— В пиратских делах как раз все и дело, — сказал я, сам усмехнувшись неуклюжему каламбуру, — вы же понимаете, какой я пират без корабля и команды? Корабль мой в космопорту МакГейдж, команду арестовали. Я тогда сам едва ноги унес. Так что остро нуждаюсь в новой команде… для начала. Вот вы, ребята, чем занимаетесь?

— Там понемножку, тут понемножку, — бросил главарь общие фразы, — тебе-то че? Ты же не легавый.

— «Понемножку»? — передразнил я его небрежно-презрительным тоном, — по мелочи то есть. Сегодня кого-то замочили, вчера на кого-то наехали. И не надоело? Не хочется сорвать большой куш?

— Ты че, хочешь?…

— …пригласить вас в мою команду. Мне ведь нужна новая команда. Кто-нибудь из вас умеет управлять космическим кораблем?

— Ну я… в Академии учился, — брякнул один из бандитов, — только у нас корабля тоже нет.

Судя по испитой физиономии и бессмысленному взгляду поросячьих глаз, он «в Академии учился» от силы один семестр, после чего был благополучно отчислен. Ибо только студенты от сессии до сессии могут жить весело и почти безнаказанно. На кадетов это правило не распространяется. Впрочем, для меня пилотские таланты этих типов не имели значения.

— Хорошо, — сказал я, — сойдет. На первых порах у меня поучишься. А насчет корабля не волнуйтесь. Я планирую вернуть свой «Варяг», все-таки я привык к нему. Где, кстати, находится космопорт МакГейдж?

— За чертой города, в паре миль, — сказал главарь, — целый мини-город. Хорошо, кстати, охраняется.

— Хорошо, говорите. А мы-то, че, лохи какие-нибудь? — эта фраза, и, особенно, обращение «мы» была принята бандитами с воодушевлением, — говорите, у вас пушек больше, чем у меня? Это хорошо. Пушки нам пригодятся.

— Погоди, капитан, — насторожился главарь, — а какова сумма? Ну, ты же не за так на нашу планету сунулся?

— Пожалуйста. За бомбардировку Кальвина, мне было обещано, — и я назвал цифру, предложенную Конфедерастом. Видимо, местным бандитам такая сумма даже не снилась, настолько вытянулись их лица. А когда я еще и добавил «разделим по-братски», кое у кого челюсть отвалилась.

— Окей, капитан, — заявил главарь, протягивая мне руку, — как говорится, мы в деле. Меня зовут Клык, я тут типа босс.

— Будешь моим старшим помощником, — сказал я.

— …только, одна проблема есть, — Клык указал на Кувалду. Тот, бледный как смерть, и едва держащийся на ногах, все еще держался за обрубок руки, словно окоченевший.

— Последнее милосердие, — сказал я, направляя на него один из бластеров. Заряда должно было хватить минимум, на один полноценный выстрел, — видите ли, он истек кровью и не дотянет до больницы. Да и где вы тут больницу видели? Да, не переживайте вы, нам же больше достанется.

С энтузиазмом, присущим любому новичку, как завороженный, смотрел я в экран радара в кабине моего первого корабля. Стандартный файтер, или, по-русски, драчун, боец, основная боевая единица Флота Конфедерации. Именно его моделировал тренажер в Академии, предназначенный для практических занятий по боям в космосе. Я его еще тогда «Крошкой» называл. Относится к классу средних, рассчитан на одного, максимум, на двух человек. Меньше — только одноместные шлюпы и капсулы, которые классифицируются как мелкие. Но малая вместимость для файтера с лихвой компенсируется большим количеством оружия, которым он увешан. В этом ему нет равных среди других средних кораблей. Добавить сюда большую, по сравнению с любым крейсером, маневренность и меньшую себестоимость, опять же по сравнению с крейсерами, и не трудно понять, почему именно файтеры преобладают в нашем строю.

Говорю — «в нашем», ибо на тот момент я служил на Флоте. С отличием закончив Академию Космических Полетов, я, верный детской мечте, подорвался было в космическую экспедицию, одну из тех, что призваны были расширить владения человечества. Увы, Конфедерация переживала какие-то экономические трудности, вследствие чего была вынуждена приостановить свою экспансию. Лично я не видел связи между биржевыми индексами и количеством новых открываемых планет, однако не сильно расстроился. Со званием лейтенанта, присваиваемым по окончании Академии, а также вполне приличной боевой подготовкой, я недолго думал об альтернативе.

В мою задачу входило: отслеживать гиперпереходы в данную планетарную систему неопознанных и не выходящих на связь кораблей, в случае обнаружения нарушителя (как правило, пиратского или контрабандистского корабля), докладывать на базу, а самому пытаться по возможности его задержать.

Приказ был простым и рутинным. Он не менялся день за днем, в течение последнего года. И, кроме меня, в одной только этой системе аналогичный приказ исполнял минимум, десяток файтеров. Но я, по молодости, все еще относился к своей регулярной вахте, как к приключению.

За почти год службы мне не случилось сделать ни единого выстрела. Пираты и прочая космическая шваль как-то не жаловала своим вниманием эту систему. По крайней мере, мою зону ответственности.

До окончания вахты оставалось около полутора стандартных (земных) часов, когда мерзким кроваво-красным прыщем на экране радара вспыхнул нарушитель. Компьютер лихорадочно идентифицировал его по базе данных Флота и сообщил, что в систему пожаловал ранее числящийся в угоне грузовик. Судя по траектории, направлялся он к четвертой от звезды планете, более известной как Парадиз. И я догадывался, с какой целью.

Открытая за несколько лет до описанных событий, планета Парадиз поражала. На первых порах — своей красотой и совершенством, в сочетании с подчеркнутой безобидностью. Деревья были пышными, с сочной листвой и вкусными плодами, цветы — нежными, ароматными, не вызывающими аллергии. Ни одного ядовитого или колючего растения. Фауна была достойна флоре — никто ни от кого не бегал, никто не за кем особо не гонялся, никто не норовил напасть исподтишка. Звери были красивыми и доверчивыми, не разбегались, как на других планетах, при виде человека. Даже насекомые не жалили. При более тщательном изучении, выяснилась причина уникальности этого райского уголка галактики. Парадиз был единственной известной человечеству планетой земного типа, где эволюция… завершилась. Завершилась по той простой причине, что пошла иным, чем на Земле и других аналогичных планетах, путем.

Если коротко, то на Земле наибольшие шансы выжить имели те особи, которые обладали перед своими собратьями определенными преимуществами. Хищнику, например, лучше бы иметь когти побольше да зубы поострее, тогда у него будет больше добычи, он сможет прокормить большее количество детенышей и в следующем поколении столь же развитых особей станет больше. Для жертвы шанс не попасться хищнику растет пропорционально скорости бега и быстроты реакции. Получается замкнутый круг — чем зубастее и когтистее хищник, тем увертливее жертва, а чем увертливее жертва, тем хищник должен быть зубастее и когтистее. Я, конечно, утрирую, но суть понятна — у такой эволюции завершения нет и быть не может, пока, разумеется, один из видов не станет разумным, не начнет наращивать свои возможности темпами, опережающими естественную эволюцию на несколько порядков, и, как следствие, не вытеснит со своей планеты все прочие виды.

На Парадизе, в противовес этому, сложился некий компромисс, когда хищники потребляли в пищу исключительно старых и больных животных, тем самым, лишаясь стимулов к естественному отбору. На фига бегать за пищей, если пища обречена и сама вот-вот упадет? Конкуренцию же между хищниками исключала их малочисленность. Если на Земле соотношение массы тех кто питается и тех, кем питаются, составляет один к десяти, то на Парадизе оно порядка одного к сотне. Вот и получается — овцы целы, волки сыты, мир, дружба, а, точнее, такой всеобщий симбиоз.

Вслед за этими исследованиями начались протесты экологов против колонизации Парадиза. По их мнению, не то что техногенное воздействие — даже попадание в эту уникальную экосистему более агрессивных форм жизни с других планет, приведет к ее полному разрушению. Протесты охватили тогда и Землю, и другие населенные планеты, кое-где это приводило к поражению действующей власти на выборах. Последнее было уже серьезно и чиновники-Конфедерасты были вынуждены пойти на попятную. Парадиз получил статус заповедника, причем охраняемого и закрытого для посещений. Но то, что остановило даже политиканов, оказалось бессильно против извечной жажды легкой наживы.