Их двое, ножей тоже двое. Шансы практически равные.

– Я не пользуюсь сóсками, – ответил я, нащупывая метательный нож под рукавом.

– Что-о-о? – Их удивление быстро переросло в злобу. – Да мы тебе покажем соски, и… – Дальше следовали стандартные емкие фразы про собак женского пола, мужские половые органы, женщин легкого поведения, и так далее.

Они резко ускорили шаг и уже перешли на бег, когда я развернулся и бросился бежать в спасительную тьму.

Тьма сомкнулась вокруг меня почти осязаемо, я чувствовал, как прибавляются силы. Все-таки сегодня у меня удачный день!

Они не могли меня видеть – переход со света в темноту всегда тяжело переносится глазами. Мне было легче, потому что я сразу развернулся, и обзор, открывшийся моему взору, мог только порадовать.

Двое подростков бежали в мою сторону не быстро, но целенаправленно. В них чувствовалась легкая неуверенность. Не видя противника, они сразу немного сникли. Крикнув пару фраз в темноту, обзывая меня трусливым ягненком, они сообщили мне о том, что я побежал к своей мамочке прятаться под юбку и еще что-то, сразу и не припомню. Они повернулись ко мне спиной, собираясь уходить. Жаль, что они так и не зашли в темноту. Теперь убивать их придется на свету.

Значит, так надо – философски рассудил я и метнул несколько сотен грамм железа в спину удаляющегося подростка. Сила моего броска поразила даже меня. Нож вошел по самую рукоять в спину парня, шедшего слева. Но все произошло не как в фильмах, где за нож хватаются, полчаса на него смотрят, а потом падают. Нет. Парня бросило вперед, он неуклюже нырнул носом к асфальту и растянулся на дороге. Второй непонимающе наклонился над другом. Торчащий из спины нож говорил о многом – как минимум о том, что в темноте скрывается опасность. Но парень не внял голосу разума. Он выпрямился и ошалелым взглядом уставился туда, откуда, по его мнению, прилетел нож.

Теперь из темноты прилетел не ножик, а я. Огромным прыжком я постарался преодолеть максимально возможное расстояние до балбеса. Ситуация получилась очень динамичной. Я вылетел из темноты, врезаясь своим плечом в плечо парня, одновременно пытаясь пырнуть того в живот. Такая манера нападения оказалась неудачной. Плечом я врезался на долю секунды раньше, чем пырнул ножом, поэтому нож не вошел в положенное место, а лишь скользнул по боку, разрывая футболку.

Парень повалился на дорогу полубоком, оказавшись ко мне лицом. Я не собирался давать ему шансов на спасение, поэтому все же пырнул его в живот (сам не знаю, почему мне захотелось применить нож именно таким способом – наверно, насмотрелся в фильмах, теперь хотелось попробовать вживую). Насколько я знаю, ранения в живот наиболее болезненны и в большинстве случаев смертельны. Но так как я не садист и в тоже время не пацифист, то двумя фирменными ударами в горло сразу же довершил дело.

Теперь можно было обратить внимание и на второго. Оказалось, что тот еще не умер, и даже еще не собирался. К тому же он решил немного постонать и приподняться. И то, и другое было бесполезно.

Сначала три удара в спину (для проверки его способностей жить), и все те же два удара в горло завершили земной путь несостоявшегося морального урода – точнее, полностью не сформировавшегося морального урода. Пару минут меня терзали сомнения по поводу правомерности моих действий, но все же думаю, что был прав. Их агрессивное поведение было неадекватно полученному раздражению. Тем более что они меня первые обозвали.

Кстати, упомянув про сóски вместо сигарет, я нисколько не обижал их, а придерживался своей теории, согласно которой курящие люди – это те, кто в детстве мало сосал мамкину грудь, то есть недососавшие люди. В детском саду они сосут игрушки, в школе – ручки и карандаши, а во взрослом состоянии – сигареты. Никотиновая зависимость вторична. Надо смотреть глубже, в самое начало развития человека. Ко всему прочему, курящие люди – это люди со слабой силой воли, ведь ее у них не хватает на то, чтобы бросить это дурное и глупое занятие.

Эти убийства было выполнены крайне неудачно. Трупы валялись на самом виду, прямо на дороге. Куда-то их убирать или оттаскивать толку было мало. Кровавые следы наверняка останутся. Уже сейчас было видно, как много крови натекло, а ведь не прошло еще и минуты. Вскоре здесь будет целое море. Пора сматываться. Я ретировался в тень и стал наблюдать оттуда. Меня очень беспокоили возможные свидетели. Не дай Бог, кто-нибудь видел эту расправу. Вот тогда проблемы примут гораздо более четкие очертания.

В темноте я простоял минут пятнадцать, прежде чем решился уйти. Вокруг все было тихо, только ветер шелестел листьями на ветках деревьев. Скоро ночь сложит свои полномочия, и день приступит к своим обязанностям, а мне еще столько надо успеть.

К Кусковскому парку я добрался только к пяти часам утра. Черные тени начали сменяться серой дымкой, которая на самом деле нисколько не улучшала видимости. Это время для меня всегда ассоциировалось с чем-то хорошим, загадочным и интересным – в пять утра мы с дедом вставали и шли на рыбалку.

Вспоминать то время было безумно приятно. Как мы вдвоем направляемся к двухместной байдарке, спускаем ее на воду и плывем, плывем, плывем… Теплая вода, как парное молоко, с легким наплывом тумана, никого вокруг, только мы. Тишина, изредка нарушаемая криками птиц и ритмичным всплеском наших весел, а вокруг – спокойствие.

Капельки воды, падающие с весла, волны, разбегающиеся в разные стороны – все это наводило на возвышенные и глубокие размышления. Именно в такое время можно было увидеть, как волны, убегающие от нашей байдарки, несутся в сторону берега. Такая маленькая частица этого огромного озера вызывает простую, на первый взгляд, цепь событий. Ведь мы, единственные находящиеся на озере представители людского рода, распространяли вокруг себя жизнь. Мы вторгались в это спокойствие, изменяя и пробуждая его. Круги, расходящиеся от лодки и весел, достигали самого берега. Рыба, напуганная нашими всплесками и темной тенью сверху, просыпалась и разбегалась в разные стороны.

Рыбу я не видел, но ее присутствие чувствовалось постоянно. Они здесь хозяева, а мы – вторгшиеся из другого мира существа. Мы не только нарушаем их покой, мы вырываем их из водного мира в воздушный. Мы несем им смерть.

Я очень любил ловить рыбу в то время. Сейчас уже нет. Мне очень жаль убивать этих беззащитных созданий. Они не сделали мне ничего плохого, а я только ради спортивного интереса уничтожаю их десятками (а если повезет, то за лето можно поймать и несколько сотен рыб). Конечно, я оправдывал себя тем, что я не ловлю сетью и не использую динамит, поэтому в какой-то степени у рыбы есть довольно большие шансы не попасться на мой крючок. Но с другой стороны, если разобраться и сложить всех рыбаков, осаждающих озеро за все лето, то окажется, что шансов не попасться у рыб намного меньше, чем кажется вначале. Тогда я не думал об этом. Тогда был только спортивный интерес, тогда это была игра.

Время, которое занимало наше плавание до места ловли, занимало тридцать-сорок минут. Сейчас я бы с удовольствием помедитировал в такой обстановке. Но тогда… На самом деле то, как мы проводили эти первые полчаса, и были своего рода медитацией, только я этого не осознавал.

Все движение проходило в молчании, мы были сосредоточены на созерцании – созерцании восхода, воды, берегов, байдарки, весел. Даже капли, падающие с весел, были хорошим материалом для созерцания. Эти времена дали многое, научили умению сосредотачиваться, спокойствию и своеобразному, «барабанно-спокойному» отношению ко всему окружающему. Это не значит, что мне было на все наплевать – мой мозг фиксировал все, что происходит, замечал каждую изменившуюся деталь, мгновенно реагировал на любое, даже малейшее движение. Но если полученная информация не грозила опасностью или не представляла самостоятельного интереса, то она фиксировалась и больше не занимала сознание, которое было занято другими, на тот момент более важными мыслями.