Даже в кино Габен выступает сначала как «поющий актер». Первой его лентой стала экранизация оперетты «Каждому может повезти» (1930 г.). Появление звукового кино раскрывало перед ним широкие возможности. Но Габен пока не осознавал этого: «Кино казалось мне штукой сложной и очень умной. Оно мне нравилось, но я считал, что для актерской работы в кино нужно иметь исключительное дарование… Уверенный в том, что профессия киноактера мне недоступна, я не обратил внимание на то, что появление в кино звука сблизило его с моей специальностью». И все-таки он решил попробовать себя и здесь, хотя в первый же съемочный день честно заявил режиссеру: «Ладно! Сниматься так сниматься! Но вы предупреждены. Во всей вашей механике я ничего не смыслю и не разберусь никогда. По-моему, я так же мало создан для кино, как для того, чтобы стать епископом. Если из вашей затеи ничего не выйдет, я умываю руки. Выпутывайтесь как знаете!»

Ошибочность этого заявления стала очевидной буквально после первых же картин. За три года Габен успевает сняться в одиннадцати фильмах. И хотя все они были проходными, но уже в них начал складываться будущий имидж киноактера: веселый парень с «пролетарской внешностью», в кепке, сдвинутой на затылок, сильный, цельный, мужественный, на которого можно во всем положиться. На экране он выглядел так же, «как в жизни», покоряя зрителей своей естественностью и непринужденностью. Первый успех пришел к Габену с картиной «Мари Шапделен» (1934 г.), поставленной Ж. Дювивье. Он был упрочен их следующей совместной работой над фильмом «Дружная компания» (1936 г.). Но по-настоящему значительной, сделавшей Габена знаменитостью, стала роль лейтенанта Марешаля в картине Ж. Ренуара «Великая иллюзия» (1937 г.). В ней габеновский герой приобретает тот драматизм, который впоследствии превратит его в человека-скалу, сильного одиночку, как правило, погибающего в финале. Именно таким предстает актер во всех своих довоенных работах: «Человек-зверь», «Набережная туманов» (оба в 1938 г.), «День начинается» (1939 г.), «Буксиры» (1939–1941 гг.).

Оккупация немцами Франции существенным образом отразилась на кинокарьере Габена. В 1940 г., не желая сотрудничать с немецкой фирмой «УФА», актер уезжает в Голливуд. Хотя американцы, называвшие его «французским Спенсером Трейси», по достоинству оценили габеновскую манеру игры, снялся он в США только в двух малозначительных фильмах. Будучи глубоко национальным актером, он не мог прижиться на чужой почве, да и языковой барьер преодолевал с трудом. Но главной причиной его отчужденности в Голливуде была оторванность от родины, боль за ее судьбу. Габен говорил: «Останься я там в то время, когда другие сражались, никогда я не посмел бы ступить ногой на землю Франции. А мне очень хотелось возвратиться к себе. Я бы подох от скуки там, в Голливуде. И раз дело шло о том, чтобы подыхать там или подыхать здесь, я предпочел воевать в этой проклятой войне».

Это решение было очень непростым для Габена. Ведь в США он встретил самую большую любовь в своей жизни – ослепительную Марлен Дитрих. Их роман был фантастическим, возвышенным и в то же время обреченным, подарившим обоим недолгие годы счастья. Для Жана Марлен навсегда осталась самой любимой женщиной, а он для нее – единственным «островом счастья», мужчиной, которого она «любила как большого ребенка». Но в 1943 г. этот «остров» уплыл от нее на корабле, сопровождающем союзнические транспорты в Мурманск. Уйдя добровольцем на фронт, Габен до конца войны служил сначала во флоте командиром орудия, потом в танковой бригаде. О своем первом бое он говорил: «Это был подлинный ад… Я дрожал, но не хотел показать этого моим артиллеристам». Где-то посреди этого ада, на передовой, в перерыве между боями, судьба подарила Жану однажды короткое свидание с любимой. Тогда они дали друг другу слово, что если останутся в живых, то после войны будут вместе.

Действительно, сразу после войны Дитрих приехала во Францию, где вместе с Габеном снялась в фильме «Мартен Руманьяк» (1946 г.). Но, как вспоминает актриса, «картина успеха не имела… Я принимала все это очень близко к сердцу. Габен только сказал: “Переждем”». Я ждать не могла». И она вернулась в Америку, чтобы продолжить свою работу в Голливуде. Габен звал ее к себе, признавался в письмах: «Мне так хочется писать тебе, чтобы рассказать о своей нежности и о том, как мне одиноко и грустно без тебя». Но Дитрих медлила с приездом, ее смущал ревнивый характер Жана, неопределенность кинокарьеры во Франции. Тем временем Габен женился на миловидной тридцатилетней натурщице Доминик Фурье, которая внешне была очень похожа на Марлен. Дитрих в отчаянии. Она мчится на «Парижский бал кинозвезд» с единственной целью – увидеть Жана, поговорить с ним и, может быть, вернуть его. Но когда красивая, элегантная, с лучезарной улыбкой она бросилась ему навстречу, Габен, не говоря ни слова, окинул ее холодным взглядом, повернулся спиной и ушел. Теперь уже навсегда. В браке с Доминик он нашел подлинное счастье. Они прожили вместе 25 лет, воспитав троих детей: двух дочерей и сына Доминик от первого брака.

Что касается творческой карьеры Габена, то в послевоенные годы она складывалась нелегко. Актеру, состоявшемуся в довоенном кино, нужно было искать новые образы, отстаивать свой звездный статус в конкурентной борьбе с молодыми, но уже заявившими о себе талантами – А. Делоном, Ж.-П. Бельмондо, Л. Вентурой, Б. Бардо. Некоторые режиссеры-экспериментаторы пытались столкнуть его лбами с молодыми актерами, превращая нередко их встречи на съемочной площадке в профессиональную дуэль. Но Габен с честью вышел из этих обстоятельств. Несмотря на разницу в возрасте и манере игры, он понимал и ценил своих новых партнеров, был органичен и естественен в сценах с ними. Неслучайно впоследствии Ж.-П. Бельмондо с ностальгической улыбкой вспоминал о съемках с ним в фильме «Обезьяна зимой» (1962 г.): «Это был профессионал в лучшем смысле слова. Маленькие актеры всегда пыжатся, великие – просты и приятны. Если съемки начинались в 12, Габен приходил без четверти 12 и спокойно готовился в павильоне к съемкам. Он всегда приносил в гримерную свой завтрак – котлетку с хлебом, чтобы не уходить на перерыв и не задерживать остальных. Он обожал свою работу и никогда не ставил перед собой метафизических проблем, которые критики находили в его персонажах. Но это не значит, что он не нес в себе этих проблем». А главными среди них были отстаивание чести и достоинства человека, извечные проблемы отцов и детей, борьба с безнадзорностью и преступностью, нелегкое существование тех, кто трудится, стремление не потерять себя в поисках жизненного пути. Именно они становятся главными темами лучших его фильмов – «У стен Малапаги» (1949 г.), «Ночь – мое царство» (1951 г.), «Не троньте добычу», «Воздух Парижа» (оба в 1954 г.), «Архимед-бродяга» (1959 г.), «Гром небесный» (1965 г.), «Тайна фермы Мессе» (1970 г.), «Кот» (1971 г.), «Двое в городе» (1973 г.). Оценивая их, критика писала, что актер принес на экран дух демократизма, действенное начало, уважение к человеческой личности. Кого бы ни играл Габен – простых рабочих или аристократов, фермеров или воров, отважных воинов или дезертиров, – он всегда был правдив, убедителен, благороден и красив. Единственные роли, которые ему меньше всего удавались, были созданы им в исторических лентах. Он превосходно играл современных героев и с трудом вживался в образы прошлого. Вот почему Жан Вальжан из «Отверженных» (1958 г.) оказался не самой удачной ролью Габена.

Помня об обнаруженном у него в юности комедийном даре, актер в 60-е гг. пробовал себя в жанре комедии. В фильме «Через Париж» (1956 г.) Габен выступил в паре с комиком Бурвилем, а в 1965 г., объединившись со своим давним другом Фернанделем, он создал собственную кинофирму «Гафер» и милый, добрый фильм о стариках – «Трудный возраст». Через 50 лет он однажды даже вернулся в театр, сыграв только в одном спектакле – «Жажда» по пьесе Бернстайна.

Волевой и настойчивый на экране, Жан Габен нередко и в жизни проявлял упорство и непокорный дух. Режиссер Ф. Трюффо вспоминал о нем: «Он и Жерар Филипп, это были очень опасные артисты. Пользуясь своей безумной популярностью, они вмешивались в картину еще на стадии написания сценария. Габен криком кричал, убеждая режиссера и сценариста, что его персонаж не может носить то-то или курить так-то, не говоря уже о более значительных моментах. Обычно Габен требовал, чтобы в фильме непременно была «сцена гнева», подобная тем, что он устраивал в жизни, но конечно же по более серьезному поводу».