В отчаянии, она выпалила первое, что ей пришло в голову:

— Бекстер готовит пирожные с джемом ко второму завтраку.

Правда? Как… как славно! — Мэрион выглядела шокированной, как того и следовало ожидать. После семи лет разлуки она, возможно, надеялась, что ее дочь выберет более интересную тему для разговора, чем еда, которую подадут на завтрак. — Ты благополучно добралась из Провиденса? — Мэрион не теряла времени, пытаясь направить их разговор в более приемлемое русло. — Я так рада, что ты смогла, пусть ненадолго, приехать к нам. Ты хорошо выглядишь, Элис.

— Благодарю. Ты тоже. Ты элегантна и прекрасна, как всегда.

Мэрион улыбнулась.

— Очень мило с твоей стороны отметить это.

Итак, они коснулись ее путешествия, их здоровья и внешнего вида. Похоже, что следующей темой для разговора станет погода. О Господи, неужели они действительно начнут обсуждать погоду?! Элис повернулась к двери, тщетно надеясь, что вот-вот войдет Бекстер с закусками. Не тут-то было. Она тайком взглянула на мать и, к своему изумлению, увидела, что кружевной платочек Мэрион, который она держала в руках, находится в самом плачевном состоянии. Невероятная мысль пронзила сознание Элис: ее мать молчала не от равнодушия, не из-за того, что осуждала ее, а потому, что нервничала! Возможно ли, чтобы ее светлость Мэрион испытывала какие-то чувства?

— Мама! — сказала она, делая неуверенный шаг в ее сторону. — Мама, с тобой все в порядке?

— Конечно. Со мной все в порядке. — Ответ Мэрион прозвучал холодно, с оттенком высокомерия. Она отвернулась, но Элис видела, что ее плечи вздрагивают.

— Мама? — Она решилась приблизиться к ней еще на шаг. — Что это? Ты не скажешь мне, в чем дело?

— А как ты думаешь, в чем дело?! — воскликнула Мэрион, не поворачиваясь. В ее голосе звучала ярость и отвращение к себе. — Я неисправима, я никуда не гожусь! Я полночи не спала, обдумывая, о чем нам с тобой говорить, пытаясь убедить себя, что я скажу то, что надо. — Обрывок кружева от платочка упал на пол. — Черт побери! Почему я не могу просто обнять тебя и заплакать от облегчения на твоем плече и позже не переживать, что я такая дура?!

— Но это же прекрасно! — воскликнула Элис, и сердце ее бешено забилось. Она подошла к Мэрион и осторожно тронула ее за локоть. — Мама! Я наверняка не отказалась бы от твоих объятий.

— Не отказалась бы? — Мэрион повернулась, ее губы дрожали, в прекрасных голубых глазах блестели слезы. — Господи, я думала, что никогда больше не увижу тебя! Не могу поверить, что ты здесь, в этой самой комнате. Это так замечательно… — Она развела руки, затем уронила их вдоль тела, все еще не в силах отказаться от условностей воспитания и привычки подавлять собственные чувства.

Она страшится быть отвергнутой! — поняла Элис. Страшится обнять свою дочь, так как не уверена, что та действительно этого хочет.

— О мама, — сказала она, наклонившись вперед и прижавшись лицом к нежной щеке Мэрион, — как прекрасно снова быть дома!

Элис вдохнула знакомый аромат любимых духов матери и почувствовала, что у нее из глаз потекли слезы. Она шмыгнула носом, и слезы растворились в грустном смехе:

— Как это типично! Мэрион плачет — и ее ослепительные глаза становятся еще более ослепительными. Я плачу — и у меня тут же начинает течь из носа. Я скучала по тебе, мама, — пробормотала она, и у нее перехватило дыхание. — Боже, я действительно скучала по тебе!

— Это был кошмарный сон, но сейчас ты дома. — Мэрион обняла Элис за талию. — Ты не можешь представить себе, как ужасно было встречать всех этих самозванок, не позволяя себе надеяться, зная, что они наверняка окажутся мошенницами, и все же каждый раз надеясь…

— Прости, — сказала Элис, думая о том, как банально это звучит. — Мама, я правда не хотела причинить тебе боль…

— Главное — ты дома. — Мэрион с облегчением рассмеялась почти девичьим смехом. — О Элис, может быть, это покажется глупым, но мне хочется ущипнуть себя, чтобы удостовериться, что все это не сон!

— Нет нужды щипать себя, — ответила Элис. — Я действительно здесь.

— Да, ты здесь. И я так счастлива. А вот и Бекстер с завтраком, очень кстати. — Мэрион быстрыми, энергичными шагами приблизилась к столику. — Великолепный запах, — сказала она дворецкому.

— Я принес ваш одиннадцатичасовой кофе и пирожные с джемом. Надеюсь, они понравятся вам обеим. — Бекстер вновь вошел в роль верного слуги из прошлого века, но это не смутило Мэрион. Она улыбнулась ему, как старому другу.

— Я уверена, они великолепны, Бекстер. Как всегда.

— Благодарю вас, мадам. — Дворецкий поклонился. — Вы сами разольете кофе, мадам?

Элис рассмеялась, она была так счастлива, что уже не пыталась следить за тем, что говорит.

— Бекстер, ты обманщик! Если бы я не знала тебя, то была бы готова поклясться, что ты почерпнул все эти штучки преданного слуги семьи из старых лент с Чарлзом Бойером.

Мэрион и дворецкий обменялись быстрыми взглядами, затем он вежливо улыбнулся и протянул Элис чашку с блюдцем из любимого лиможского сервиза ее матери.

— Чарлз Бойер — француз, мисс, и я не думаю, что он когда-либо играл роль дворецкого. Во всяком случае, роль английского дворецкого. Поверьте, ему это не по силам. — Бекстер почтительно наклонил голову, показав, что разговор окончен, и бесшумно удалился.

Элис с некоторым смущением наблюдала, как он уходит.

— Господи, что я сказала? Мне кажется, я обидела его.

— Вовсе нет, — весело ответила Мэрион, присаживаясь к столу и поднимая тяжелый серебряный кофейник. Она разлила по чашкам приготовленную смесь кофе и горячего молока. — Бекстер любит время от времени ставить нас всех на место. Он до сих пор не смирился с тем, что служит у колониальных выскочек, и поэтому иногда пользуется возможностью напомнить нам, что мы не столь высокого сословия, а наш ум недостаточно утончен, чтобы по достоинству оценить все его качества настоящего дворецкого.

Элис рассмеялась, села напротив матери и откусила кусочек слоеного пирожного. Оно было теплое, с цельными сладкими ягодами клубничного джема. Закрыв глаза, она с удовольствием жевала лакомство.

— М-м-м, они божественны. Хороши, как и прежде. Может быть, даже лучше.

Она облизала пальцы, неожиданно почувствовав аппетит. Утром она слишком нервничала, чтобы позавтракать.

— Возьми еще. Они действительно хороши.

Само собой разумеется, Мэрион ела серебряной вилочкой для торта. Она съела последний маленький кусочек, положила вилочку и приложила к чистым губам уголок салфетки. Затем несколько секунд помешивала кофе, хотя и не клала в него сахар.

— Элис, я должна знать, — вдруг вырвалось у нее, — почему ты убежала? — Когда она задала этот вопрос, ложечка со звоном упала на блюдце, что свидетельствовало о ее крайнем смятении. — Элис, что случилось? Как ты могла столько времени находиться вдали от дома? Мы с отцом так тосковали по тебе. Боже, мы были как безумные!

Элис сделала вид, что не заметила упоминания об Алане.

— Я испугалась, — искренне сказала она. — Пожар в коттедже напугал меня. Возможно, я поступила не очень разумно…

— Я понимаю. — Мэрион наклонилась вперед, она дышала неглубоко и слишком часто. — Я понимаю, что после тяжелых травм люди часто ведут себя странно, на какое-то время впадают в шок. Но, Элис… ты пропала на целых семь лет! — Она замолчала, смущенно опустив глаза. — Элис, я твоя мать. Неужели ты не можешь сказать мне, что заставило тебя скрываться?

Она спрашивает меня о том, что уже знает, подумала Элис и ощутила неприятную тяжесть в желудке от только что съеденных пирожных. Она знает, что я убежала из-за Алана. Из-за ее мужа.

Элис взяла в руку вилочку и стала сгребать ею крошки от своего пирожного с джемом. Пора, решила она. Пришло время распутать клубок лжи, придуманной, чтобы защитить себя. Наверное, она хотела защитить и меня, но кончилось все это тем, что меня едва не убили. Обман не может никого ни от чего защитить… Элис разгладила салфетку и положила ее рядом с тарелкой.