Хуже всего, подумал Тед, что эти слова начали звучать удивительно привлекательно. «Элис»… «Нежность»… «Понимание»… Черт, чем чаще они возникали в его сознании, тем приятнее звучали.

«Элис»… «Любовь»… «Женитьба»…

Нет смысла пугать себя до смерти, в комическом ужасе мысленно произнес он и закрыл глаза.

14

Элис — она снова пыталась называть себя так, после того как почти пять лет гнала это имя из своего сознания — расплатилась за такси, доставившее ее к знакомому дому на Мэдисон-авеню, и вошла в холл. Дежурный швейцар был новичком и не знал ее.

— Да, мисс. Чем могу служить?

— Я — Элис Хорн. — Впервые она произнесла эти слова почти без запинки, но все равно почувствовала себя не в своей тарелке. Она слегка встряхнула головой. — Я пришла, чтобы встретиться со своей матерью, миссис Мэрион Хорн.

— Да, мисс. Подождите, пожалуйста. Я скажу ей. — Лицо швейцара выражало сомнение. Возможно, он подозревает во мне самозванку, подумала Элис с мрачным юмором. Она направилась к лифту и подождала, пока швейцар звонил по телефону.

Он положил трубку.

— Можете подниматься, мисс. Пентхаус. — Он нажал кнопку у своей стойки, и дверь лифта распахнулась. Она вошла внутрь, чувствуя спиной его буравящий взгляд. Коврик у нее под ногами подсказал ей, что сегодня среда. Ей было приятно сознавать, что хотя бы она и ковер были в полном согласии.

Прекрати, молча приказала она себе. Отвлекаешься на эти жалкие мелочи, потому что боишься думать о встрече с матерью.

Лифт мягко остановился на последнем восьмом этаже. Она приготовила себя к худшему, но, когда двери раскрылись, поняла, что напрасно испытывала такое напряжение. Мэрион нигде не было видно. Вместо нее до боли знакомая фигура ждала, чтобы приветствовать ее в холле.

— Бекстер! — Элис подбежала к нему и от неожиданного прилива радости обняла старика. — Как я рада видеть тебя! Ты прекрасно выглядишь!

Хотя дворецкий и не превратился в лужу теплого шоколада, но был близок к этому. Его щеки порозовели, глаза затуманились, и он вынужден был несколько раз прочистить горло, прежде чем решился заговорить:

— Слава Богу, вы вернулись! Добро пожаловать, Элис. Нам всем страшно не хватало вас.

Он настолько забыл о своем достоинстве, что в свою очередь обнял ее, похлопывая по спине и издавая короткие кудахтающие звуки, которые показались Элис странно успокаивающими.

Она вынула бумажную салфетку и высморкалась.

— Как замечательно оказаться дома, Бекстер! — К собственному удивлению, Элис действительно испытывала это чувство. Как она могла так долго находиться далеко отсюда? Как могла позволить Алану оторвать ее от стольких людей, которых она любила? Обретя некоторую уверенность в себе, она взяла дворецкого под руку и пошла вместе с ним, издавая возгласы одобрения каждый раз, как он показывал ей какие-нибудь усовершенствования или изменения в убранстве дома.

— Ваша матушка спустится через минуту, — сказал он, когда они наконец пришли в гостиную.

— Хорошо. Не к спеху. Мы так долго ждали этого…

Лепетание Элис сменилось нервным смехом. По правде говоря, ей было неважно, как скоро появится Мэрион. Она отнюдь не думала, что их встреча пройдет так же гладко, как с Бекстером. Нервно оглядывая комнату, она заметила сбоку небольшой столик, покрытый камчатой скатертью, и усмехнулась; ее мимолетное мрачное настроение улетучилось.

— Скатерть выглядит многообещающе, — проговорила она. — Что ты подашь ко второму завтраку, Бекстер? Что-нибудь из твоих коронных блюд?

В своей кухне дворецкий педантично следовал старым британским обычаям. В частности, у него была привычка подавать кофе с молоком и импортными английскими бисквитами ровно в одиннадцать. Одним из самых счастливых детских воспоминаний Элис были те полчаса, которые она проводила на кухне, взобравшись на табуретку и слушая истории Бекстера. При этом она грызла намазанное маслом шотландское песочное печенье и пила «кофе», которое на самом деле было ароматизированным горячим молоком.

— Осмелюсь предложить вам пирожные с джемом, — ответил Бекстер, и Элис улыбнулась, вспомнив, что в детстве под этими словами всегда подразумевалось условие: если будешь хорошей девочкой.

— Мои любимые, — тихо сказала она, взглянув на Бекстера, и глаза ее неожиданно наполнились слезами. — Спасибо, — произнесла она.

— За что?

— За то, что ты так добр. За то, что встретил меня здесь.

На мгновение он расцвел от удовольствия, затем нахмурился и строго посмотрел на нее.

— Вам не следовало так долго отсутствовать, — сказал он. — Что бы ни произошло в Нью-Гэмпшире, вам нужно было сообщить вашей матушке, что у вас все в ажуре.

Бекстер редко прибегал к просторечию, и то, что в его речи промелькнуло словечко кокни, говорило о том, как глубоко он все переживал.

Что она могла сказать ему? Что скрывалась, потому что боялась собственного отца, который пытался убить ее? Что она все еще опасается за свою жизнь даже сейчас, так как чем ближе она была к Алану Хорну, тем легче ему было подстроить еще одну катастрофу? Нет конечно, она не собиралась обременять Бекстера этой мрачной информацией.

Элис машинально взяла со столика серебряные щипчики для сахара, затем бережно положила их в старинную вазочку времен королевы Анны, наполненную твердыми прозрачными кубиками светло-коричневого цвета.

— Я бы вернулась раньше, если бы только могла, — наконец промолвила она. — Честно, Бекстер, я… не хотела… уходить из дома.

— Что ж, лучше поздно, чем никогда. — Голос Бекстера звучал хрипло. — Но никогда больше не убегайте, не сказав своей матушке, куда вы собираетесь, и это приказание! — Дворецкий неожиданно замолчал и подобрался, словно надев мантию старого уважаемого слуги дома. — Я слышу, миссис Хорн спускается вниз, мисс. Я подам завтрак через несколько минут.

Бекстеру было за семьдесят, но он, очевидно, обладал тонким слухом. Элис должна была напрячься, чтобы услышать шаги матери. Над пентхаусом, построенным на крыше дома, находился еще небольшой верхний этаж, который много лет назад превратили — она не могла подобрать другого слова — в будуар для ее матери. Мэрион проводила там большую часть своего свободного времени. Чем она там занимается? — вдруг мысленно поинтересовалась Элис, которой раньше и в голову не приходило задать себе этот вопрос.

По мраморному полу холла раздались легкие шаги Мэрион. Элис поймала себя на том, что задержала дыхание, и комок, подступивший к горлу, был так велик, что она должна была буквально проглотить его, чтобы дышать нормально.

На какое-то мгновение шаги замерли, и в гостиной воцарилась тишина. Затем Мэрион перешагнула через порог и остановилась в проеме — холодное видение в бледно-голубом льняном платье с кожаными аксессуарами несколько более темного оттенка. Она улыбнулась вежливой, сдержанной улыбкой.

— Привет, Элис. Добро пожаловать домой.

— Привет, мама.

Элис стояла, словно прикованная к месту. Ее бросало то в жар, то в холод. Ей так много нужно было сказать своей матери! Но у нее в голове не было ни единой мысли, и она чувствовала такую сухость в горле, что не была уверена, сможет ли вновь заговорить. Черт побери, она смогла обнять Бекстера, который наводил на всех страх своими манерами дворецкого прошлого века! Почему же она не могла сделать несколько шагов по ковру и поцеловать свою мать?!

Мэрион вошла в гостиную. Немногие пятидесятилетние женщины могли позволить себе появиться в лучах утреннего солнца, но совершенный овал лица Мэрион компенсировал морщинки, которые пролегли вокруг глаз, и не совсем безупречную и гладкую белую кожу лба. Почему-то Элис даже порадовалась, что ее мать не делала подтяжек кожи, чтобы скрыть естественные признаки старения.

Конечно, она не решилась сказать ей об этом. Высказать личное мнение об Мэрион было все равно что сообщить королеве Англии, что вам нравится ее новая прическа. Элис, наблюдавшая, как ее мать двигается по комнате, вдруг почувствовала смущение из-за своего молчания. О Боже, это ужасно! Я должна что-то сказать.