— Ну ужъ это я не понимаю.[81]

— Женился Позднышевъ какъ всѣ. Работалъ въ университетѣ, работалъ потомъ, добился своего. Потомъ заговорило это чувство. Встрѣтились. Она молода, красива, очень красива,[82] съ состояньицемъ, въ пансіонѣ была, не доучилась. Локоны, платьицы модныя, хорошенькая, глупенькая, добренькая, главное — хорошенькая. Чтожъ, думаетъ, развѣ я не человѣкъ? Кромѣ моей химіи, есть тамъ еще эти радости, красота, любовь.[83] Чтожъ, я такъ и буду глазами хлопать, пока другіе разберутъ, да и года пройдутъ? Нѣтъ, дудки, и моя денежка не щербатая. Взялъ, женился. Все продѣлалъ какъ надо. Всю собачью сватьбу. Онъ домострой? При домостроѣ, когда женили по волѣ родителей, и не видали невѣсты, и романсовъ не было, тогда и перины, и бѣлье, и платья, и смотрины — все чисто и честно. Но у насъ, когда въ душѣ-то у всѣхъ, кто участвуетъ въ сватьбѣ, одна собачья сватьба, когда и въ таинство-то не вѣрятъ (онъ ученый, стало-быть, не вѣ[ритъ], тогда всѣ эти постели, бѣлье, халатъ, туалеты, капоты, шоколады — вѣдь это просто пакость. Ну, продѣлалъ всю эту пакость, женился и узналъ, что кромѣ химіи еще вонъ какія пріятныя штучки есть. И понравилось, очень понравилось. Пойдетъ, работаетъ, вернется, а дома, вмѣсто пыли, скуки, прелесть, грація, изящество, красота, наслажденіе.[84] Чего лучше? Какъ, думаетъ, я давно не догадался? Такъ и думалъ, что кромѣ этихъ всѣхъ удовольствій ничего не будетъ. Анъ съ первыхъ же недѣль явилось новенькое и совсѣмъ неожиданное. Явились слезы, досады, требованія чего то для себя такого, что не сходилось [съ] тѣмъ, что нужно было для него. Случилось, какъ это всегда случается, что то подобное тому, что вы бы испытали, если бы вы завели себѣ удобство — кресло у камина, чтобъ отдыхать, и вдругъ кресло поворачивается кверху ножками и заявляетъ свои желанія — какія? — поиграть, отдохнуть. Вы удивляетесь, какъ можетъ кресло чего то для себя желать. Ведь оно — кресло. Вы поворачиваете кресло, хотите сѣсть, а оно опять свое. Вотъ тоже со всѣми бываетъ. И начинается разладъ, ссоры. Да какія ссоры! Такія, какія бываютъ между людьми, которые совсѣмъ не понимаютъ, не хотятъ понимать требованій жизни другъ друга. И эти ссоры озадачиваютъ: какъ такъ? Была такая сильная любовь 6 часовъ тому назадъ, и вдругъ ничего не осталось — кресло было мягкое, покойное, и вдругъ торчатъ одни рожны. Не можетъ же быть, чтобъ была такая сильная любовь, и ничего не осталось, хоть кусочка. Хвать-похвать, ничего нѣтъ, ни капельки. Совсѣмъ чужой озлобленный человѣкъ, и начинается потасовка. Вѣдь это секретъ, который всѣ другъ отъ друга скрываютъ, но всѣ знаютъ. Начинаются ссоры, злоба, какъ между звѣрями, и тѣмъ сильнѣе, чѣмъ сильнѣе было то, что называется любовь. Такія злобы, которыя доводятъ до искренняго желанія смерти себя и ея, его и себя. Такъ и идетъ, пока опять обманъ страсти не заслонитъ. Такъ шло. А кромѣ того явилось и еще неожиданное обстоятельство, а именно то, что онъ, устроивъ себѣ удовольствіе, не разсчиталъ, что охотниковъ на эти удовольствія очень много, да еще такихъ умныхъ людей, которые нетолько знаютъ, что иногда очень пріятно жить съ женщиной, но знаютъ еще и то, что для этаго не нужно всѣхъ этихъ хлопотъ и непріятностей, связанныхъ съ женатой жизнью. А что гораздо пріятнѣе и безъ хлопотъ собирать сливочки съ того подоя, который другіе устроятъ. Жена была прекрасивая, знаете, съ вызывающей замѣтной красотой. Ну и замѣтили тѣ-то, болѣе умные. Вотъ одинъ изъ этихъ болѣе умныхъ и взялся за дѣло. А! Да. Ну вотъ тутъ и начинаются всѣ эти вопросы, какъ разойтись по согласію, по свободѣ. Какъ разойтись такъ по свободѣ, что вотъ имъ — онъ указалъ на прикащика — понадобилась ваша вотъ эта рука, такъ чтожъ, — очень просто. Чѣмъ стѣсняться, пускай онъ возьметъ мою руку да и пойдетъ. У него будетъ три руки, а у меня одна. И я спокойно такъ и отдамъ. Вотъ и началось это, что по вашему такъ просто рѣшается. Главная трудность просто то рѣшать та, что никогда вопроса не ставится. А чортъ его знаетъ, хочетъ моя жена обмануть меня, обманула ли ужъ давно или вотъ только приладилась сегодня обмануть? Это никто не знаетъ — ни мужъ, ни жена, ни тотъ, кто чужую жену караулитъ. Онъ говоритъ: «авось, нынче подвинется дѣло». У него это дѣломъ называется. А жена говоритъ себѣ: «какія-то странныя чувства и хорошія, какъ люблю», а кого, сама не знаетъ. А мужъ думаетъ: «нѣтъ, это мнѣ показалось»; а черезъ минуту думаетъ: «это удивительно, что я не видалъ, что у нихъ ужъ все кончено». А черезъ минуту думаетъ: «а можетъ быть, и нѣтъ. Надо не думать». И начинаетъ заниматься тѣмъ, чтобы не думать о бѣломъ медвѣдѣ. Пріятное занятіе. Кто не испыталъ, тотъ пріятности этой понять не можетъ.

Вотъ это то и началось. И пошло, и пошло, и пошло. Такъ шло 2 года. Оказалось, что удовольствіе то — удовольствіе, и пріятности и удобствъ много, но и жестко. Ухъ, жестко![85]

— Она была женщина безъ образованья, — сказала дама.

Опять онъ разсердился на даму и, не глядя на нее, отвѣчалъ господину съ хорошими вещами:

— Образованья она была того самаго, при которомъ женщины про себя говорятъ: женщина образованная. Вѣдь если женщина по англійски говоритъ, она про всѣхъ тѣхъ, которые не говорятъ, говоритъ — необразованные, а если она, помилуй Богъ, про естественный подборъ знаетъ, тогда всѣ необразованы. Она знала про подборъ. Онъ развивалъ ее, давалъ ей читать, самъ читалъ съ ней. Она читала, поднимала вопросы, особенно въ присутствіи тѣхъ умныхъ, которые ее караулили. Это все было, но это была все ложь. Онъ зналъ, зачѣмъ онъ ее взялъ, — развитія ему ее никакого не нужно было. А такъ ужъ заведено такъ, для приличія развивалъ. И она знала, что она, и зачѣмъ она нужна, и въ чемъ ее сила, и такъ только дѣлала видъ, что ее что-нибудь интересуетъ. Интересовало ее (У!), бѣдняжку, одни ее лицо, и тѣло, и его покровы, и дѣти. Былъ ребенокъ. Ну чтожъ, ребенокъ тоже очень красиво: и колыбель, и ванночка, и платьицы — все занимало, но и въ дѣтской кокетничала очень хорошо. Такъ что нельзя разобрать было, что она моетъ, чтобы вымыть, или чтобы локти свои бѣлые показать, и ласкаетъ, что[бы] приласкать или рядомъ свою голову съ головкой ребенка поставить.

Такъ шло, шло и дошло, что что-то какъ будто случилось.

Да и случилось такъ, что нельзя было знать, случилось или не случилось. Для мужа осталось не то что тайной (кабы тайна, лучше бы), а то все тотъ же бѣлый медвѣдь, про котораго надо не думать, чтобы не разорвалось сердце.

— Да чтожъ случилось?

— А вотъ что: было дѣло на дачѣ. У! (Я тамъ же жилъ). Жилъ съ ними рядомъ художникъ. Милый такой мальчикъ, одинъ изъ тѣхъ, что поумнѣе, тѣ, которые и безъ женитьбы устраиваются, лѣтъ 28, хорошенькій, бѣлый, глазки блестящіе, голубые, губки красненькія, усики съ рыжинкой. Ну, чего же еще? Писалъ онъ все какія то деревья съ желтыми листьями и все съ мѣста на мѣсто ходилъ съ своимъ мольбертомъ въ шляпѣ и пледѣ. И познакомился съ ними и бывалъ.[86] Все та же началась эта паутина, которая стала обматывать его со всѣхъ сторонъ и въ которой онъ все больше и больше путался. Все тоненькія ниточки, совѣстно ихъ разрывать — за что? Но одна за другой, одна за другой, и не успѣлъ оглянуться, какъ ужъ онъ весь запутанъ по рукамъ, по ногамъ. Она любитъ живопись, еще въ пансіонѣ оказывала способности, но не было руководителя. Начинала нѣсколько разъ, но тутъ какъ не воспользоваться такимъ удивительнымъ случаемъ? Знаменитость, и такой любезный, услужливый, и такая простота. Никакихъ интересовъ нѣтъ, очевидно, между ними, кромѣ высокаго искусства. Ахъ, какая прелесть это пятнышко, какъ свѣжо. Покажетъ мужъ признакъ ревности, чуть выпуститъ когти, сейчасъ же оскорбленная невинность, намеки на то, чего и въ мысляхъ не было. «Только вызываетъ дурныя мысли». И спрячетъ опять ревность. А она есть. Простота отношеній удивительная, ровность, веселость, шутливость. Присутствіе мужа ни на волосъ не измѣняетъ простоты тона. И мужъ принимаетъ этотъ же тонъ, а въ душѣ адъ. Разъяснить дѣло нельзя, не выдавъ себя. Начать разъяснять хоть съ ней — значитъ снять запоры съ звѣрскаго чувства. А не разъяснить вопросъ — еще ужаснѣе. Главное дѣло, вѣдь самое ужасное въ этихъ случаяхъ то, что онъ видѣлъ, что то самое, что она для него — услада нѣкоторыхъ минутъ жизни, то самое она должна еще въ большей степени быть для другихъ. И то самое, что онъ для нея, для нея въ сто разъ больше должны быть другіе и по новизнѣ и просто по внѣшности.[87] По здравому смыслу ей надо предпочесть того. Внутреннихъ преградъ вѣдь никакихъ мужъ ни за собой не знаетъ, ни за ней. Стало-быть, ей надо это сдѣлать, если она будетъ не дура. Одна помѣха — это огласка, худая слава, непріятности, стало-быть, она должна сдѣлать такъ, чтобъ никто не узналъ. А если она такъ станетъ дѣлать или уже сдѣлала, то я не узнаю.