— Когда я ходила в паломничество в Компостелу, нас тоже преследовали дожди, — завела свою обычную песню Вдова. Грянул гром, и она вздохнула. — Но таких ужасных ливней в Испании не было.

Сестра, покачиваясь в седле, мелко дрожала и ежилась от холода. Сквозь раскаты грома Доминика слышала, как она то и дело заходится простуженным кашлем. «Ей нужно согреться и переодеться в сухое», — подумала она, на миг рассердившись на Господа. Ну почему одинаково страдать должны все, даже самые непорочные?

Гаррен в одиночестве шел впереди. Намокшие волосы его вились колечками, но дождь, казалось, нисколько ему не мешал, судя по тому, как он обращал лицо к небу, ловя ртом прохладные капли. Он умеет находить радость даже в самых малоприятных Божьих проявлениях, подумала Доминика.

Перекусив в середине дня, паломники снова двинулись в путь и по старому, но еще крепкому каменному мосту перешли свою первую реку. Ограждения у моста не было, и Иннокентий, который по своему обыкновению бежал впереди и разведывал дорогу, чуть не сверзился в воду, поскользнувшись на мокрых камнях.

Маленькие ручьи и полноводные реки все чаще преграждали паломникам путь, и каждая река была глубже предыдущей. Наконец, они дошли до реки, моста через которую проложено не было. На берегу возвышался крестообразный камень.

— Там написано «Тависток», — сказала Доминика, с облегчением увидев, что это обычный указатель, а не изваяние древних богов. — Значит, мы на верном пути к монастырю.

— Я ни разу не ходила этой дорогой, — клацая зубами, произнесла сестра, — но если перебраться через реку, можно остановиться там на ночлег.

Гаррен взъерошил свои мокрые волосы.

— Отрадно слышать, сестра, что ваш Господь не требует от нас еще и спать под дождем. Я по очереди перевезу вас на ту сторону.

— Сначала сестру, — незаметно шепнула ему Доминика, и он кивнул.

Он сел в седло позади сестры Марии и, придерживая ее, направил Рукко к реке. Когда конь оступился на болотистом берегу, Доминика вскрикнула и зажала ладонью рот. Гаррен мгновенно подхватил поводья и успокоил животное, но вздохнуть она смогла только в момент, когда они очутились на противоположном берегу.

Вернувшись обратно, он по очереди перевез Ральфа, Лекаря, Вдову и Джекина с Джиллиан, которые не меньше пяти минут упирались и настаивали, чтобы их перевезли вместе. Наконец на берегу остались только Доминика, Саймон и братья Миллеры.

— Теперь вы, — обратился к ней Гаррен.

При взгляде на его сведенные усталостью плечи у нее защемило сердце. Она подхватила котомку, где лежал завернутый в промасленную тряпицу пергамент, взяла Иннокентия на руки и напомнила себе сделать запись о реке, чтобы те пилигримы, которые прочтут ее путеводитель, были предупреждены об этом серьезном препятствии.

Гаррен хмуро взглянул на нее сверху вниз.

— Поставьте пса наземь.

Язык Иннокентия, слизывая дождевые капли, широко прошелся по ее щеке.

— Он не сможет переплыть реку.

— Я не собираюсь бросать его. Просто с собакой на руках вам будет несподручно забираться в седло, а мне — помогать вам. Вы все-таки не мешок с зерном. Отдайте его Саймону, пусть подержит.

Она подчинилась, но когда Гаррен, не слишком церемонясь, усадил ее впереди себя, с унынием ощутила себя тем самым мешком с зерном. Он обнимал ее без намека на вчерашнюю нежность. Впрочем, с какой стати ему быть нежным с той, кто кличет его приспешником Дьявола?

Беспокойная живая гора, на которой она неуверенно восседала, пугала Доминику. Ее ноги, свешиваясь по левую сторону седла, беспомощно болтались в воздухе. Неожиданно конь взбрыкнул, и Доминика вцепилась в Гаррена.

— Какой он громадный, — выдохнула она.

— Вы что, в первый раз сели на лошадь?

— В монастыре нет лошадей. Только ослы.

— Он у меня молодец. — Гаррен потрепал коня по мощной шее. — Не дрогнул перед французской конницей — не подведет и сейчас.

— С Божьей помощью, — вставила она, впрочем, не вполне уверенная в том, что небеса нынче в настроении помогать ей.

— Коню я доверяю больше. — Насупившись, он жестом подозвал Саймона. — Отдай ей собаку.

Она прижала к себе дрожащий, насквозь промокший комок шерсти и зажмурилась, когда под копытами Рукко сердито забурлила вода. Под гнетом течения коня шатало из стороны в сторону.

Она спрятала лицо у Гаррена на груди. Теплый, успокаивающий запах его тела, проникая сквозь слои мокрой одежды, защекотал ноздри.

— Тише, тише, все хорошо, — молвил он, и Доминика, едва слыша за рокотом воды размеренное биение его сердца, не поняла, кого же он утешает — своего коня или ее.

Неожиданно Рукко резко накренился вправо.

Пискнув, Доминика взмахнула руками и качнулась назад, не сразу осознав, что Гаррен ее держит. Но Иннокентия она удержать не смогла. Оттолкнувшись от нее своими короткими лапами, пес ринулся в бурлящий речной поток.

— Иннокентий, нет! — отчаянно крикнула она.

Глаза ее распахнулись. Она дернулась за ним, отбрасывая руки Гаррена, но было поздно. За коротким лаем раздался всплеск, и вода его поглотила. А за ним, потеряв равновесие, вывалилась из седла и сама Доминика.

Напоследок она попросила Господа приглядывать за сестрой Марией и за Гарреном, а потом вода сомкнулась над ее головой.

Глава 14

Стремительное течение влекло Доминику за собой. Падая, она успела схватиться за балахон Гаррена и теперь, противостоя потоку, держалась за него из последних сил.

Вода залила ее глаза, уши и нос. Она ослепла и оглохла, легкие горели огнем, требуя воздуха. Непроизвольно сделав вдох, она захлебнулась и разжала пальцы. Мокрая ткань выскользнула из рук, и она — то ли в голос, то ли мысленно — закричала:

— Спасите меня.

Будто откликнувшись на ее призыв, какая-то сила потащила ее вверх, пока она, барахтаясь и задыхаясь, не оказалась на поверхности.

— Держитесь. Я вас не отпущу.

Тяжелая одежда саваном тянула на дно. Наглотавшись воды, Доминика никак не могла вздохнуть и молотила конечностями по воде, панически извиваясь и хватая ртом воздух.

— Прекратите дергаться! — рявкнул Гаррен. — Иначе мне вас не удержать.

По инерции продолжая барахтаться, она осознала, что он держит ее подмышками. И тогда, открыв глаза, заставила себя зависнуть средь палок и веточек, что кружились в пене на поверхности воды.

Посреди этого клокочущего безумия стоял недвижим, как скала, боевой конь и ждал команды хозяина.

— Рукко вывезет нас на берег.

Он взялся за ногу лошади. Рукко сделал шаг, потом другой, третий, и поволок Доминику и Гаррена за собой. Ее захлестнула волна облегчения. Спасена. Замерзшая, вымокшая, еще не отошедшая от испуга, она крепко вцепилась в Гаррена. Спасена.

Наконец-то откашлявшись, она шумно вдохнула воздух.

— Где… — говорить и одновременно дышать у нее не получалось, — … где Иннокентий?

Гаррен кивнул куда-то вбок.

— Плывет за нами как утка.

Завертев головой по сторонам, она разглядела на берегу сестру, которая стояла, схватившись за сердце. По мелководью метался взад-вперед и что-то кричал Джекин, но за ревом воды его не было слышно. Рядом преклонил колена Ральф. Он молился, обратив лицо к извергающимся дождем небесам.

Ну а пес, держа голову над водой, плыл им навстречу и был не только цел и невредим, но и безмерно счастлив.

— И зачем я за него волновалась? — Она хотела рассмеяться, но вместо этого снова закашлялась.

Гаррен усмехнулся над ее ухом. Обнимая ее своими теплыми, надежными руками, он нес Доминику сквозь бушующую стихию, прижимая к себе, быть может, чуть крепче, чем следовало, и пусть вода была сверху, снизу, повсюду, пусть она насквозь вымокла, но она была спасена.

Спасибо тебе, Отец Небесный.

Шаг за шагом лошадь тянула их к берегу. Внезапно Доминика вспомнила о своей котомке, болтавшейся сбоку — целой, но, увы, полной воды. Промасленная тряпица едва ли могла защитить пергамент, а значит все созданные ею чудесные слова оказались смыты. По ее щекам, смешиваясь с дождем, покатились слезы.