Полицейские флаеры сближались, двигаясь в горизонтальной, пусть и расположенной над поверхностью планеты, плоскости, я же, тем временем, пошел на снижение. То есть, для меня — снижение, со стороны же это должно было выглядеть, будто я камнем падаю вниз. Я даже на некоторое время выключил двигатель для полноты иллюзии.

Поверхность Кальвина приближалась все быстрее, здания, которые, чем ниже, тем их больше в любом городе, обступали меня, закрывая небо. Я уже отчетливо видел автостраду, заполненную автомобилями и тротуары с прохожими. Некоторых, а если точно, многих из них, шибко заинтересовал падающий флаер с эмблемой полиции. Двое или трое, даже принялись снимать его на встроенные в коммуникаторы голографические камеры.

А вот это хреново. В таком деле, как бегство от властей, публичность нежелательна. Да и автостраду целовать как-то не тянет. Поэтому я вновь включил двигатель и взмыл в небо.

Небо, солнце, панорама города — все это снова было видно мне. Как и вернулась необходимость удирать от флаеров полиции. Один из них прошел в пяти метрах от меня. Приоткрылся люк, оттуда показался ствол бластера, но я опять позволил себе «упасть» — на этот раз метров на тридцать, не более.

— Всем патрульным, — подала голос рация в моем флаере, — в связи с повышенной опасностью преследуемого открывать огонь на поражение. Повторяю, получен приказ стрелять на поражение во избежание жертв среди личного состава.

— Напугали, — хмыкнул я, — попробуйте попасть, для начала.

Полицейские пробовали. Они не раз и не два, а целых три раза пытались подстрелить мой флаер, словно воодушевленные новым приказом. Но для того чтобы сбить меня одного воодушевления мало. Умение нужно, в том числе, умение маневрировать. Без которого я бы не то что не закончил — вылетел бы из Академии, и которого так не хватало здешним патрульным. Не привыкли в воздухе кого-то преследовать. Полетные навыки у них — на уровне VIP-водилы, и то в лучшем случае. Не зря же в полицейские флаеры заложены программы автоматического управления. По стандартным траекториям. Всяк, кто избалован подобной автоматикой, должен оставить надежду поймать меня, и, даже, просчитать мой следующий шаг — падение или взлет, замедление или ускорение. Я же отрывался по полной, пока, собственно, не оторвался. В смысле, от преследования. Маневрируя в лабиринте небоскребов на не очень большой высоте, я все-таки сделал это. Ибо, несмотря на все маневры, держал в голове пункт назначения. Преследователи ничего подобного в голове не держали, и, потому, мое перемещение казалось им совершенной случайностью, вроде рулетки.

В общем, к тому времени, как я пролетел стену Внутреннего Круга, ни одного объекта, опознаваемого радаром как полицейский флаер, на экране этого вышеназванного радара, не осталось. Вот тогда я и пошел на посадку. Потихоньку да помаленьку, выбирая место поудобнее.

Уже говорил, но повторю еще раз — небоскребы, автострады и прочие атрибуты городского центра считают неотъемлемыми, как панцирь у черепахи, признаками города только жители, вышеуказанного центра. Той части современного мегаполиса, что окружена стеной Внутреннего Круга с КПП, лазерными турелями, а с воздуха патрулируется полицейскими флаерами. Большинству из жителей центра невдомек, что на каждого из них приходится минимум три или четыре человека, которые тоже считают себя городскими жителями, но обитают совсем в других условиях.

Сам я, в той другой жизни, до Академии, относил себя к первой категории горожан, что не мешало мне знать и о существовании этих районов, которые «политкорректно» называются «отстойниками». Районы эти возникли не самопроизвольно, а как результат целенаправленной градостроительной политики. С их помощью власти городов планировали убить сразу двух зайцев. Во-первых, решить извечную проблему нехватки жилья, а во-вторых, отделить преуспевающее меньшинство, а также тех, кто подбирает за преуспевающим меньшинством самые крупные и вкусные крошки, от «всех остальных». Так они и возникли — скоплениями уродливых бетонных и панельных коробок, слепленных по муниципальным заказам, узкими улочками и стайками пьяных либо обдолбаных людей, не имевших денег на экстаз-шоу.

Единожды возникнув, «отстойники» были по большому счету предоставлены сами себе, как сорная трава. Поэтому, их признаками, ко всему прочему, служили перебои с электричеством и водой, горы мусора, за невозможностью вывоза сжигаемые жителями прямо на улицах, раздолбанные до неузнаваемости дороги, а также чисто символическое уличное освещение. Думаете, все? Нет, даже это — еще не все. Поскольку жители таких районов — большей частью, безработные, их, помимо воли, затягивала опасная трясина. Пьянство, наркотики, проституция — это еще самое безобидное. Говорят, что если в «отстойнике» за сутки никого не убили, значит, убивать там уже некого. Для разного рода гангстеров такие районы — как дом родной, причем, во многих случаях и в буквальном смысле. Полиция же предпочитает сюда без крайней необходимости не соваться, а если крайняя необходимость возникает — то суется в большом количестве и вооружившись до зубов. Только при таких обстоятельствах у них есть шанс… вернуться почти в полном составе, да еще и с положительными результатами. Что касается моего случая, то я не сомневался — крайняя необходимость есть, в скором времени ребята с бластерами нагрянут сюда, поэтому тянуть с выполнением следующего пункта моего плана не стоило.

Смысл этого следующего пункта заключался в освобождении «Варяга». Именно с корабля, а не с его арестованной команды я был намерен начать, и на это было ряд причин. Штурм тюрьмы, где содержались Фло и Равиль, в одиночку, даже с двумя бластерами был бы не меньшей авантюрой, чем наш налет на Кальвин. Заключенные — это вам не младшая группа детского сада, нужно вооруженное подразделение, хотя бы равное им по численности, чтобы держать тюрьму под контролем, пресекать бунты. А поскольку это условие не выполняется, как правило, даже наполовину, бронированные дуболомы с пушками успешно вытесняются автоматикой. По крайней мере, в тюрьмах. Что может быть проще — установить на каждом уровне агрегат, способный отличать надзирателя от заключенного, открывать по мере надобности огонь, блокировать помещения, пускать слезоточивый газ? Сам я не сидел, не довелось, и, надеюсь, не доведется, но несостоявшийся корсар Равиль поведал мне о том, как обстояли дела в «его» тюрьме. И я уверен — именно на такой небогатой, прежде всего, на силовые кадры, планете автоматическая система безопасности будет пользоваться спросом.

Лезть со своими человечьими слабостями против автомата, реагирующего на несколько порядков быстрее тебя, да еще неподверженного всяким вредным эмоциям — верное самоубийство. Особенно, в одиночку. Но уязвимые места… они даже у Ахиллеса были, не то что у автоматики. В последнем случае, это — зависимость от внешних, то есть неконтролируемых, факторов. Прежде всего — от источников энергии. Наверняка тюрьма автономна и снабжена собственным генератором. Поэтому, организации побега моих сотрудников должно предшествовать его выведение из строя. Без боевого корабля эту задачу не выполнить. Кроме того, вызволив команду, мне хотелось поскорее убраться с Кальвина. Идти же с Фло и Равилем в космопорт — значит рисковать. И их жизнями, и своими шансами. Железный закон — чем больше группа, тем больше она привлекает к себе внимание. Замести двух человек легче, чем одного, а трех — легче чем двух, и так далее. Так что я просто не мог не начинать с «Варяга».

В одиночку переть в космопорт тоже опасно. Но охраняются такие объекты, как правило, живыми людьми. Их преимущество, которое может стать решающим — знание местности. В смысле, с территорией охраняемого космопорта они знакомы хорошо, а я почти не знаком, если не считать общих сведений, типа умения отличать ангар от центра управления, а радар от КПП. Впрочем, преимущество это может быть нейтрализовано, и для этого мне понадобится подкрепление. Вернее — пушечное мясо. За этим я и явился в «отстойник».