Изменить стиль страницы

Но Ур Фта понимал лишь через два слова третье и едва ворочал языком, пытаясь вразумительно отвечать своему собеседнику. Наконец, он вовсе перестал собою владеть и несомненно повалился бы прямо на руки предупредительных придворных, если бы не взрыв света в глазах, в долю лума вернувший ему бодрость и ясное разумение.

Однако, открыв глаза, он не увидел ни шумного пира, ни баловницы Мешвиллы, ни добродушного Астлаха. Пред ним простирался луг во множестве проталин, уже пестреющих пробившимися ростками новой травы; из-под ног убегала дорога с осевшим по краям и поддающимся теплу снегом, а неподалеку сверкали в лучах повеселевшего солнца стены и башни Айзура. И Ур Фта догадался, что от усталости и под действием чудесного напитка разжал пальцы левой нижней руки и выпустил второй альдитурд.

Зато теперь он почувствовал прилив сил и бодрости и зашагал по дороге в город, беззаботно размахивая всеми четырьмя руками. Ему еще только предстояло узнать о последнем подвиге славного Витязя Посоха и о том, что именно он, согласно праву и долгу, взойдет на тсаарнский престол, и о том, что славная Вац Ниуль успела вытащить из страшной Долины Кронгов не только живого, но и мертвого, а Нодаль, узнав о том, что ее стараниями тело Ал Грона Большеносого хранится высоко в Галузских горах, прикажет перевезти его в Сарфо, устроит пышные похороны и собственноручно столкнет в воду останки героя в атановом клузе; и о том, что почтенный Нирст Фо не зря отправился на Черные Копи, что и ему удастся похоронить своего сына по обычаю; и о том, что Трацар, прежде чем благополучно опуститься по Синему Винту на землю Лардалла в объятья своей Алчиры, оставил в Айзуре несколько чудесных подарков для Властелина Галагара, ничем не уступающих путевым альдитурдам.

Но одно знал Ур Фта совершенно точно, в одном был твердо уверен – что ждет его в родном городе прекрасная, смелая, разумная и горячо им любимая девушка по имени Чин Дарт, что для нее, вовсе не избалованной с детства всеобщей любовью и негой, не будет тяжела бурхада царицы и со временем, если его не торопить опрометчивыми поступками, обязательно окажется рядом с Властелином Галагара – не потому, что забудет своего Ал Грона, а потому, что поймет (как сказано в одном из древних эрпаралов) :

В волнах Океана со славой
Покоиться павшим героям,
А нам то, во имя чего
Погибли они, продолжать.

И, может быть, для того, чтобы предаться мечтам о желанном времени исполнения желаний, Ур Фта решил еще немного побыть в одиночестве. Он остановился в воротах Айзура и отдал распоряжение первому попавшемуся мальчишке. Тот, зажав в кулаке царский перстень, кинулся бегом по улице и вскоре вернулся, ведя по уздцы черного, как смола мубигала, гаварда. Ур Фта похвалил мальчишку за смышленость и расторопность, щедро его одарил и, вскочив на гаварда, умчался прочь по дороге, ведущей в горы.

Задолго до темноты он приблизился к Ализандовому гроту и, спешившись, вдруг услыхал треск костра и возбужденные голоса, доносившиеся оттуда.

Подкравшись поближе, он осторожно выглянул из-за полупрозрачных стволов и присмотрелся к тем, кто так неожиданно расстроил его одиночество и сладостные мечты.

У костра веселье было в самом разгаре: мелькали кружки с рабадой, на вертеле готовилось жаркое, судя по запаху – из мяса шарпана.

Прислушавшись к голосам пирующих охотников, Ур Фта беззвучно рассмеялся и произнес про себя:

– На этот раз им больше повезло!

В тот же лум оживление у костра пошло в гору и какой-то низкорослый юнец вскочил на ноги, размахивая мечом.

– «Луч», «лестница», «кочерга»! – кричал он во все горло. – Неплохо, а? Жаль, топора не прихватил с собою – поглядели бы, как я с ним обращаюсь. Братец мой, увалень косорукий, и в подметки мне не годится! А нос задирает выше видраба! Конечно, он теперь у нас герой Буйного луга, участник двух войн. Правда, заметьте: как был простым дюжинником, так им и остался! Да будь я на его месте… Вот, скажи, дружище Эф Тун, разве так уж важно, что мы родились на две зимы позднее Великого Ур Фты Миротворца? Ведь он же был товарищем во всех наших играх и потешных сражениях! А теперь нате вам – всеобщее примирение, и неизвестно, дождаться ли нам вообще настоящей битвы! Да что там настоящей! Завтра – Золоват, и то не для нас! Жди еще целую зиму!

– Жди, нетерпеливый Зи Аль, – прошептал Ур Фта. – Жди и не сетуй понапрасну. Кто знает, какие страшные сражения еще могут выпасть на твою долю!

Он уже смирился с тем, что здесь ему не удастся наслаждение одиночеством, и, решив, по крайней мере, отведать свежей шарпанины, неожиданно вышел из-за деревьев и издал громогласный охотничий клич, заставив юных бражников в изумлении обернуться.

Может быть, и ты изумишься, да только ничего не поделаешь: здесь завершается последний урпран книги «Кровь и свет Галагара».

ЗАВЕЩАНИЕ КОНРАДА ЛИНЦА

«Я, слава Богу, не ученый, то есть не из тех людей, что ставят с большим увлечением маленькие искусственные, порой опасные, но от этого не менее смехотворные, опыты. Они забывают при этом следить за ходом одного действительно и единственно грандиозного эксперимента, предметом или участником которого оказывается любой родившийся на Земле человек и в результате которого рано или поздно достигается Истина. Но в том-то и заключается главный вопрос человеческой жизни: рано или поздно?»

Под этими словами Конрада Линца смело мог бы подписаться и я. А потому мне и в голову никогда не приходило пытаться раскрыть тайну Галагара, прибегнув к научным методам. Я даже не задавался вопросом, вымысел или правда то, что мне известно о нем. Думаю, как и в случае с бароном Мюнхгаузеном, это просто было бы некорректно.

Даже если мы имеем здесь дело с чистейшей фантазией незаурядного литератора, каковым несомненно следует признать Конрада Линца, та сила, с которою плод этой фантазии действует на наши чувства и разум, заставляет всерьез задуматься о реальности вымысла.

По крайней мере, сам носитель этих пpавдивых или пpидуманных обpазов, – хотя ни мне, ни, вероятно, кому-либо еще на Земле не известно, жив он до сих пор или уже умер, – безусловно, лицо реальное. И чтобы рассеять всякое сомнение, могущее возникнуть на этот счет, я расскажу здесь коротко и без прикрас о моей единственной, но чрезвычайно знаменательной встрече с удивительным человеком по имени Конрад Линц.

Это случилось в июле 1988 года (обратите внимание на то, что меня не смущает довольно точное указание даты, без труда позволяющее установить подлинность упоминаемых мною обстоятельств) . Как раз накануне я принял решение навсегда оставить карьеру школьного учителя, которая по истечении семи лет, накрытых сеткой расписания уроков, показалась мне бесплодной и не сулящей ничего, кроме дальнейшего ухудшения здоровья от недосыпания и стрессов. А поскольку к тому времени я уже достиг некоторых результатов в своей литературной деятельности наедине с ящиком стола, то, порвав с педагогикой, новый роман завязал с журналистикой.

Легкомыслие этой «дамы» признается всем человечеством, что позволяло надеяться – и надежда моя оправдалась – на безнаказанное продолжение моего адюльтера с вольной изящной словесностью, не требующей информповода, проверки соответствия фактам и прочей белиберды, угнетающей верных своему делу газетчиков.

Поэтому я, не раздумывая, подал заявление об уходе, как только обнаружилась подходящая вакансия. Директор школы, принимая мой меморандум, которого не могла отменить обязательная отработка, ибо впереди был двухмесячный отпуск, вздохнул с нескрываемой завистью.

А я не преминул усилить эффект, помахав заграничным паспортом и сообщив о предстоящей поездке в Югославию, тогда еще бывшую благодатной страной, продававшей советскому туристу двести тысяч динаров за пятьдесят целковых.

Это удивительное путешествие, а точнее теплоходный круиз по Дунаю с промежуточной автобусной вылазкой по маршруту «Белград-Дубровник-Сараево-Белград», на самом деле одна из довольно странных случайностей, какими, в той или иной степени, пестрит жизнь любого человека, и не только рожденного в СССР. Путевкой меня (правда, за мои же, в основном, деньги) наградил коммунистический союз молодежи, причем наградил за мою борьбу против него же на идеологическом фронте в доперестроечные времена. Впрочем, может, правильнее сказать – за его борьбу против меня. Лично я-то всегда предпочитал лояльность с большой фигой в кармане.