Снова подул юго‑западный ветер, и корабль понесло вдоль пустынных берегов. На следующее утро местность возвысилась довольно мощными горами, со склонов которых кое‑где сбегали небольшие ручьи. А на склонах гор азиаты увидели маленькие дома и стада с пастухами. Однако при попытке приблизиться моряки увидели картину тревоги: люди засуетились. Стали выскакивать из домов со скарбом, сгонять стада и подниматься по склонам, поросшим мелким кустарником. Очевидно, со стороны моря местные жители ожидали опасности. Вряд ли ее несли египтяне; Кумик предположил, что здесь могут появляться пираты, охотники за рабами. Вместо общения с жителями пришлось ограничиться пополнением запасов пресной воды. Обшаривать и грабить брошенные дома Паладиг категорически запретил, чтобы не обострять отношений и не приучать товарищей к мародерству.

– Помните, здесь Азия, а не Африка!

Когда «Дом» обогнул большой гористый мыс, перед ним открылась морская дорога прямо на север. Кумик, уже имевший печальный опыт преждевременной радости, не стал обращать внимание товарищей на это обстоятельство. Попутный ветер понес корабль вдоль берегов то прямо на север, то на северо‑восток. Берега скоро стали низменными, но совершенно пустынными на всем обозримом пространстве, без единой травинки. Высадка на сушу сразу объяснила причину – здесь от самого моря в глубь земли тянулись солончаки. По расчетам Кумика, они проплыли так не менее двух тысяч стадий, затем обогнули длинный низменный мыс[51] и двинулись прямо на север, причем никаких препятствий впереди не было видно. Тут уже и неграмотные товарищи заметили изменение курса. А ночью Кумик мог констатировать, что Полярная звезда поднялась уже на целую ладонь над горизонтом. Выход из Бирюзового моря в океан был у нее на высоте двух ладоней, о чем кормчий не преминул торжественно заявить товарищам. Зато берег совсем не радовал – сплошные бесплодные пески. Кроме того, возле берега оказались значительные коралловые рифы, заставившие финикийца взять мористее. На некоторое время ночные переходы пришлось прекратить. Рифы удалось благополучно миновать и двинуться на север, но еще через двое суток кормчий допустил оплошность: увидев впереди широкий проход в массиве суши, он объявил, что это пролив между материком и островом. Азиаты смело вошли в проход, но уже издалека увидели впереди сплошную зеленую полосу равнинного берега – это был просто большой залив.[52] Решили немного отдохнуть в этой плодородной местности, но здесь оказались обширные болота, весьма необычные для пустыни.

Целые сутки азиаты изо всех сил гребли против ветра, на юг, для выхода назад из залива, что многих удручало, затем они опять попали в полосу коралловых рифов. На этот раз они не прельстились возможностью пройти проливом (между прочим, настоящим), а отдалились на восток так сильно, что даже потеряли землю из вида. Это вызвало настоящую панику среди сухопутных моряков, и Кумику пришлось потратить много моральных сил, чтобы их успокоить, и не меньше – физических, чтобы вновь приблизиться к берегу. Дальше море оказалось свободным от рифов, что позволило возобновить круглосуточное плавание на северо‑восток. Обычно утром Кумик указывал своему преемнику какой‑либо ориентир на горизонте, а сам укладывался спать под навесом, по соседству с двумя выздоравливающими друзьями. При достижении цели Нафо будил кормчего, тот указывал новый ориентир, и так – до вечерней зари.

В то памятное утро финикиец передал вахту, указав прямо на севере невысокую гору типа усеченного конуса, а сам тут же уснул. Все товарищи уселись за весла. Было время прилива, легкая зыбь выдавала места над рифами у берега, и пожилой халдей решил немного отдалиться. Из‑за слабого ветра движение происходило медленно. Гора оказалась отделенной от берега полосой приливной воды, у прогалины бушевали настоящие водовороты. Наконец, «Дом» миновал гору, и Нафо уже хотел будить кормчего, когда его что‑то сильно смутило. Сколько ни вглядывался халдей на восток и на север, никакого берега видно не было. Словно гора слева оказалась концом света. Не на шутку оробевший, он кинулся к спящему Кумику. Тот ничего не понял из объяснений сменщика, ополоснул лицо водой и прошествовал на нос корабля. И правда, слева земля была, а впереди – нет. На секунду в памяти выплыл суеверный страх о злых силах, влекущих азиатов в преисподнюю, но он тут же сменился бурной радостью. Финикиец издал пронзительный, такой неподобающий его чину, крик, упал на колени и принялся неистово молиться своему морскому богу. Товарищи переполошились, побросали весла и столпились на носу «Дома». Хотя и по интонациям было ясно, что ничего тревожного нет, но слишком необычным было поведение человека, от которого зависел успех их плавания. Паладиг даже потряс товарища за плечо. Тогда кормчий вскочил и указал дрожащим пальцем на запад.

Только пристально вглядевшись, все увидели в синей дымке полосу земли, почти скрытую крутым северным склоном горы. Суша не исчезла, она только круто отвернула влево, к западу.

– Что это, ты говори толком! – крикнул ассириец прямо в ухо Кумику.

Кормчий сбивчиво объяснил, что они только что миновали самый край[53] суши, закрывавшей им столько дней путь на север. И они достигли, наконец, места соединения океана с Бирюзовым морем. Таким образом, Азия протягивала к Африке не палец, а громадный сапог, возле носка которого они сейчас находятся. Большинство товарищей слабо поняли эти объяснения, но то, что путь на север, к устью Евфрата, теперь открыт, всем было ясно.

Кумик немного лукавил: до горловины Бирюзового моря, по его же расчетам, было еще далеко, но слишком велика была тяжесть, до сих пор давившая на его плечи и совесть. Преграды, поставленной богом моря, больше не существует!

«Дом» выполнил крутой разворот и поплыл прямо на запад. Берег был обрывистым, а вдали просматривалась горная цепь. Кроме радости, поворот принес и трудности: если раньше преобладающие юго‑западные ветра были попутными, то теперь дули прямо в левый борт. Для позднейших многомачтовых парусников с полной оснасткой это вполне подошло бы, но для судна с единственным прямым парусом было только помехой. Пришлось парус спустить и продолжить путь на веслах. Впрочем, тяжелый труд вскоре получил облегчение. Кумик сразу заметил, что во время прилива возникает сильное течение к северу, а во время отлива – к югу. Теперь, чтобы зря не тратить силы, было решено грести дважды в сутки, а время встречного течения пережидать на якоре.

Уже вечером произошла первая встреча. Здесь, на берегах небольшого ручья, сбегавшего с гор, приютилось племя, судя по войлочным палаткам – кочевое. По образу и одежде они напоминали других местных жителей, но, к сожалению, найти с ними общий язык не удалось, а их знаки показывали только, что впереди никто не живет. Радостью было запастись пресной водой, а также обменять некоторые мелочи на козье молоко и сушеное мясо. В дальнейший путь было решено тронуться затемно, с приливом, а пока все улеглись отдыхать на берегу. Раненый сириец уже почти поправился, ходил самостоятельно и ужинал наравне с товарищами. Состояние травмированного товарища еще оставалось неважным – у него было сломано не меньше трех ребер, и выздоровление затягивалось.

Уже утром, когда плавание было продолжено, у Кумика возникло тревожное ожидание: слишком тихим и душным был воздух. Такое бывало обычно перед бурей. И очень скоро финикиец получил несколько дополнительных предупреждений: в виде окраски морской воды, небесного фона и исчезновения медуз в прибрежной полосе. Несколько утешало, что теперь «Дом» находился возле самого берега и можно было принять меры по дополнительной защите. Финикиец предупредил товарищей о грозящей опасности и предложил свой план.

– По‑настоящему опасным для нас является только северный ветер, способный унести корабль в открытый океан, где ждет голодная смерть. А наш обычный западный или юго‑западный ветер может угнать их в глубь Бирюзового моря, что нежелательно, но, в общем‑то, не очень опасно. На всякий случай следует посадить корабль во время отлива на мель и ожидать развития событий.