— Как ты это узнал? — спросил Сомбой.

— От одного твоего приятеля, от того, который тебе помогал, — от Шароле, которого я силой заставил говорить, сунув его в выгребную яму. Ты теперь понимаешь? Ты не умер, я тебя отыскал и сдержу мою клятву.

— То есть мне остается жить девять с половиной месяцев? — смело сказал Сомбой. — Итак, я не стану говорить.

Рыцарь наклонился и посмотрел ему прямо в глаза.

— И ты осмелишься шутить с Рыцарем Курятника? — произнес он. — Когда я говорю тебе о страданиях в продолжении двухсот сорока восьми дней, я говорю о самом страшном, самом ужасном, самом невыносимом страдании, какое когда-либо испытывало человеческое существо. Но ты не умрешь на протяжении этих двухсот сорока восьми дней — нет! Ты будешь жить против своей воли, но каждую минуту, каждую секунду ты будешь терпеть предсмертные мучения! Ты знаешь, кто я и что могу сделать? — прибавил Рыцарь, решительно поднявшись со своего места. — Подумай, чем это тебе грозит.

— А если я буду говорить? — спросил Сомбой.

— Если ты будешь говорить, то я попрошу душу моего отца освободить меня от данной клятвы и убью тебя без всяких мучений.

— Ты мне клянешься?

— Да.

— Если так — спрашивай, а я посмотрю, должен ли я тебе отвечать. О чем же ты хочешь меня спросить?

— Я спрошу тебя о том, кто помогал тебе совершить преступление на улице Вербоа, потому что ты не мог совершить его один.

— Дальше?

— Я спрошу тебя, кто ранил Сабину в ночь на 30 января.

— Еще?

— Я спрошу тебя, кому адресовано было письмо, найденное возле трупа одного из моих людей, убитого 1 февраля на углу улиц Отфейль и Корделье.

— Это все?

— Я должен также знать, кто спас тебя от смерти, и каким образом ты остался жив, если я убил тебя пятнадцать лет назад.

— Ты хочешь знать все это? — спросил Сомбой, качая головой.

— Да. Отвечай!

— Подожди. Прежде, чем я тебе отвечу, я должен сам тебя спросить. Клянусь тебе, что мы можем сойтись, это зависит от тебя. Ты узнаешь все, что ты хочешь знать, если согласишься выслушать мои просьбы.

— Говори, только скорее, — грозно сказал Рыцарь. — Знай, что этот дом окружен моими людьми, и что мне стоит только подать сигнал для того, чтобы мои распоряжения были исполнены…

— Вот что я от тебя потребую, — возразил Сомбой с полным спокойствием, — во-первых, чтобы ты возвратил мне свободу, во-вторых, чтобы ты отдал мне все деньги, находящиеся в твоих сундуках, в-третьих, чтобы ты отказался от Сабины, которую я люблю и которую хочу увезти с собой.

Рыцарь поднял свой пистолет.

— Если ты меня убьешь, — холодно сказал Сомбой, — Сабина и Нисетта умрут завтра.

— Они умрут завтра! — вскричал Рыцарь.

— Да, умрут, — повторил Сомбой. — Умру я или останусь жив, одни ли останутся эти девушки, или их будут охранять, они умрут через двадцать четыре часа, если я не поставлю преграду между ними и смертью, Ты думаешь, что держишь меня в своих руках, но на самом деле я держу тебя в моих.

Дуло пистолета поднялось к голове Сомбоя.

— Объяснись! — страшным голосом закричал Рыцарь.

— Когда я оставил этот дом сегодня утром в восемь часов, я дал этим женщинам яд, противоядие от которого знаю только я. Оставив их здесь, я старался предвидеть все, и ты видишь, что я сделал правильно.

— Отравлены!.. — повторил Рыцарь.

— Да, действие этого яда начинается через двадцать четыре часа после приема… Теперь час, яд был дан в восемь часов, получается, им остается еще девятнадцать часов. Если они примут известное мне противоядие, то будут жить.

— Если это так, почему ты не сказал мне об этом раньше?

— Потому что я хотел знать твои намерения. Теперь действуй. Убей меня, если хочешь, я отомщен заранее.

— Противоядие! — закричал Рыцарь.

Сомбой молча отступил на два шага.

— Противоядие! — повторил Рыцарь, подходя к Сомбою и по-прежнему держа его на прицеле.

Сомбой не отвечал и пятился назад.

— Признайся, что ты солгал, — продолжал Рыцарь, — признайся, что ты хотел сохранить свою жизнь, может быть, я оставлю тебя в живых.

— Я сказал правду, — ответил Сомбой, продолжая отступать назад под грозным дулом пистолета.

Рыцарь взмахнул пистолетом, Сомбой сделал еще шаг назад, но его спина уперлась в стену. Отступать было уже некуда.

— В последний раз: противоядие! — потребовал Рыцарь.

— Нет, если они в твоих руках, пусть умрут!

— Умри же и ты! — закричал Рыцарь и спустил курок.

Раздался выстрел, но Сомбой исчез. Он провалился в отверстие в полу, которое открылось под его ногами и сразу же закрылось над его головой. На стене было большое пятно крови. Сомбой, видимо, был ранен. Но была ли рана смертельной?

Рыцарь, отбросив пистолет, начал ощупывать стену и осматривать пол, чтобы найти секретную пружину, нажатую Сомбоем. Не найдя ничего, он бросился в переднюю, прокричал петухом, и дверь отворилась сама собой. Рыцарь выбежал из дома — человек в черной маске и в черной одежде стоял перед ним.

— Все выходы охраняют? — спросил Рыцарь хриплым голосом.

— Да, — ответил человек в маске.

— Велите поджечь этот дом, и чтобы ни одно живое существо не вышло оттуда.

Во дворе стояла лошадь. Рыцарь вскочил в седло и ускакал.

Пушки продолжали палить, и равнина Лез, недавно пустая, теперь была занята бегущими солдатами… Это бежали англичане.

XXXII. ПОБЕДА

— Да здравствует король! — кричало сорок тысяч человек.

С почерневшими ружьями, с окровавленными саблями, французские солдаты плясали… А между тем на этой равнине, залитой кровью, осталось около пятнадцати тысяч убитых. Англичане потеряли более десяти тысяч, французы — четыре тысячи. Людовик XV проезжал по рядам, поздравлял солдат, пожимал руки офицерам, целовал генералов… По всей линии слышались победные крики, и когда проезжал король, знамена, пробитые пулями, склонялись, раненые приподнимались и махали руками. Это сражение, выигрываемое в одиннадцать часов, проигрываемое в час, и опять выигранное в два часа, было самым знаменитым в царствование Людовика XV. Восторг был всеобщим.

— Где маршал? Где он? — спрашивал король, который еще не видел Морица, графа Саксонского.

— Государь, вот он! — сказал дофин.

Маршал, почерневший от усталости, подъехал к королю. Он соскочил с лошади и упал на колени перед Людовиком XV.

— Государь, — произнес он, — я могу теперь умереть. Я хотел жить, только чтобы увидеть вас победителем. Теперь, государь, вы знаете, от чего зависит исход сражения.

Король сошел с лошади и сам поднял Морица. Он горячо поцеловал его, и восторженные крики раздались еще громче.

В это время прискакал галопом Ришелье, покрытый пылью и кровью, в разорванной одежде. Людовик XV протянул ему руку.

— Герцог, — сказал он, — я никогда не забуду, какую услугу вы мне оказали сегодня.

Ришелье поцеловал руку короля.

— Государь, — ответил он, — позволите ли вы мне представить вашему величеству двух человек, которые первыми ворвались в ряды английской колонны.

— Да, конечно! — ответил король.

Ришелье соскочил с лошади, побежал к полку гренадеров, и, схватив одной рукой гренадера, а другой — лейб-гвардейского сержанта, быстро потащил их за собой.

— Вот они, государь! — закричал герцог.

— Ролан Даже! — с удивлением сказал Людовик XV. — А вы хотели, чтобы вас убили.

— Государь! — взволнованно ответил гренадер. — На этот раз мне не удалось.

— К счастью для вас и для меня, господин гренадер. Для меня — потому, что у меня в армии остался храбрый солдат, а для вас — потому, что я награжу вас так, как вы этого заслуживаете.

Он дал поцеловать свою правую руку Ролану, который стал на одно колено.

Даже, парикмахер, со слезами на глазах, стал на колени с другой стороны и, схватив левую руку короля, прижал ее к своим губам.

Людовик XV повернулся к лейб-гвардейскому сержанту, который ждал неподвижно в стойке «смирно».