След, всё ещё продолжал сиять медленно угасая, как будто прочерченная по линейке молния, когда весь юг, уже успевший потемнеть, вдруг зажёгся заревом. От горизонта до горизонта. И в этом зловеще разгорающемся зареве было нечто страшное. Полыхнули каким — то нереальным светом низкие облака и вдруг, из — за горизонта… Было такое впечатление, что солнце вдруг решило взойти на юге.

Яркий, всё усиливающийся свет, залил город. Быстро перешёл в багрянец и дальше медленно угас. Теперь над горизонтом явственно виднелся клубящийся огнём гриб.

И тут пришла ударная волна.

Ближайшие небоскрёбы взорвались тысячами алых, в свете вылезающего из — за горизонта огненного гриба, осколков. Все стеклянные окна мгновенно вылетели и раздробились в тучу битого стекла, которую тут же подхватил вал ударной волны катящийся от эпицентра.

Накатил треск и грохот, смешавшийся со звоном вылетающих окон, рушащихся на землю крыш, сметённых начисто с домов, грохотом обрушивающихся конструкций, не рассчитанных на такие удары стихии.

Но почти одновременно с воздушной волной, пришла и сейсмическая. Фундаменты небоскрёбов от её удара треснули и здания в десятки и сотни этажей, уцелевшие от удала волны воздушной, сложились лишившись надёжной опоры, как карточные домики. Осели в стремительно поднимающуюся снизу гигантскую тучу пыли, всё ещё гоняемую откатом воздушной волны. Здания поменьше уцелели. Но даже они получили повреждения достаточно серьёзные, чтобы представлять опасность обрушения.

Над городом всё выше вздымалась огромная туча пыли, почти полностью закрывая и небо, и потускневший гриб, торчащий из — за горизонта.

На улицы в панике начали выбегать люди. Кто вытаскивал раненых, кто барахло, а кто откровенно, пользуясь моментом, занялся мародёрством. Последнему очень способствовала тьма, накрывшая город окончательно.

Наконец, где — то на окраинах включились аварийные генераторы, что были при некоторых предприятиях, и весь бедлам, царивший на улицах хоть чуть — чуть, но стал подсвечиваться светом дальних фонарей.

Светом слегка помогала и, светящая из — за туч, луна. Ещё больше свету добавили разгорающиеся в нескольких местах пожары.

Сергей подхватил ошалевшего от всего происшедшего Расжака и потащил его к ближайшему месту где требовалась их помощь. Осмысленная деятельность быстро прочистила мозги. Люди вокруг, видя их пример, сами быстро начали приходить в себя и работа по спасению оказавшихся под завалами, наведению порядка закипела.

К утру, почти всё, что надо было сделать немедленно, было сделано. Валящиеся от усталости курсанты начали стягиваться к побитым зданиям своей альма — матер, где командование приняв их пересчитывало, составляло списки уцелевших и пострадавших и отправляло их кого куда. Кого отдыхать, а кого заворачивала в помощь всё ещё работающим спасательным командам.

Каждый на происшедшую катастрофу реагировал по разному. Прошедшие Лагерь курсанты, познавшие лихо, в целом справились неплохо. Хотя и среди них находились такие, к ладоням которых кое — что прилипло в ходе спасательных работ. Таких старались выявлять и скоро на гауптвахте скопилось некоторое количество таких нечистых на руку. Также с ними попали и некоторые местные жители, попавшиеся на мародёрстве. Их замели как бы походя — «за компанию».

Были и такие, что испытав шок, впадали в панику. Впадали в ступор. И тех и других приходилось приводить в чувство подручными средствами. Где алкоголем, где «лечебными» зуботычинами.

Сергей с Расжаком своей лихорадочной деятельностью быстро стали центром объединения всех, кто мало — мальски сохранил способность здраво мыслить и поступать. Очень скоро они вдвоём командовали сразу несколькими группами людей и курсантов, ведущих спасательные работы. Потому они на сбор пришли одними из последних.

Впрочем, об их деятельности были наслышаны, поэтому к ним никаких претензий не возникло.

На следующий день, когда пожары были потушены, основные завалы расчищены, найдены и извлечены почти все пострадавшие, начался самый тяжёлый для многих период.

Период осознания происшедшего. Проспавшиеся после тяжких трудов и бессонной ночи курсанты, стали сбиваться кучками и пытаться осмыслить то, что произошло. В условиях дефицита информации это было сложно. Тем более, что теле и радиовещание в зоне средней тяжести поражения, к которой относился городок в котором они находились, ещё не восстановили.

Начались пересуды и версии, которые ходили из уст в уста были одна другой фантастичнее. Тем не менее, самая ходовая — «на нас напали баги». Всё вертелось вокруг этой «главной» версии.

Расхождения были в одном — каким образом был нанесён удар. Ядерное оружие? Корабль — брандер? Астероид?

Были и совершенно фантастические версии, но привыкшие к чисто военному мышлению курсанты, отметали их просто по привычке.

Сергей в жаркие дискуссии, разгоревшиеся вокруг версий происшедшего, не вмешивался. Сохранял мрачное молчание. Как обычно в такой среде, его молчание было истолковано превратно — полное отсутствие здравых соображений. Но на самом деле просто Сергей не мог с ними поделиться и своим знанием, и своими соображениями.

Первая собственная реакция на происшедшее, Сергея удивила.

Не страх, не шок, а обида.

Видно, он был слишком хорошо готов к подлостям развивавшейся войны и вообще катастрофы на Ёс, что страх и шок его миновали. Но то, что было очевидно — и спецы Ирби, и спецы каллистян просчитались. Расчёт их миссии был построен на том, что они успеют закончить службу до развития войны в горячую стадию. И уже находясь вне Армии, в политике, смогут выйти на уровень, дающий им возможность сорвать планы развёртывания полномасштабной войны. Служба, по этим расчётам, давала возможность охватить нужными настроениями и часть Армии, чтобы когда дело дойдёт до захвата власти, Армия не могла бы выступить достаточно эффективно против «заговорщиков».

Видно недооценили они подлости и беспринципности элит Ёс. Вот это и было особенно обидно. Становилось ясным, что для того, чтобы остановить катастрофу, придётся прорываться уже через структуры Армии. Причём в условиях резко ухудшившихся.

Соответственно и прогноз развития ситуации резко ухудшался. Шансы предотвратить самое худшее — гибель и Ёс, и окружающих колоний, — резко упали.

Сергей отстранёно наблюдал за жарко спорящими курсантами, а сам размышлял над тем, понимает ли элита, что действия её самоубийственны? Что она вот так, последовательно, готовит гибель всей цивилизации Ёс?

Скорее всего не понимает. А если и понимает кто — то среди неё, то меньшинство. Хотелось бы знать каково это меньшинство и насколько можно рассчитывать на него. Может быть как раз они и станут тем небольшим, но тормозом, который достаточно притормозит развитие ситуации на Ёс, чтобы десантники успели сделать своё дело по предотвращению катастрофы?

Недостаточно информации…

А если оценивать вероятности, то наиболее вероятен вариант, когда десантники просто не успеют ничего применить из того, что было у них в планах и «загашниках». Ни методов, ни средств. Теперь, в условиях войны, погибнет и часть того контингента людей, которых они уже успели «заразить» новой философией. Как бы ни сильна была эта Философия Жизни, но против физического уничтожения, она уже никак не вытянет.

Эх! ещё бы чуть — чуть, и распространение этой философии стало бы уже необратимым. Критическая масса людей, разделяющих её, была бы уже достигнута.

И что хуже всего было, так это то, что теперь Сергею почти наверняка придётся участвовать в убийстве разумных. Эта перспектива его особенно удручала и рвала душу на части.

Почти устоявшийся сплав двух личностей — Диего и Сергея — снова пришёл в движение. Взаимодополнение качеств и опыта личностей прекратилось и они вступили в конфликт.

Весь опыт Диего говорил, что надо сражаться против багов, и на этой основе пытаться что — то сделать для остановки кошмара. Разумом Сергей понимал, что так и надо, так придётся. Но культура, его убеждения и воспитание, поднимались на дыбы, требуя немедленного выхода из создавшегося положения. Нельзя было убивать разумных.