Вот и все. Я совсем старая, седая и толстая… больное сердце и проч. Но по-прежнему жадно люблю жизнь, радуюсь за каждый отпущенный мне судьбою день…

Желаю вам, дорогой старый друг, долгих творческих лет на радость людям.

Спасибо за все!

Ваша Над.Ганейзер, а раньше Надя Белобородова.

Впервые (полностью); фрагмент приводился в коммент. к 5-й главе 1-й книги ЛГЖ (М., 1990). Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1407. Л.1–2. Надежда Яковлевна Ганейзер (Белобородова; 1888–1975) — ответное письмо ей от ИЭ — см. П2, №468.

Москва, 13 апреля 1961

Дорогой Илья Григорьевич!

Обстоятельства чрезвычайной важности заставляют меня побеспокоить Вас этим письмом. Дело в том, что Ваш подарок, растение неизвестного наименования, которое у меня дома в Вашу честь именуется Эренбургом, снова начало хиреть и чахнуть. Повторяется прошлогодняя трагедия. Перевели его из горшка в горшок, поставили на солнышко, поливаем. Не помогает. Чахнет сверху — хиреют на концах веток завязи листков, сами листочки начинают опадать. Это наблюдается уже второй раз и оба раза весной, примерно в одно и то же время. Может быть, оно — однолетнее? если нет, может быть, существует неизвестный нам секрет весеннего обращения с ним?

Вернувшись из Индии, не раз принимался звонить Вам по поводу этой чрезвычайной моей заботы, но Вас нет и нет, и вот прибегаю к испытанной эпистолярной форме.

Мемуары Ваши имеют в интеллигенции успех необычайный. Не уверен, что последуют бурные аплодисменты в официальных кругах, но факт, что за «Новым миром» в библиотеках очереди. Здорово, свежо, увлекательно, честно!

Кстати, оду в Вашу честь мною сооруженную, удалось-таки всунуть в последнюю минуту в книжку «Встречи на перекрестках», находящуюся уже в типографии[826]. И представьте — издатели даже не очень сопротивлялись[827].

Посылаю в эфир — СОС, СОС, СОС! Жду вашей квалифицированной консультации.

Привет от Юленьки[828] и от меня Любовь Михайловне.

P.S. А Гагарин-то, черт его побери, всем фитиль вставил. Здорово![829]

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2051. Л.17–18.

Павлодар, 24 IV <19>61

Дорогой Илья Григорьевич!

Вчера только — так была занята по дому и со внучками — получила в руки № 1 Нов<ого> Мира и прочла, бегло, книгу снова уносили то, что мне так давно хотелось — о Марине <Цветаевой>. И об Осипе Эмильевиче <Мандельштаме>. Мне сказали о 1960 г., о Максе[830]. Вырвусь в библиотеку, и там прочту. Сейчас по свежим следам — о прочитанном.

Мало осталось Марининых друзей. Был ли другом ее Ю.Завадский — не знаю и не знаю его. Вы — и Павлик (Антокольский). О тех, кто казались друзьями в ее последнюю Москву (1939-41), ее встречах, о последней встрече с Вами — знаю от (ныне больной, в санатории) Н.Г.Яковлевой[831], тогда ежедневно ее видевшей, до отъезда в Елабугу. — Один Вы написали о ней. Тепло, хорошо написано. Жаль что — мало.

Я Вам, тут, списываю стихи Марины 15-ти лет — (старость, м.б., я Вам их уже посылала?). Пишу по памяти, более их нигде нет. А сейчас укажу на некоторые неточности в цитатах ее стихов в Н<овом> мире: надо: «Ох ты, барская, ты, царская моя тоска» и в стихах «Прохожий» (о кладбище) — надо:… «…любила

Смеяться, когда нельзя»[832].

Мне надо и хочется знать, прочли ли Вы машинопись моих «Воспоминаний», где много о Маринином детстве и отрочестве, присланную Вам месяца, верно, 2 назад. Всего там 270 стр<аниц> (напечат<анных> через интервалы) — не очень много текста. Если не читали — прочтите — ради памяти Марины и помощи мне в продолжении этой работы. За 3 года я написала 4 части и начало 5-ой. Россия — Италия — Швейцария — Германия (у Вас ее 1-ая глава лишь — «Лангаккерн»). 4-ую часть я кончила (в рукописи). И начала 5-ую — «Крым» (1905-6 гг., Маринины 13–14 л<ет>). Когда будет готово в машинописи — я Вам дошлю. Но мне нужен Ваш отзыв. Это мне облегчит труд. Я очень устаю, 67-ой год, семейные тревоги, мало времени, мало сил. А я написала всего половину, если довести до 1-го года брака Марины и дать последние встречи с ней — Москва 21–22 и Медон 1927. Вот Вы мне помогите советом. Жду Ваш ответ.

В Москве буду, если буду здорова, летом — м.б., проездом отдохнуть где-нибудь на Рижск<ом> взморье. Коктебеля боюсь — для сердца, склероза. Жара противопоказана и внучке Рите (ей столько лет, сколько было Иринке, когда я ее видела у Вас в д<оме> ученых в 1928[833]. Была у Вас тогда — с Майей[834]). С осени уже буду «нажимать» на ж<илищ-ный> отдел — о комнате — пока у меня нет сил на устройство ее. После летнего отдыха примусь за это — вновь. До лета мне надо быть тут, в Павлодаре, писать, а летом — отдохнуть.

Всего доброго Вам! Жму руку. Привет Наташе[835]. Будьте здоровы!

P.S. Из Вашей статьи[836] я узнала о том, где кончил жизнь Осип Эмильевич <Мандельштам>. Мы могли встретиться у того костра![837] как бы я его кормила… Знаете ли Вы адрес Нади[838], его жены? И знаете ли Вы о его другом брате — Евгении[839]? Он был самым «деловым» из них — а м.б., и без «».

P.P.S. Мне кажется, что М<арина> и я знали Вас с 1914-15 гг.[840] (были ли Вы в 1914 г. летом в Коктебеле? М., было 22 года в 1914 г. Может ли быть, что Вы в первый раз ее увидели в 1917 г. (тогда ей было 25 лет).

От одной ли физической близорукости Маринины глаза, при ее гордой осанке, — растеривались, глядя вокруг?[841] М.б., от какого-то соответствия внутреннего — с близорукостью глаз, на котором она настаивала? У нее были стихи, где она говорила: «И гибельно глядеть на мир / Неблизорукими глазами!»[842] (1913-16? не позже 18 г.).

Впервые. Подлинник — собрание составителя.

<Париж, апрель 1961>

Дорогие Эренбурги.

Я получил Ваш привет, переданный мне Кавериным[843] и был очень рад. Каверины очень милы и симпатичны. К сожалению, у них не было много времени, чтобы фланировать по Парижу.

Из Италии в декабре месяце я получил твое письмо и ответил тебе моментально, но получил это письмо обратно из Италии. Ты, вероятно, переехал в другой город, и это письмо тебя не догнало. Когда приедете в Париж? Мы с Лианой думаем уехать в деревню 15 мая и быть до 15 октября. Но если ты приедешь в это время в Париж, я возвращусь в Париж, чтоб повидаться. Я читал отрывок из твоих мемуаров «Le Rotonde» в журнале «Horisont»[844].

Здоровье мое благополучно. С глазами не ухудшается, процесс остановился. Я работаю, т. е. занимаюсь живописью. Думаю устроить свою выставку.