Гаррен сдержал позыв броситься на ее защиту. Нельзя давать Ричарду основания подозревать, что Ника ему дорога. И он равнодушно спросил, изображая праздное любопытство:

— И какое призвание ей подходит?

— Из нее получится превосходная любовница. — Ричард осквернял ее одним своим взглядом. — Ты не согласен?

Тело Гаррена было согласно, но от грязного намека в крови закипел гнев. Неужто Ричард задумал обесчестить ее перед тем, как убить?

— Не знаю. На мой вкус она высоковата.

— В самом деле? — Ричард приподнял брови. — Вчера ночью мне показалось, что я видел вас вместе в лесу.

Разговор зашел в опасное русло.

— Тебе показалось. Зачем мне обхаживать девицу, которая любит Бога больше мужчин?

— Она еще не монашка, знаешь ли. — На дне карих глаз Ричарда плескалось похоть. Выражение его лица стало плотоядным. — И, по-моему, вряд ли когда-нибудь ею станет.

Внезапно Гаррен понял, что будет с Доминикой потом.

Гнев на Ричарда и настоятельницу вспыхнул в его душе ярко, как молния.

А затем обрушился на него самого.

Это он — и никто иной — за тридцать сребреников пообещал сломать Доминике жизнь, даже не познакомившись с нею. Это он вознамерился стать орудием, который уничтожит ее мечты. Не Божьим орудием и не Сатаны, а всего лишь орудием коварного сговора между Ричардом и матерью Юлианой.

Ричард смотрел на него, улыбался и ждал.

Гаррен остыл. Гнев превратился в холодную ярость. Вот еще одна причина для того, чтобы убить Ричарда. Со своим собственным чувством вины он разберется позже, потому что прямо сейчас игра становилась очень опасной. Если Ричард уверен, что он хочет совратить Доминику, нужно поддерживать эту уверенность, иначе этот подонок возьмется за нее сам. Впрочем, он и без того попробует это сделать. Гаррен не знал, чего Ричард хотел больше — ее тело или ее жизнь, — но поклялся себе, что он не получит ни того, ни другого.

— Да, она еще не монашка. — Он позволил себе окинуть Доминику оценивающим взглядом и притворился, что размышляет над его словами. — Наверное, ты прав. Коса у нее просто роскошная, правда?

Ричард чуть не облизнулся.

— Скоро кто-нибудь ее да поимеет, Гаррен. Помяни мои слова.

И в этих словах таилась угроза.

Глава 19

Слушая слабое дыхание сестры за скрипом телеги, Доминика не сразу заметила, как впереди показалась громада замка Рестормел, издалека похожего на ржавую корону. Он стоял, возвышаясь над рвом, а вокруг простирались охотничьи леса, где водились олени. Как только они пересекли подъемный мост, Гаррен подхватил сестру на руки — так легко, словно она весила не больше перьев Ларины. Доминика тревожно смотрела, как он уносит ее через двор в сопровождении управляющего и Лекаря.

Она поспешила было за ним, но не успела сделать и шага, как ее поймали за запястье костлявые пальцы лорда Ричарда. Пытаясь вывернуться, она увидела, что Гаррен занес сестру во внутренние покои замка.

— Не волнуйся, Доминика, — сказал лорд Ричард, ухмыляясь с набожным видом. — Если сестра умрет во время паломничества, то вознесется прямиком в рай.

Эти слова испугали ее сильнее, чем прикосновение его ледяных пальцев. Она до сих пор отказывалась верить в то, что сестра может умереть.

— Я уверена, лорд Ричард, — ответила она, повышая голос, чтобы перекрыть рычание Иннокентия, — что сестра попадет в рай вне зависимости от того, когда ее призовет Господь.

Высвободившись, она подхватила свою котомку и начала протискиваться через паломников, которые толпились у сторожки привратника, к арочному входу в комнату, где скрылся Гаррен. По пути Джиллиан вручила ей домотканое покрывало из колючей рыжеватой шерсти.

— Держи. Вдруг сестре пригодится.

Они отдавали свое собственное, единственное покрывало, и Доминика приняла его, смаргивая слезы.

— Спасибо. Вы с Джекином очень добры. Я уверена, завтра ей станет лучше. И простите, что мы вас задерживаем.

Вдова прижала Доминику к своей необъятной груди.

— Один день Блаженная Ларина может и подождать. А теперь иди. Ты нужна ей.

Иннокентий следовал за ней по пятам, пока она шла через двор, стараясь не вслушиваться в шепотки за спиной. Вдруг они шепчут те же слова, которые только лорду Ричарду хватило нахальства произнести вслух.

Когда она приблизилась ко входу, из комнаты вышли, повесив головы, Лекарь и управляющий. Доминика задержалась на пороге.

Ни Гаррен, ни сестра ее не заметили. Монахиня лежала на узком ложе, прикрыв глаза, такая маленькая и хрупкая, что ее черная ряса казалась пустой оболочкой. Широкая спина Гаррена была обращена к двери. Он неуклюже подкладывал под голову сестры, обрамленную белым платком, вторую подушку.

Он был так заботлив и ласков с ней, что у Доминики защемило сердце.

Сестра положила на его сильную руку свои бескровные пальцы, и голос, знакомый Доминике лучше ее собственного, дрогнул.

— Помни, дитя мое, Бог не ждет от нас первого шага. Он знает наши секреты, но все равно принимает и любит нас такими, какие мы есть.

— Ах, сестра, — пожурил он ее шутливо. — Я не стал выпытывать ваши секреты, так позвольте мне сохранить и свои.

Доминика задержала дыхание, вся обратившись в слух. У сестры никаких секретов не было и быть не могло, но она отчаянно желала узнать, что же скрывает Гаррен.

Выдавая ее присутствие, в комнату ворвался Иннокентий и запрыгнул на кровать, отчего сестра снова закашлялась. Дрожащими руками она обняла его лохматое черное тельце и слабым жестом позвала Доминику в комнату.

Когда Гаррен обернулся, глаза его были печальны. В них не было и тени той наигранной веселости, которая звучала в голосе.

Он тоже уверен, что она скоро умрет.

— Спасибо вам, — только и смогла промолвить она.

— Она заслуживает большего.

Она кивнула и уткнулась лицом в подаренное Джиллиан покрывало, чтобы сестра не видела, как она плачет. Большая и теплая ладонь Гаррена гладила ее по голове. Когда он дотронулся до нее, ее заполонило глубокое, всеобъемлющее чувство покоя — покоя, которого она ждала с тех самых пор, как вечность назад встала перед ним на колени на пыльном дворе замка и попросила благословить.

Потом он убрал руку, и это чувство ушло.

Доминика подняла голову. Он сразу потянулся к ее котомке, и она спрятала ее за спину.

— Все в порядке. Оно у меня, — шепнула она и переложила послание за вырез платья, поближе к сердцу. — Просто не подпускайте его к нам, вот и все.

Гаррен насупился, приготовившись спорить, но она покачала головой и взглядом указала на сестру.

— Мне нужно сходить к остальным. — Он говорил достаточно громко, чтобы слышала сестра, а сам неотрывно смотрел Доминике в глаза. — Управляющий скоро принесет вам поесть и разожжет огонь, а я позабочусь, чтобы никто — ни один человек — вас не тревожил. Если что, зовите. Я буду рядом.

Позвать его захотелось в ту же секунду, как он вышел из комнаты.

Примостившись на тюфяке у кровати сестры, Доминика всю ночь спала урывками, в промежутках, когда ее кашель, затихая, сменялся хриплым молчанием. На заре сестра наконец-то заснула, и вскоре в комнату заглянула Вдова.

— Джеймс готовит новый отвар, — прошептала она.

Зевая, Доминика улыбнулась. И когда Лекарь успел стать для Вдовы Джеймсом?

— Она только что заснула.

— А ночью, верно, не спала ни минуты. Иди, — сказала она, махнув за дверь. — Возьми собаку и прогуляйся. Вам обоим нужно побыть на свежем воздухе. Я посижу с нею. Все-таки я вырастила пятерых детей и ни одного не потеряла.

Шагая по мосту, перекинутому через крепостной ров, Доминика честно пыталась дышать этим самым свежим воздухом, но тяжесть, которая давила на грудь, мешала вздохнуть в полную силу. Послание жгло ее кожу. Солнце насмешничало в вышине, распуская лучи сквозь листву деревьев, которые отбрасывали на траву длинные ползучие тени. Господь хранил и оберегал каждую изумрудно-зеленую травинку, которая цеплялась к земле. Но почему не сестру?