– Я уже простил ее в своем сердце, – перебил его король. – Бог также простит ее.

– Теперь ваше величество свободны от всяких родственных связей с принцем Оранским, – сказал сопровождавший Иакова отец Петр. – Вы можете теперь видеть в нем то, что он на самом деле и есть – узурпатора. Я не сомневаюсь, что теперь вы отдадите приказание покончить с ним.

– Совесть еще не позволяет мне этого.

В молельню вошла королева.

– Извините мое вторжение, – начала она. – Но я не могла не прийти сюда. Небесное мщение пало на голову этой чудовищной дочери. Я жалею ее. Но теперь надо покончить и с ее мужем.

– Для него у меня нет жалости, – строго сказал Иаков.

– Вашему величеству не следует теперь заступаться за него. Прикажите устранить его.

Король промолчал.

На другой день состоялось новое совещание заговорщиков. После долгих разговоров решено было, что несколько человек проберутся тайным образом в Лондон и приведут свой замысел в исполнение. В числе этих заговорщиков были между прочим знакомые уже нам сэр Джон Фенвик, полковник Паркер и капитан Чарнок.

Иаков весьма неохотно дал свое согласие на этот умысел и сделал это только по настоянию отца Петра.

Тильдеслей и Тоунлей решительно отказались принимать участие в этом деле.

Сэр Фенвик встретил препятствие для себя там, где и не ожидал. Вступилась леди Мария и стала отговаривать мужа от этого шага, уверяя, что заговор непременно будет открыт и заговорщики жестоко поплатятся. Но Фенвик стоял на своем.

– На всех наших вполне можно положиться. Никого нельзя заподозрить в шпионстве, – сказал он.

– Я подозреваю капитана Пендерграсса.

– Ты крайне несправедлива по отношению к нему. Спроси Вальтера Кросби, что он думает о нем. Подозреваете ли вы его в чем‑нибудь? – спросил он капитана, который вошел в павильон Генриха IV, где происходил этот разговор.

– И не думаю его подозревать! – воскликнул Вальтер, удивляясь неожиданности вопроса.

– Леди Мария считает, что он может нас выдать.

– У меня нет оснований подозревать его, – сказала леди Фенвик. – Но я почему‑то не доверяю ему.

– Мне кажется, ваши подозрения неосновательны, – заметил Вальтер.

– Мне надоели эти постоянные заговоры, – раздраженно заметила леди Мария. – Боюсь, что они кончатся гибелью всех участников.

– Если бы этот план был приведен в исполнение с самого начала, тогда все давным‑давно было бы устроено, – произнес Вальтер.

– Бог не благословит такое злое дело! – воскликнула леди Фенвик.

– Поговори с отцом Петром, – с неудовольствием промолвил ее муж. – Он сумеет убедить тебя, что ты не права. А меня ты не переубедишь, мое решение принято.

– Вы также решились взяться за это дело? – спросила она Вальтера.

– Непременно.

– В таком случае не стоит и говорить с вами. Я поговорю с самим королем.

– Тебе совсем незачем вмешиваться в это дело. Королева решила, что узурпатор в любом случае должен поплатиться, и его величество не пожелает больше говорить об этом.

С первых же дней своего возвращения в Сен‑Жермен Беатриса почти безотлучно была при королеве и маленьком принце, который успел искренне к ней привязаться. Она вставала очень рано и подолгу простаивала в церкви на молитве; эти благочестивые подвиги придавали ей изможденный и усталый вид.

Полковник Тильдеслей постоянно спорил с ней, но без всякого результата, и начинал даже тревожиться за ее здоровье. Придворные дамы не могли прийти в себя от изумления, как могла Беатриса перемениться до такой степени.

Однажды в замок приехала мадам де Ментенон в сопровождении Людовика. Королева поспешила поделиться с нею новостью и объявила, что Беатриса собирается в монастырь. Мадам де Ментенон выразила желание лично переговорить с молодой девушкой. Послали за Беатрисой, которая не замедлила явиться.

– Бедная девушка! Она уже и теперь стала монахиней! – сказала мадам де Ментенон, взглянув на Беатрису. – Но, может быть, в монастыре она, действительно, будет счастливее. Впрочем, она, кажется, помолвлена с капитаном Кросби, который спас короля?

– Да, бедный капитан в отчаянии, – отвечала королева.

Приблизившись к мадам де Ментенон, Беатриса сделала глубокий реверанс версальской гостье.

– Ее величество передали мне, – начала мадам де Ментенон, – что вы собираетесь в монастырь. Едва ли вы могли уже так устать от мира, и я думаю, что вы потом будете глубоко раскаиваться.

– Я не устала от мира, – возразила Беатриса, – я только хочу бежать от его искушений.

– Это хорошо. Но, когда вы войдете в монастырские стены, вам придется предаться исключительно Богу. Надеюсь, что ваше решение не есть результат ссоры с капитаном Кросби?

– Мы не ссорились с капитаном. Это единственная связь с миром, которая у меня еще осталась.

– Но легко ли вам будет разорвать эту связь?

– Надеюсь на помощь Господа Бога.

– Я вам советую месяца на два поселиться в Сен‑Сире, – сказала мадам де Ментенон. – Вы вступите там под начало настоятельницы, и, если через два месяца ваши чувства не переменятся, вы можете вступить в монастырь. Я переговорю о вас с мадам Сен‑Жеран.

– Благодарю вас от всего сердца за ваше ко мне внимание, – сказала Беатриса, делая реверанс.

– Вы думаете, пребывание в Сен‑Сире отклонит ее от ее намерений? – спросила королева, когда Беатриса удалилась.

– По всей вероятности, – отвечала мадам де Ментенон. – Тут она воочию увидит, что такое монашеская жизнь.

– Следовательно, для капитана Кросби есть еще надежда. Надо будет сказать ему.

Отправляясь в Лондон, Вальтер Кросби не мог не проститься с Беатрисой. На этот раз она согласилась принять его.

– Вас напрасно отговаривать от вашего безумного намерения. Мне теперь дело представляется совершенно иначе, чем прежде. Я считаю его великим преступлением и желала бы, чтобы оно не удалось. А если оно удастся, то вы всю жизнь будете чувствовать угрызения совести. Можно убить принца Оранского в битве или при самозащите, но напасть на него из‑за угла – недостойно порядочного человека, и я уверена, что вы откажетесь от этого намерения.

– Я уже так далеко зашел по этому пути, что отступать мне нельзя, – смущенно отвечал Вальтер.

– Никогда не поздно отказаться от дурного дела. Предоставьте это дело судьбе: она лучший судья. Она не позволит принцу Вильгельму погибнуть, и ваша рука не поднимется против него. Не берите себе на душу такого греха, Вальтер. Оставьте это намерение, от которого я теперь прихожу в ужас. Я готова была бы донести на вас, если бы только могла.

– Не ожидал я этого от вас, – мрачно промолвил Вальтер. – Но ваш ум, очевидно, подавлен печалью. Вы, очевидно, забываете, что Вильгельм Оранский – злейший враг нашей религии, что он сделал все, что мог, для того, чтобы погубить всех, кто исповедует римскую веру. Такого врага следует уничтожить. Если такова воля Божия, он и будет уничтожен. Он принес столько зла нашей стране, что его мало присудить к двенадцати казням. И каждый раз я готов был бы выступить его палачом.

– Мне больно слышать это. Вы говорите так по ложно понимаемому чувству долга.

– Бог покарал королеву Марию, восставшую против отца, – возбужденно продолжал Вальтер. – Она умерла, и брак ее остался бездетен. Пройдет еще немного, и я уверен, что не станет и самого Вильгельма.

– Итак, вы решились не считаться с тем, что я говорю, Вальтер? – спросила Беатриса.

– Не вижу причин щадить мятежного принца. Напротив, все говорит за то, что его нужно убить.

– Вы поплатитесь сами за его смерть, – печально сказала молодая девушка.

– Пусть будет так. Я приготовился ко всяким ударам судьбы. А теперь прощайте, Беатриса. Не думал я, что наше прощание выйдет таким скорбным. Но дайте мне возможность надеяться, что я увижу вас еще раз.

– Не обещаю вам, Вальтер. Будущее так смутно, что я боюсь и заглядывать в него. Возможно, что когда вы вернетесь в Сен‑Жермен, я уже буду там, откуда нет возврата.