Мне же этот № был нужен, чтобы послать его сестре за границу. Привожу Вам ответ мужа (сестра больна, сама не пишет).

«Отрывок из воспоминаний Эренбурга мы оба прочитали с большим интересом. Последнее слово мало выражает то потрясающее впечатление, которое оставляет рассказанное Эренбургом. Я нахожу, что вообще все, что пишет Эренбург, значительно. А его заметки о Чехове[810] являются наилучшим образцом настоящей литературной критики».

Знаете, у нас выходит много книг «Такой-то в воспоминаниях современников». А надо, чтоб вышли книги «Такой-то писатель в письмах читателей». Вернусь к Пастернаку. Я абсолютно не понимаю его поэзии, его романа «Д-р Живаго» я не читала. Откуда мне его достать.

Но в 1918 году я работала вместе с ним в библиотечн<ом> отделе центр<ального> ком<итета> просвещения[811]. Во главе отдела был В.Я.Брюсов. Секретарем был Пастернак. Я служила эмиссаром — разъезжала по помещичьим имениям, описывая библиотеки. Редко бывала в отделе. Пастернак уже тогда был известным поэтом.

В 1956-м году я послала ему мои воспоминания о Брюсове, чтоб он помог мне где-то их поместить. Он ответил мне очень милым наивным письмом, которое, по-моему, опровергает несколько Ваше мнение о его эгоцентризме. Ему пишет какая-то незнакомая старушонка, имени которой он не знает, которую совсем не помнит, но ему хочется ей сделать что-то приятное, и вот начало его письма: «Глубокоуважаемая госпожа Мотовилова. Вы не раскрыли своих инициалов (С.Н.). Я думал было по догадке назвать Вас Софьей Николаевной (в таком случае Вы сегодня именинница, я Вас поздравляю) и не решился, извините меня». (Это было 30 сент<ября>.) Я, конечно, своим именинам никакого значения не придаю, но поздравлением Пастернака была тронута. Что-то было мило-детское в нем. Вы это отметили. И это хорошо, что Вы заметили, что Маяковский говорил с ним особенно мягким голосом. А как очарователен и радостен его ответ в Швецию, когда он узнал о Нобелевской премии! Без всяких жестов.

Эгоцентричным, мне кажется, Пастернака нельзя назвать. Вот Брюсов, тот был действительно эгоцентричным.

Извините это мое письмо. Я так рада была, что Вы написали о Пастернаке, и хотелось Вам сказать, как любят Вас Ваши читатели.

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1942. Л.5–8.

<Москва,> 13 III 1961

Дорогой Илья Григорьевич!

В Ваших поразительных воспоминаниях «Люди, годы, жизнь» я нашел несколько слов о моем близком и многолетнем друге художнике Павле Георгиевиче Пастухове[812], и меня потянуло рассказать Вам об этом действительно застенчивом, талантливом, бескорыстном, скромном и чудесном человеке. Я познакомился с ним в Евпатории в 1920 г. В это время там проживали С.З.Федорченко, Я.А.Тугендхольд[813], В.В.Павлов (ныне известный скрипач, профессор), Илья Сельвинский и другие. Мы подружились с Павлом Георгиевичем и почти никогда уже не расставались. Это был отличный график и живописец, окончивший саратовскую художественную школу и историко-филологический факультет в Киеве. Тончайший вкус, глубокие познания в области мировой живописи, бескомпромиссность во всем, что касается искусства, — вот что отличало Пастухова. Но я не могу припомнить радостных дней в жизни этого, в сущности, очень одинокого и «невезучего» человека. В последние годы он получил крохотную «академическую» пенсию и преподавал историю рисунка на искусствоведческом факультете МГУ. До войны П.Г. иллюстрировал несколько романов из<дательст>ва «Академия» и 2–3 раза выставлялся на различных выставках. В 1951 г. вышла небольшая книжка П.Г.Пастухова, им написанная и иллюстрированная. Она родилась в результате посещения им пушкинских заповедных мест. В ноябре 1960 г. П.Г. умер в страшных мучениях от саркомы, до конца испив горькую чашу одиночества, нужды и всевозможных житейских неустройств.

Пользуясь этой возможностью, я хотел бы выразить Вам, дорогой Илья Григорьевич, глубочайшую и взволнованную благодарность за те страницы, что Вы посвятили Осипу Эмильевичу Мандельштаму, поэту огромному и светлому. В Москве я был немного знаком с О.Э., в последний раз столкнулся с ним в 1940 г.[814] на ул. Воровского, когда он, очевидно, растерзанный, расстроенный, спросил меня, не знаю ли я, где ему найти Фадеева, с которым он хотел поговорить.

Не могу забыть тот восторг, с которым мы, одесские молодые поэты, встретили выход в свет «Камня» Мандельштама. Строчки его стихов сопутствовали нам всю жизнь.

Мне хотелось бы еще прибавить, что работаю сейчас над книгой воспоминаний о далеких одесских временах, главным же образом — о Багрицком и Олеше, которые были моими дорогими и незабвенными друзьями с юных лет.

Простите некоторую невнятность этого письма: много дней я очень тяжело болел.

Горячо жму Вашу руку и желаю Вам сил и здоровья.

Сердечно Ваш

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1300. Л.1. Борис Владимирович Бобович (1896–1975) — литератор. 18 апреля 1961 г. ИЭ писал ему: «Спасибо за Ваше интересное письмо, за воспоминания о П.Г.Пастухове. От души желаю Вам успеха в работе над книгой воспоминаний».

<Киев,> 14/III <19>61

Дорогой Илья Григорьевич!

Мне очень жаль, что первое мое письмо Вам будет именно таким, каково оно есть, но, что поделаешь, получается оно именно таким.

Сегодня мне окончательно стало известно, что я не еду вместе с Вами в Италию. Это огорчило меня не только потому, что я успел уже полюбить красоту этой страны и ее народ и мне обидно, что не удастся продолжить и расширить свое первое знакомство[815] с ним, но огорчен я еще и тем, что именно в этой поездке мне хотелось как-то продолжить и расширить свое первое знакомство с Вами — и это тоже не получается.

Грешным делом я уже мечтал о том, как мы полетим с Вами через Париж и как у нас выкроится немного свободного времени побродить по городу. Мечтал я и <о> посещении итальянских музеев, и о беседах в тратториях, и о совместных встречах, совместной работе и много еще о чем мечтал… К сожалению, по независящим от меня причинам, мечтам этим не суждено сбыться.

Вот эти-то причины и побудили меня написать Вам письмо. Дело не в моей болезни, как, быть может, Вам будет сказано и во всяком случае сообщено в Италию (я абсолютно здоров), и не в каком-то решении просто сократить количество членов делегации (как официально сообщено было мне ВОКСом[816]), дело тут в другом — в подлом заявлении, поданном на меня в Партбюро Союза писателей Украины. В этом заявлении сообщалось, что я, мол, во время туристской поездки в США в ноябре прошлого года позволил себе «отрываться от коллектива» — самостоятельно посещать американский дом в Вашингтоне, встречаться со своей переводчицей, просто гулять в одиночку по Нью-Йорку!! Должен сказать, что наше Партбюро квалифицировало это заявление как не заслуживающее внимания и просто провокационное, тем не менее именно оно, это заявление, привело к тому, что наше местное руководство воздержалось поддержать рекомендацию М.П.Бажана[817] включить меня в делегацию. Возможно есть и другие причины, не имеющие отношения к моей поездке в США, но о них я могу только догадываться и строить предположения.