Изменить стиль страницы

1981

"Возьмите горсть земли"…

Возьмите горсть земли

и возле сердца спрячьте.

Меж сердцем и землей

невидимая нить

протянется сквозь все

преграды, неудачи

и родину в душе

поможет сохранить.

Возьмите горсть земли,

а сможете — возьмите

курган, Сапун-гору,

библейский Арарат…

Не дайте их сгубить

и сердцем заслоните.

Вы сохраните их,

они — вас сохранят.

Мой сан-францисский друг,

 пока не стало жарко,

пока не поздно, нам

пора в сердца вместить

ты — западное,

я — восточное полушарие.

Быть может, землю

так сумеем сохранить.

1983

Звездочка

По деревне пойдешь —

на всех избах звездочки,

а в окошках матери — светлее лампад.

Что не возвращаются сыновья да дочечки?

Очи проглядели —

                   душами глядят.

Пол-Европы обойди —

большаки да тропочки.

Что за небывалый здесь был звездопад? —

обелиски подняли горячие звездочки,

а под ними —

косточки бессмертных солдат…

Сколько тебе лет,

                         маленькая звездочка?

Как тебя по имени, тихая звезда?

Это где видано —

                 изба пуста, как гнездышко… Э

то где слыхано —

                  мать — сирота…

По России пойдешь —

                        звездочки, звездочки…

Легче идти по Млечному Пути.

Больше звезд не надо,

хватит с нас, господи,

 места нет свободного на груди…

1983

«NON EXEGI MONUMENTUM»

Поэма

Если бы я любил отечество одним граном меньше, то уже погиб бы.

Г. С. Батеньков

«Себе я не воздвиг литого монумента» — так с горькой иронией перефразировал строчку знаменитой тридцатой оды Горация выдающийся гражданин, декабрист Гавриил Степанович Батеньков.

Если Державин и Пушкин просто варьировали «Памятник» Горация, то Батеньков, оглядываясь на свою жизнь, решил эту тему с горьким откровением и смелостью, вероятно не думая, что и жизнь его, и его стихи — в том числе эти — пусть с опозданием, но будут восприняты потомками как Памятник. И даже горестное автопризнание не сможет убедить никого в обратном.

Герой Отечественной войны 1812 года, человек большого гражданского таланта, высокой чести, глубоких знаний и явного поэтического дара, Г. С. Батеньков был значительной фигурой среди декабристов, он был реформатором, то есть относился к разряду главных врагов самодержавия — мечтал об отмене крепостного права, о введении конституции.

Двадцать лет одиночки в Петропавловской крепости и еще пять лет на поселении в Томске — вот вехи трагического пути Г. С. Батенькова. Его спасла Поэзия. Уже после освобождения он переносил на бумагу, восстанавливая в памяти, написанное в камере-одиночке. После амнистии 1856 года ему было позволено вернуться в Европейскую Россию, он поселился в Калуге, где и умер в возрасте семидесяти лет, прожив на свободе всего семь лет.

Стань Батеньков поэтом еще до Восстания, он наверняка был бы причислен к поэтам-декабристам, та

ким, как Рылеев, Кюхельбекер, Одоевский, Глинка, Катенин… Но он пришел к поэзии в заключении. Долгие годы его стихи были неизвестны, Батеньков-поэт существовал как бы отдельно от Батенькова-декабриста. Но всякая несправедливость имеет предел.

В 1978 году в издательстве Московского университета вышла книга А. А. Илюшина «Поэзия декабриста Батенькова». В этой книге не только исследование, но и стихи. Автор книги, на мой взгляд, точно определяет его место в российской поэзии: «Батеньков — одно из важнейших «звеньев», которого остро недоставало для того, чтобы возникла реальная связь между двумя гениальными экспериментаторами: «Тредиаковским и Хлебниковым. Благодаря его творчеству становится ясно: бесконечно многообразная русская поэзия знала, наряду с хорошо известными нам типами поэта-трибуна или поэта-мыслителя, еще и тип поэта-экспериментатора».

Любимый глагол Батенькова был — «искать». Дух реформатора сказывался не только в государственном, но и в словесном. Стихи его драматичны, гражданственны и по своей лексике современны. Это поэт удивительный.

Хочется, чтобы его знали больше, прежде всего — молодежь. Хочется, чтобы появилась его книга.

1

Себе я не воздвиг литого монумента

Г. Батеньков

Не в памятнике суть.

                      Все дело в пьедестале,

который — жизнь.

Кто как ее сверстал, 

таков и пьедестал.

                          Вы кенарем свистели 

иль Время, как трубу, вас поднесло к устам?

Не зря на пьедестал

                         кладут потомки розы.

Так, вулканически вознесены,

все памятники

                    сохраняют

позы

времен,

которыми они порождены.

Какой же монумент

                   быть должен у поэта,

который двадцать лет по тюрьмам прострадал?!

Он скажет:

              «Non exegi monumentum» —

и обезглавленным оставит пьедестал.

Иль, может быть, судьба,

                              распоряжаясь жизнью,

в литье колоколов его металл дала.

Сыра земля, изложница-отчизна,

 как горестны твои колокола…