серьезно разговариваю. Ты не можешь проигнорировать завещание, отец не оставил тебе выбора. Ты любишь Шератон, у тебя получается вести его дела, ты не можешь отказаться от всего этого, только из-за чувства противоречия!

— Я это прекрасно понимаю! — воскликнула Мартиника, — ты считаешь, я не забочусь о вопросе выполнения завещания? Просто мне претит сама мысль, что я обязана это сделать и выбор, предложенный мне, ограничивается тройкой джентльменов, один из которых слабоумный, второй предатель, а третий приходится братом особе, общество которой я с трудом терплю! Да, еще есть таинственный мистер Уорнер, но он единственный из гостей, который приехал в Шератон с другой целью.

— Почему ты так думаешь?

— Он единственный не ходит за мной по пятам и не попадается на глаза при первой возможности. Кроме того, он признался, что ему уже тридцать шесть лет.

— Забудем про Уорнера. Лучше расскажи мне, почему ты не хочешь простить Эдуарда? Ведь я же вижу, что ты его не забыла.

— Почему я не хочу простить Ландмана? — при этом вдовствующая герцогиня презрительно хмыкнула, — Ты забыла, что именно сделал виконт? Он забыл сообщить мне, что бросает меня! Я купила подвенечное платье, спланировала нашу свадьбу, пока ждала его возвращения. А он даже не потрудился сообщить, что отказывается от своих слов! Ты считаешь, такое можно простить?

— Эдуард говорил мне, что не собирался поступать подобным образом, это тетушка подала объявление в светскую хронику, он хотел вначале уладить вопрос с тобой.

— Теперь виконт может говорить, что угодно. Его трусливый поступок от этого не станет менее отвратительным.

— Но он так же был молод и подвержен влиянию! Виконт раскаялся, чего стоит только тот факт, что он до сих пор не женился?

— У Ландмана было время, чтобы приползти обратно и умолять о прощении, но почему то виконт этого не сделал. Вместо этого он дождался, пока я выйду замуж за твоего отца.

— Эдуард хотел, чтобы страсти в твоей голове улеглись, и ты была бы способна услышать его, — продолжала защищать деверя леди Кентервиль.

— Мэри, моя дорогая, ты самая добрая и бескорыстная душа на этом свете, которую я знаю! Только ты способна возвести труса и предателя в ранг пострадавшего! Но я не виню тебя, милая подруга.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива! И мне так хотелось бы, чтоб вы с Эдуардом дали друг другу второй шанс… Хотя, может, ты и права — все дело в ограниченности выбора: не могу себе представить в роли твоего мужа ни лорда Лесли, ни тем более брата Клотильды — от его одного вида у меня по коже мурашки пробегают! Но выбрать тебе все равно кого-нибудь придется… Может поедем в Лондон?

— О, нет! От этого будет только хуже: представь, сколько охотников за приданым будут штурмовать двери моего дома. Лучше уж я подумаю в тиши Шератона, может, найду выход из этой тупиковой ситуации.

— Марти! Не вздумай отказываться от своего наследства! — предупреждающе взглянула на нее Мэри, — Лучше уж выходи за Эдуарда, из всех зол — выбирают меньшее.

Леди Кентервиль поежилась от подувшего вдруг холодного ветра, и они развернулись по направлению к дому.

Уединившись в кабинете, Мартиника предприняла еще одну безрезультатную попытку привести в порядок учетные книги — с дня похорон ей постоянно что-либо мешало довести задуманное до конца. К сожалению, на этот раз состояние ее души было далеким от однообразной математики. Потому, оставив бухгалтерию в покое, она воспользовалась одиночеством кабинета, чтобы предаться размышлениям.

«Что ж, в одном Мэри права, выбирать все равно придется. Может, стоит таки поехать в Лондон? Но что я там буду делать? Напрашиваться в гости повсюду, куда возможно? Подам объявление в светскую хронику: вдовствующая герцогиня, приятной наружности, ищет достойного мужа для сохранения своего состояния! В столице скорей всего по всем кулуарам гуляют сплетни, относительно завещания, и как всегда, одна будет отвратительнее другой. Стоит мне только появиться там, как толпа жаждущих денег поклонников станет осаждать двери моего дома. Я за этот месяц так устала от внимания всего лишь троих мужчин, что же со мной будет, если их станет в десять раз больше? Нет, Лондон не выход… При всем богатстве выбора, другой альтернативы нет — придется довольствоваться тем, что имеем здесь.

Может воспользоваться деньгами миссис Фаррел и покинуть своих дражайших родственников? Пусть Шератон продают с торгов…»

При этой мысли сердце вдовствующей герцогини тоскливо сжалось, она столько сил вложила в процветание этого поместья, что данный поступок будет предательством самой себя…

«Господи! Спаси и сохрани, наставь меня на путь истинный…»- начала бормотать себе под нос молитву Мартиника. Голова девушки болела от количества тех мыслей, которые день изо дня не давали ей покоя.

Глава 16

Мартиника боролась с искушением и в этот вечер не спускаться к гостям после ужина, но это было бы невежливо с ее стороны. Она пока еще хозяйка Шератона, необходимо выполнять свои обязанности, пусть и неизвестно, сколько еще пребывать в этом статусе.

На этот раз Уорнер присутствовал внизу, вокруг него, к большому неудовольствию Джаспера, кружили София и Маргарита. Эммет и лорд Уэльс против обыкновения не играли в карты, а вели беседу с виконтом Ландманом. К моменту появления в гостиной Мартиники в воздухе, казалось, повисло какое-то напряжение. В центре комнаты восседала графиня Кентервиль и Клотильда, Грегори стоял рядом с Мэри, сидевшей в кресле по правую руку от свекрови.

— Ваша светлость, пожалуйста, присаживайтесь рядом — обратилась к ней графиня Кентервиль, — я бы хотела с вами поговорить.

Мартиника нехотя направилась и присела рядом с матерью Грегори, обратив вопросительный взгляд на Мэри, та в смущении отвела глаза. Видимо, разговор будет неприятным.

— Я вас слушаю, миледи, — произнесла Мартиника.

— Прошло уже больше месяца с момента оглашения завещания, — начала графиня.

— Не собираетесь же вы обсуждать эту тему здесь и сейчас? — возмутилась Мартиника, окидывая взглядом комнату, полную людей, остановив разгневанный взгляд на Клотильде, сидевшей рядом с графиней.

— Ваша светлость, каждому в этом доме итак известны все подробности, потому не вижу смысла утаивать то, что я хочу вам сказать сейчас. Здесь итак собрались одни близкие вам люди, что касается мистера Уорнера, то он производит впечатление джентльмена, сильно погруженного в себя, и вряд ли будет излишне наблюдательным.

— Мы переживаем за вас, — вмешалась в разговор герцогиня Сомерсет, — время идет, а вы все еще не сообщили своего решения. Согласны ли вы выполнить условия завещания?

— А я думала, вашу светлость, интересует нечто другое, — с сарказмом произнесла Мартиника. Но ее оборвал взволнованный голос Мэри:

— Мы все переживаем за тебя, Мартиника. И даже герцогиня Сомерсет сейчас больше печется о семейных интересах, забыв о ненужной вражде.

Не желая расстраивать Мэри, девушка взглянула на Клотильду и графиню Кентервиль и произнесла:

— Можете быть спокойны, я планирую выполнить условия завещания. Но оттягивать принятие решения собираюсь до последнего. Так что советую вам не давить на меня, иначе у такой взбалмошной особы как я могут появиться другие соображения! А теперь прошу прощения, после всех этих разговоров у меня разболелась голова. Позвольте вас покинуть.

Мартиника резко встала и вышла, оставив гостей в нервном возбуждении. В спальню она решила не подниматься, а направилась в кабинет, но была настолько взбудоражена, что могла только мерить комнату шагами. Вскрикнув в бессильном гневе, Мартиника направилась в библиотеку. «Похоже, сегодня капля алкоголя мне тоже не повредит!».

Уютная тишина библиотечного кабинета резко контрастировала с напряженным оживлением гостиной. Мартиника подошла к глобусу-бару, откинув его крышку, обнаружила вместо привычного виски несколько изящных сосудов с вином.